Многие здоровались. Он их не замечал. Он был озабочен – ловил ускользающую мысль. Так бывает, когда забудешь, казалось бы, общеизвестное слово.
След запаха завернул за угол, пересек сквер, а потом – улицу в неположенном месте. Горыныч – тоже. Гудки машин несколько озадачили его – он не понял, чего бы ради.
Запах, угнездившись в голове серебристой змейкой, свернулся там, обжился – и понял Горыныч, что ничего более прекрасного на свете нет.
А насчет прекрасного этот мужичок был далеко не овощ. На охраняемой медведем вилле висели подлинники Куинджи, Бакста, Добужинского, и не наемным дизайнером подсунутые, а выбранные самолично и купленные на аукционах.
Равным образом он знал откуда-то разницу между бриллиантом, стразом и фианитом, да и прочие изумруды с сапфирами и рубины с бериллами сами, без принуждения, признавались ему в своей подлинности, достоинствах и недостатках.
Ниточка окрепла, змейка зашевелилась…
Горыныч, прошагав пешком чуть ли не полгорода (о том, что за ним, выдерживая минимальную скорость и тормозя во всяких неожиданных местах, едет встревоженный руководитель Авантюриной пресс-службы, он не знал), вошел в панельную пятиэтажку, поднялся на четвертый этаж и увидел чуть приоткрытую дверь. За нее и уводил запах.
Он вошел и обнаружил такое зрелище.
В небогато обставленной и неубранной комнате, полуприкрытая пледом, лежала на тахте большая розовая свинья. Она спала. А у окна стояла тоненькая, стройная, фантастической красоты девочка. Ее золотые волосы кудрявились и светились, так что вокруг головы дрожал легкий ореол.
Девочка держала обеими руками большой шар, похоже – хрустальный, и не просто держала, а разговаривала с ним.
– Наин, наин, Иланиэль-те! – услышал Горыныч. – Элел-ранна ансенел туи? Наин, наин, Иланиэль веанна! Веанна лум Иланиэль би Элианд Митриделлан! Веанна лум Иланиэль Инглорион деанел! Эла, эла, кавуи дамбан?
Это не был ни один из знакомых Горынычу языков, даже на китайский и то не смахивал. Но так безупресно красива была девочка, такое сияние шло от ее бледно-золотистых кудрей, схваченных серебряным обручем с большим зеленым камнем посередке, что перевода не потребовалось. Словно бы внутри Горыныча проснулось и распустилось еще одно, не положенное по физиологии, знающее древние наречия ухо.
– Борт, борт, я – Иланиэль! – прозвучал в голове мгновенный перевод. – Почему никто не отвечает? Борт, борт! Вызывает Иланиэль! Иланиэль вызывает Элианда Среброцвета! Иланиэль вызывает ветвь Инглориона! Да что же это такое?!.
– Эла рианна? – неожиданно для себя спросил Горыныч.
Девочка повернулась к нему.
Она не ожидала увидеть в комнате постороннего. Не ожидала также, что посторонний – невысокий мужичок средних лет и страшноватой внешности. А потом, прижав одной рукой шар к груди, второй она выхватила из поясных ножен палочку с кристаллом на конце. Кристалл, нацеленный в грудь Горынычу, слабо засветился.
– Тай дианай! Самеанай! Эаренал ку!
Горыныч, схлопотав крепкий тычок прямо в солнечное сплетение, отлетел и затормозил спиной о дверной косяк.
Тут же на пороге возник руководитель Авантюриной пресс-службы.
Видя, что Горыныч медленно сползает на пол, руководитель одной рукой подхватил его, а другой – поднес к устам мобилку.
– Полундра! – заорал он в микрофон. – Максимыч, всех сюда! На Вторую Красноармейскую!
Руководитель был молод, но сообразителен. Он понимал, какая суматоха начнется, если кто-то, свой или залетный, причинит вред самому Горынычу.
– Миданна ку… эаруале-би… отставить, на хрен… – распорядился Горыныч. – Тай леанна… выруби технику…
А потом на коленях, прижимая к груди полупрозрачную накидку, пополз к девочке.
– Тинувиэль…
С этим словом на устах и повалился у ее стройных, затянутых в лазоревые лосины и узкие сапожки с отворотами, ножек.
Руководитель пресс-службы уставился на девчонку, с виду – пятнадцатилетнюю соплюху, с прижатым к груди хрустальным шаром и палочкой в правой руке. Соплюха же стояла, разинув рот, и слова выговорить не могла. Ни на каком языке!
И тут шар ожил.
– Эй, есть кто живой?! – раздался знакомый, чуть картавый голос. – Мужики! Братаны! Вытащите меня отсюда!
Руководитель пресс-службы заметался по комнате, не понимая, где же тут спрятан Авантюра. Девочка же ахнула и подняла шар на вытянутых руках.
– Эстель Лаудорит! Наин-дей есси-дей элерандасса! – и, поняв, что Ромка этого наречия не разумеет, перешла на русский, – Надежда мечты моей, что там на борту, почему ты так испуган?
– Все померли, я один остался! – заорал в ответ временно незримый Ромка. – Лечу куда-то к долбанной матери!
Тут руководитель пресс-службы сообразил, что голос идет из шара. Он выхватил у девочки это странное устройство и увидел в его глубине, посреди круглого зеленого пятна, физиономию Авантюры.
– Сашка! Ну, хоть кто-то! – заголосил Авантюра. – Звони Горынычу, ставь всех на уши! Меня инопланетяне похитили! Я тут один, они все померли! Пусть с фэ-эс-бе свяжется, у него там какой-то кореш был! Пусть ракету-перехватчика высылают!
– Инопланетяне? – начав просекать ситуацию, руководитель пресс-службы повернулся к девочке. – Вот эта, что ли, инопланетянка?
– Не вижу! Поверни палантир, еще, еще… так! Наверно! Тут, на борту все такие, с патлами! Сашка, придержи ее, пока Горыныч приедет!
Горыныч, услышав знакомый голос, приподнялся на локте.
– Тинувиэль… – произнес он. – Ну, так. Кончай базар. Сашка, давай сюда шар.
Все в городе знали – если за дело берется Горыныч, толк будет. Поэтому пуководитель пресс-службы положил шар на пол, подле локтя Горыныча.
Авантюра с надеждой уставился на щекастую физиономию.
– Никаких тебе фэ-эс-бе, – сказал Горыныч. – Кто ее пальцем тронет, того асфальтовым катком раскатаю.
– Ага, – ответил Ромка. Он знал, что у хозяйственного Горыныча после прокладки персональной шоссейки к загородной вилле как раз каток и остался на всякий пожарный случай, стоит в сарае и ждет своего часа.
Девочка, опомнившись, подхватила с пола хрустальный шар и заворковала что-то вдохновенное.
– Ну не понимаю же! – взвыл Ромка. – Что мне теперь делать в этом морге?
– Ты возле энергоблока, надежда моей мечты? – спросила девочка. – Иди по коридору в сторону рубки…
– Откуда я знаю, где здесь рубка?!
– У дверей схема эвакуации. Рубка под номером первым.
Авантюрина голова в зеленом пятне повернулась профилем – он искал схему.
– Тут вообще ни одной цифры нет, – растерянно сказал он. – Только кружочки с рогами…
– Кружочек с рогами вниз, – помогла девочка. – Ты дойдешь до рубки и на пульте найдешь два ряда больших белых кнопок. Это управление анабиозными камерами. Выведешь на экран схему камерного блока…
– Да как выведу?!
Тут Ромка покачнулся и исчез.
– А Эстель Лаудорит! Лихайно рема! Ку! Ку рема эдасса! – закричала девочка.
А из шара на нее глядело уже совсем другое лицо. Крошечный рот открылся и выплеснулись слова, от которых девочка едва не уронила шар.
– Эйе… – прошептала она.
Опершись о край тахты, Горыныч поднялся – и тут только осознал, что под пледом лежит и сопит живая свинья. Но не до свиньи ему было. Он встал рядом с девочкой – коренастый, коротконогий, угрюмый, повернул к себе шар и сказал грозно:
– Келедгар крао кретта! Казад Барук!
– Ты чего это, Горыныч? – наконец догадался спросить руководитель пресс-службы.
– Чего-чего… Мочить их всех буду, – ответил Горыныч. – Казад аи-мену!
– А на каком это ты языке?
– На каком? На русском!
– Нет, Горыныч, – прошептал руководитель пресс-службы, пятясь. – Это не на русском!.. Это… это…
И вылетел за дверь.
* * *
Ромка безумно обрадовался тому, что хоть кто-то из экипажа уцелел. Даже когда от резкого тычка отлетел в сторону и ударился плечом о стенку.
Тот, кто отнял у него шар (откуда Авантюра узнал, что это палантир, он и сам понять не мог, однако был убежден – угадано точно), был сердит до чрезвычайности. Сказав девчонке, маячившей в хрустальных гранях, пару ласковых, он взял палантир подмышку и быстрыми шагами пошел по железному коридору, а Ромка – за ним, чтобы не оставаться больше в одиночестве.
Они вернулись туда, откуда в ужасе сбежал Авантюра, чтобы не видеть горы трупов, – к выбитой двери энергоблока.
Первым делом незнакомец в таком же синем комбинезоне с золотыми кнопками и защелками, как у прочего экипажа, пробежался по кнопкам длинными тонкими пальцами, отчего круглые розовые лампы потухли, зато включились длинные голубые. Затем он вытащил из нагрудного кармана проводок, вставил штырек в разъем, достал палочку с кристаллом на конце и подождал, пока этот кристалл нальется ровным, четко пульсирующим зеленым светом. При этом кристалл вырос и стал не меньше мужского кулака – правильного мужского кулака, сопоставимого с чайником. А свет его разделился на четыре ярких луча, каждый в палец толщиной.
