И Мсье Розетт. Разве мог я мечтать о большем? Чудо. Большое чудо. Чудо, в которое я уже потерял веру. Прохожий под моим окном. Человек, который меня слушал. Человек, который занимается со мной.
Он настоял на занятиях у него дома, а не в студии Мсье Шонсье. И только когда я увидел Луи я понял почему. Хотя это до сих пор вызывает подозрения у моей матери.
Я бы умер, если бы она запретила. Я бы умер. Но отец помог мне. В самом деле, что мне сделает Мсье Розетт? Он слишком известен.
Слава Богу, Слава Святой Троице, я здесь. Я с ним. Он слушает меня. Однажды он даже сыграл мне Бетховена "Fur Elise". Возможно, это было все, чего я хотел.
Я радуюсь каждой минуте проведенной с ним и Луи. Когда он слушает меня, мне кажется, я могу все. Мне кажется, моя музыка наполняется тем, чего мне не хватало. Среди этих солнечных бликов на красной коже рояля я нашел какое-то великое откровение. И, как любая необъяснимо-огромная истина, это откровение укладывается в четыре банальных слова: я играю для него.
Это все.
Это значит, что когда я играю, моя музыка значит для меня его улыбку. Моя музыка становится осмысленной. Она несет в себе красоту – для него. Моя музыка нравится мне, потому что она нравится ему. Или даже не так… это невозможно объяснить словами. Но весна заторопилась вокруг. Голоса людей стали громче, краски – насыщеннее, очертания – резче. Солнце стало ярче и теплее. Весна стала весной.
Я как будто ожил. Я не знаю в чем секрет. Нет, конечно, секрет в волшебных четырех словах. Но… я не знаю почему. Как будто бы с моей души сняли тяжесть…
Ту самую тяжесть бесцельности собственного существования. Бесцельности моей музыки. Пропал страх того, что будет. Все решилось так… просто. У меня была и есть моя музыка – какая разница что будет? Это уже не важно. Я существую, чтобы создавать эту музыку, чтобы создавать Прекрасное, чтобы творить. Я существую, чтобы жить.
А моя музыка существует для него. Может она существует для кого-то еще, кто слушает так же как он. Я не знаю. Сейчас – она только для него.
Красный рояль как символ новый жизни. Я смеюсь. И мне от этого так легко.
Красный рояль, который подарил мне веру. Больше – уверенность в то, что, в конце концов, все обязательно будет хорошо. Понимание того, что добро не должно быть с кулаками. Понимание того, что добро может заключаться в нескольких словах, как и великая истина, и быть от этого не менее важным. Понимание того, что спасение души не менее важно, чем спасение жизни.
Красный рояль это лишь маленькая частичка Прекрасного, ради которого я хочу продолжать жить. Которое я хочу создавать. Которым я хочу делиться.
Возможно, мне всю жизнь не хватало именно этого – Прекрасного. Или умения видеть его и замечать в повседневной жизни. Красный рояль – это маленькая повседневная прекрасность. И музыка тоже… И сам Эрик… То есть Мсье Розетт… тоже прекрасен.
И когда оглядываюсь вокруг, я вижу что в каждом… в каждом есть доля Прекрасного. Но как будто она на его спине. Потому что никто не может увидеть Прекрасного в себе. Но я точно вижу его в своей музыке, потому что Он видит его в ней.
Сегодня ему кто-то позвонил. Он улыбнулся мне и сказал, чтобы я продолжал играть.
А он скоро вернется. И он ушел. Оставляя меня наедине с Луи.
Мне стыдно. Да, мне стыдно. Но я не мог иначе. На столе лежала его папка с нотами. Я хотел знать то, о чем стеснялся спросить. Что он играет чаще всего?
Что он любит?
Торопливо перелистываю ноты. Здесь только Бетховен, Лист и Шуберт. Шуберт. Я выбираю первый попавшийся лист. Мсье Розетт как-то сказал мне, что я прекрасно читаю ноты и могу почти все сыграть с первого раза. Если я не верю в себя, то я, по крайней мере, верю ему.
Нежная, игривая мелодия. Солнечная, теплая, почти огненная, как и все вокруг.
Играю с улыбкой. Я почему-то чувствую, что играю его музыку, а не свою. Странное ощущение.
Я так и не сказал ему про Конкурс Милоша Мажена… Вдруг он скажет, что я еще не готов? Но придет время, и я должен буду сказать ему. Я не смогу играть, если он не придет слушать меня.
Солнечный Шуберт. Красный рояль Эрика Розетт… Символ наступающей весны. Символ Прекрасного. В конце все будет хорошо. Теперь я знаю точно.
Kapitel 14.
Бросаю сумку рядом с кроватью. Сажусь.
Закрыть глаза. Глубоко вдохнуть. Медленно выдохнуть.
Руки дрожат. Ничего не могу с собой поделать. Достаю помятую пачку "Lucky Strike" из кармана. Последняя сигарета. Перевернутая.
Глупая привычка сохранилась с юности.
Закуриваю. Загадываю. Выкуриваю и забываю.
"Пусть ты будешь тем, кого я знаю".
Вдохнуть и выдохнуть дым. Вдохнуть и выдохнуть воздух. И ни о чем не думать.
А…! Ну что за черт… Все равно по замкнутому кругу. Зачем я это сделал? Это было так глупо с моей стороны!!! Зачем я приехал без предупреждения? Навряд ли это был приятный сюрприз… Ну а вдруг он занят? Вдруг я ему помешаю? Вдруг у него другие планы, а он придет просто из вежливости? Черт… Я этого не вынесу.
Это как милостыня…
Давлюсь дымом.
Совесть, совесть, эта треклятая совесть! Я не должен позволять себе волноваться.
Я слишком тревожен.
В конце концов, какая разница теперь, когда уже нет пути назад? И все же… все же… я похож на змею, поедающую свой собственный хвост. Устал.
Стук в дверь. Вздрагиваю и роняю сигарету. Это он.
Не думать. Поднять сигарету. Затушить. Сделать несколько шагов к двери и открыть.
– Франс! Почему ты мне не сказал?! Ну почему ты всегда такой вредный? – он вталкивает меня обратно в номер и закрывает за собой дверь. Тишина. Молчание. Мы смотрим друг на друга. Он улыбается. Мне хочется обнять его. Но я не могу… мне… страшно. Это как будто переступить через какую-то черту. Разрушить какую-то последнюю стену, которая, быть может, еще осталась между нами. Это значит… поверить. Умею ли я верить? Все еще…
Но Эрик все понимает. Черт бы побрал это чудовище с огненно-черными глазами – он все понимает! Шаг и еще шаг. И он крепко прижимает меня к себе. И я отвечаю на его объятья.
Все хорошо. Вот оно. Это слово – "хорошо".
Я облегченно улыбаюсь.
– Я скучал.
– Я тоже.
Мы молча стоим и обнимаем друг друга. Кто мы?
Я совсем не знаю его. Он совсем не знает меня. Я совсем не понимаю его. Он совсем не понимает меня. Мы абсолютно понимаем друг друга. Мы больше чем друзья.
Но это не любовь. Это может быть даже больше чем любовь, я не знаю. Это не просто вторая половина. Это… когда я с ним я могу сказать что я один. Это… как будто его присутствие ни к чему меня не обязывает. Как и мое присутствие не связывает его. И, в тоже время, когда мы рядом рождается нечто вроде общего долга – сделать что-то вместе.
Мы молчим. Мы обнимаем друг друга. Мы никогда раньше не встречались. Кто мы?
Откуда между нами это ЧУВСТВО?
Я не знаю.
Я знаю только одно – без него моя жизнь была бы совсем другой. Я бы был другим.
Он не меняет меня, нет. Влияет? Да. Но не меняет. Я меняюсь сам, потому что он – мое желание меняться. Мое желание стать лучше. Он – источник моей силы. С ним мне кажется, я могу все – даже умереть.
В конце концов, я размыкаю объятья.
– Я надеюсь, я не оторвал тебя не от чего…? -черт, почему я задаю самый дурацкие вопросы так не вовремя? Я никогда не умел общаться с людьми.
– Да нет… – качает он головой и внезапно замирает. – О черт…! Лоренс!
– Лоренс?
– Я недавно взял ученика… он сейчас у меня дома…
Я умер. Я ему действительно помешал. Я и мои дурацкие идеи.
– Но ты не волнуйся. Он и сам прекрасно справляется, я уверен. Поехали со мной ко мне?
– Эрик, я не хочу тебе снова мешать…
– Что за ерунда! Поехали. Если ты так уж не хочешь мешать, я с удовольствием свяжу тебя, заткну тебе рот кляпом и засуну в пыльный-пыльный шкаф. И еще… может, все-таки, поживешь у меня? Меня все равно не будет… О черт! Меня же не будет!
Этот человек невозможен. Честное слово, иногда я не понимаю, как его терпят другие. Он улыбается мне.
– Мне надо будет уехать на три дня на концерт в Гамбурге. Я еду послезавтра. Но я всего на три дня… А ты насколько?
– На две недели… – тихо отвечаю я. Вечно я не вовремя.
– Замечательно! За две недели можно перевернуть весь мир два раза, с учетом того, что бог создал его всего за одну. – Эрик смеется и снова обнимает меня. – Мне тебя чертовски не хватало. Поехали? Ты, кстати так и не ответил… на счет пожить у меня.
– Эрик… Только если ты уверен, что я тебе не помешаю.
– Ну что ты заладил, не помешаю да не помешаю. Даже если помешаешь лучше это будешь ты, чем почтальон перепутавший двери! Это мой выбор. И если я предлагаю, значит я знаю, на что иду. Ты тоже знай, на что идешь. У меня есть дурацкая привычка играть Шуберта ранним утром.
Иногда мне кажется, что Эрик даже камень не оставит равнодушным. Я улыбаюсь.
Втягиваю носом его запах. От него пахнет грецкими орехами.
– Да-да. Я только выпишусь из отеля.
