Я не знаю, какой именно реакции она ожидала с моей стороны в ответ на ее слова, но так или иначе я не оправдал ее даже самых умеренных догадок. Может, именно поэтому в ее взгляде теперь и вспыхнули злые огоньки.
— Поверь мне, я старалась… я старалась изо всех сил, — продолжала она. — Я покупала новые вещи, даже накладные ресницы пыталась носить!
Я понимающе кивнул головой.
— А знаешь, я даже вначале подумала, что Стив послал тебя сюда для того, чтобы забрать моего Уильяма…
— С чего ты взяла?! Нет, конечно!
— У него ничего с этим не выйдет! И хотя он сам это отлично знает, ты можешь сказать ему об этом прямо… Я все равно, Чарльз, буду сражаться с ним за моего сына. От меня он Уильяма никогда не получит!
Она взяла в руки плюшевого зайчика — любимую игрушку Билли — и направилась к выходу. На полпути она остановилась и взглянула на меня такими глазами, как если бы я был сам царь Соломон и мог предопределить судьбу ее сына.
— Если бы я была уверена, что мальчик будет счастлив со Стивом, то я бы не стала так противиться этому. Но Уильям совсем не такой, как его отец… Он очень мягок и ласков. Он очень раним.
— Да, Кети, это так.
Какое-то мгновение она стояла, собираясь что-то сказать, но так и не проронив ни слова, повернулась и медленно вышла из комнаты. Минутой позже я увидел ее проходящей перед окнами дома. Одной рукой Кети крепко прижимала к себе игрушечного зайчика.
Глава 4
То, что мне из центрального архива предоставили главное досье на Шемпиона, уже само за себя свидетельствовало, что дело сдвинулось с мертвой точки. До этого нам приходилось сталкиваться лишь с резюме — краткими выдержками из основных документов, да и то на очень короткое время: через час-другой их уже нужно было возвращать. Папки этого досье, сложи их друг на друга, возвышались бы над столом метра на полтора, не меньше! Они в четкой последовательности из года в год вбирали в себя биографические справки, докладные о контактах, донесения, сведения о проведенных проверках, годовые отчеты и тому подобные документы.
Края большинства страниц этого пухлого дела уже пожелтели, а фотоснимки стали сухими и хрупкими. Некогда желтая бумага проверочных отчетов превратилась в грязно-бурую с разводами, а ярко-красная папка с донесениями — в обтрепанный брикет кирпичного цвета.
Надежды откопать что-нибудь интересное в этом ворохе было, откровенно говоря, очень мало. Особая отметка из трех букв «А», стоящая на документах вплоть до того самого момента, когда Шемпион прекратил информировать руководство департамента, свидетельствовала о том, что он серьезно переболел желтухой. Мне же казалось, что он всегда был здоров как бык. Вполне возможно, что именно из-за состояния здоровья департамент со временем перестал проявлять к нему сколько-нибудь значительный интерес.
Я просмотрел все его биографические данные. Отец Шемпиона был родом из Уэльса и исповедовал католицизм. Какое-то время он читал лекции в Каирской военной академии. Чуть позже ему пришлось вернуться в Англию для того, чтобы его сын мог посещать школу. Затем молодой Шемпион поступает в Королевскую военную академию в Сандхёрсте. Для мальчугана, который буквально вырос на рассуждениях о тактике, рассказах о великих сражениях и баллистических расчетах, Сандхёрст оказался что дом родной. Со временем Шемпион получает младший офицерский чин, а с ним и определенное положение. Его широкая эрудированность прекрасно сочеталась со знаниями в военной области. Он в равной степени неплохо разбирался как в проблемах новейшей истории, так и в математике. В дополнение к этому он еще владел четырьмя иностранными языками.
Впрочем, именно благодаря знанию французского он и получил назначение во французскую армию. Там ему пришлось пройти, как по наезженной дороге, через ряд военных учебных заведений, парижское посольство, катакомбы линии Мажино и генеральный штаб, где ему изредка удавалось видеть легендарного генерала Гамелена. Сразу после того, как он вместе со своим полком был переведен в тыл для краткосрочного отдыха, из министерства ему поступает указание — отчитаться за отработанный период перед Интеллидженс Сервис. Затем, после дополнительной подготовки, в 1939 году он вновь возвращается во Францию. Он становится живым свидетелем того, как нацисты громят «неприступную» линию обороны генерала Гамелена. Шемпиону удается благополучно унести ноги на юг страны, где он становится «офицером разведсети». В этот период все его обязанности сводятся к сбору разведданных в зоне, свободной от оккупации. Несмотря на то, что из Лондона от него в приказном порядке требовали не вступать в контакт с антифашистским подпольем, которое в донесениях того времени именовалось не иначе как «отряд специального назначения», эти две организации в конце концов объединили свои усилия.
Шемпион был тем самым человеком, который встречал меня, когда я высаживался с подводной лодки на побережье в районе Виллефранше. Тогда я был назначен в один из «отрядов специального назначения», но Шемпиону удалось сразу забрать меня к себе, а чуть позже уладить этот вопрос с руководством. Впоследствии выяснилось, что окажись я в Нимеце, куда меня собственно и направляли, то вся моя служба закончилась бы всего двумя-тремя месяцами позже в концлагере Бухенвальд.
У Шемпиона я выполнял обязанности по координации деятельности его собственной группы и оставался с ним вплоть до того самого момента, когда вся наша группа оказалась разгромленной, а сам он был арестован. В конце концов ему удалось тогда сбежать и даже благополучно перебраться обратно в Лондон. Там он получил звание старшего офицера разведки и новую должность. Еще задолго до дня высадки союзных войск в Европе он был подключен к разработке и созданию разведсети на послевоенное время. С самого начала Шемпион активно настаивал на свободе в подборе необходимых ему кадров и добился своего. В первую очередь он потребовал, чтобы меня назначили к нему его же первым заместителем.
Сейчас, когда мне удалось пролистать большую часть его досье, для меня было совершенно очевидным, что на основе имеющихся данных крайне сложно объективно и однозначно оценить самого Шемпиона и его деятельность.
Только вникая в информацию, накопленную в таких вот старых потрепанных папках, начинаешь понимать, что во всей этой канцелярии есть какая-то своя внутренняя пружина, которая раскручивает весь механизм расследования. Так как срок хранения последнего донесения из Бонна был определен Шлегелем всего в двенадцать недель, то офицер-координатор не стал помечать его соответствующим входящим номером, а просто вложил его в качестве приложения в папку с резюме. Чтобы это донесение было внесено в досье в качестве основного материала, мне даже пришлось написать соответствующего содержания рапорт, который наверняка тоже станет еще одним листком этого пухлого дела.
К всеобщему удовлетворению заинтересованных лиц, все это досье со временем могло бы оказаться в текущем хранилище, а после истечения всех установленных сроков его хранения — быть навечно похороненным в специальной жестяной коробке в Хэндоне.
Могло бы… но теперь этого не произойдет!
Все это дело вновь ожило после того, как поступил рапорт от офицера, который вел Мэлоди Пейдж. В этом рапорте содержалась тревога по поводу того, что от нее вот уже второй срок не поступало никаких донесений. В обычных условиях такого рода документ оказался бы под соответствующим входящим номером в оранжевой папке с заголовком «Предупреждения». Но складывающаяся теперь ситуация требовала того, чтобы я вплотную занялся проработкой этого дела.
Последние страницы досье Шемпиона были проштемпелеваны с пометкой «Последние действия»; это было сделано, видимо, на тот случай, если с делом захочет познакомиться сам министр.
— …Не нравится мне это! — недовольно буркнул Шлегель.
— А может, эта Мэлоди Пейдж просто влюбилась в Шемпиона, ну и ушла в сторону, — предположил я.
Шлегель бросил на меня короткий сверлящий взгляд, как бы оценивая, не подтруниваю ли я над ним вновь.
— Чушь собачья! Ты, я вижу, спец по части разных там выдумок… Только голова от них болит не у тебя самого, а у меня!
— И при всем этом вы все же не против послать меня осмотреть квартиру Шемпиона, которую он использовал как свое убежище?
— Ладно, отправляйся туда… Это плевая работа. Минут на десять, не больше. Спецотдел отправит туда Блентайера и еще кого-нибудь из своих специалистов по вскрытию. Накоротке посмотрите, что там и как, а завтра представишь мне по этому поводу рапорт. И без излишеств там! Все это делается лишь с одной целью — показать, что мы не бездействуем.
— Вы полагаете, что я действительно смогу справиться с таким сложным заданием?
