— Едут! Поехали!
— Кто разболтал? — сердито обратился я к своим бледнолицым братьям и остановил Золотую Колесницу Счастья.
Дубленая Кожа и Большое Ухо клялись, что никому о нашей экспедиции не говорили. Левка, вращая глазами, собрался в знак своей невиновности тут же съесть горсть земли, но я только махнул рукой.
— Не надо, Левка, еще живот заболит, — и мрачная улыбка появилась на моем обветренном лице.
Все ребята оказались из нашего шестого класса и из пятого «В», где учился Левка. Они окружили нас, стали жать руки и желать счастливого пути. Некоторые столпились у Золотой Колесницы и начали залезать под полог, чтобы осмотреть и ощупать каждую вещь из нашего снаряжения.
— Сыч, ты разболтал? — спросил я Никитку Сычева.
— Они и сами догадывались, что вы что-то затеваете… Я только сказал… когда вы поедете.
— Ты только сказал!..
С презрением я отвернулся от Никитки. Но тут подошли Тимка Горшков и Мишка Фриденсон. Оказывается, все ребята из шестого «А» и пятого «В» сговорились встать на Тропу и идти следом за нами, как только мы найдем золото.
— Ты понимаешь, Васька, — бубнил Горшок, держа меня за рукав, — понимаешь, мы все хотим помогать Красной Армии и покупать для нее танки и самолеты. А матери мешают! Но мы все-таки уйдем, как только вы наткнетесь на золото. Попомни меня, Васька, — уйдем и все!
А Мишка Фриденсон подал мне ящик с кожаной ручкой:
— На, держи! Тут знаешь что? Голубь.
— Еще чего? Зачем он нам?
— Ты сначала послушай, Молокоед! — затараторил Мишка. — Это же — почтовый голубь. Я его четыре месяца тренировал специально для Красной Армии. Сначала до Шайтанки возил, потом до Кадыка, а потом до Огорчеевки — и отовсюду он домой прилетал. Замечательный голубь! Хотел я его генералу Рокоссовскому послать на Волоколамское направление, ну да ладно, — бери. Как золото найдешь, пиши записку, посылай с голубем. В тот же день мы ее получим и притопаем всем классом, куда укажешь.
Оказывается, Мишка здорово башковитый! И как не додумался до этого Джек Лондон со своими золотоискателями? Возили бы с собой ящики с голубями и посылали с ними заявки на золотоносные участки в Доусон. И не надо бы тогда гнать что есть духу через Великую Снежную Пустыню и бросать около каждой хижины подохших собак.
— Спасибо, Мишка! — сказал я, и на моих суровых, никогда не плакавших глазах блеснули скупые мужские слезы. — Ты — настоящий друг!.. Поверь, не пройдет и одной луны, как голубь принесет тебе хорошие вести.
Хотел я отметить наш отъезд митингом и выступлением перед ребятами с пламенной речью, но вовремя вспомнил, что ни у Джека Лондона, ни у Брет-Гарта о митингах ничего не говорится.
Я только снял шапку, помахал ею и закричал:
— До свидания, ребята! Нам пора идти по Тропе, а вы пока гуляйте. Немного еще потерпите. Все будет хорошо, если будете держать язык за зубами. Пусть это будет наша тайна.
Все принялись кричать, махать шапками, и я подумал, что так, наверно, не провожали в путь ни одного золотоискателя в Доусоне.
— Вперед, аргонавты! — скомандовал я, и Дубленая Кожа, плюнув на ладони, взялся за ручки Золотой Колесницы Счастья. Его грубо высеченное лицо с нависшим лбом, массивным подбородком и немигающими светло-голубыми глазами говорило о том, что этот человек знает только один закон — Закон Силы.[18] Все невольно любовались тем, как легко и свободно Дубленая Кожа толкал тележку.
— Вперед аргонавты, — опять крикнул я.
— Вперед, миронавты![19] — закричал Левка, явно подражая во всем любимому командиру.
— Вперед, к золотым берегам! — складно добавил Димка, и я сразу понял, что он добавил эти слова неспроста: у нас получалась песня. Мне стало очень весело, и я запел:
Вперед, аргонавты, вперед, миронавты.Вперед, к золотым берегам!
Димка подхватил и сразу сочинил конец куплета:
Ни черт нам не страшен, ни шторм не опасен,Идем мы навстречу врагам!
Не успели мы пропеть эти слова, как у меня уже был готов бодрый припев:
Вперед же живее, быстрее,Леса уж мелькают вдали.И скоро дойдем мы, и скоро придем мы,И будем копаться в …земли.
Оттого, что ради рифмы я вместо «в земле» сказал «в земли», нам стало весело, и мы, все трое, громко заорали:
Вперед же живее, быстрее,Леса уж мелькают…
— Во мгле, — пропел Левка,—
И скоро дойдем мы, и скоро придем мы…
Тут Димка подмигнул и закончил припев по-своему:
И танки найдем мы в земле!
Мы мотнули Димке головами в знак согласия с его поправкой, еще раз гаркнули припев:
Вперед же живее, быстрее,Леса уж мелькают во мгле…И скоро дойдем мы, и скоро придем мы,И танки найдем мы в земле…
Под песенку было очень легко и весело идти, и мы, не переставая, орали, чтобы шагать в такт, громко топали ногами и разбрызгивали вокруг себя жидкую грязь.
Перед нами бежала лохматая собака по прозвищу Мурка. Она очень напоминала тех отчаянных дворняг, которые с обрывком веревки на шее, вырвавшись от собачников, носятся по улицам. Но Левка утверждал, что Мурка — одна из самых универсальных острогорских собак.
Скоро шоссе кончилось, и грязная, развороченная грузовиками дорога пошла по широкой лесной просеке. Мы вытащили Золотую Колесницу Счастья из глубокой колеи и поехали стороной под самыми соснами. Там еще лежал снег, и наша Мурка, обрадовавшись раздолью, носилась, как стрела, по лесу, валялась в снегу и, высунув красный язык, снова летела к нам, ища глазами нашего одобрения.
— Вот увидишь, Молокоед, — важно говорил Димка, — из этого пса выйдет толк. Поверь мне, я-то уж знаю собак…
— Да откуда ты их знаешь? — возмутился Левка. Он еще не понял, что мы уже золотоискатели, а Димка говорит на том языке, на каком разговаривают все парни от Калифорнии до Аляски.
— Знаю собак… — продолжал ворчать Левка. — Ты горшкову Пальму и то боишься. Она тебе навстречу хвостом виляет, приветствует, а ты бежишь от нее сломя голову… Пальма удивится, уши навострит и думает, что ты вор, вот и начинает лаять. Пальма знает, хороший человек от собаки не побежит.
— Так что, я, по-твоему, плохой, да? — Димка шагнул к Левке, пригнув длинную шею. Только не шипит, а то совсем, как гусак…
— Я не говорю: «по-моему, плохой»… Это Пальма так думает…
— А ты как думаешь?
— А я думаю, ты просто трус!
— Я — трус?
— Ты — трус!
— И ты так думаешь?
— Думаю.
— А хочешь дам?
— Не дашь!
— А вот и дам!
— А вот и не дашь… Как натравлю сейчас на тебя Мурку, узнаешь у меня универсальную собаку. Мурка, возьми его! Куси! Куси!
Собака в самом деле принялась рычать на Димку, а он испугался и сразу начал от нее пятиться.
— Что, слабо стало? — хохотал Левка.
— Ничего не слабо! Просто марать руки о тебя неохота.
— То-то… Чистоплюй…
Я уж подумал, что Димка сейчас спросит: «Кто? Я — чистоплюй?», и опять начнется у них сказка про белого бычка, но тут дорога повернула, справа от нас открылась на пригорке хорошая полянка, и я скомандовал:
— Разговорчики! Сворачивай направо! Привал!
— Давайте вот к тому пню! — обрадовался Левка. — На нем и посидеть можно и поесть.
Мы с Димкой смерили Левку презрительным взглядом, но вступать с ним в разговор сочли недостойным мужчин. Что разговаривать с глупым чечако! Ему и не снилось никогда, что золотоискатели не сидят на пнях. Они должны нарубить еловых веток, бросить их в снег, а потом располагаться, как кому заблагорассудится. На еловых ветках, а не на пнях!
Вот почему мы поставили Золотую Колесницу Счастья под большую елку и нарубили веток. Левка сразу схватил охапку и потащил ее в сторону, где было посуше. Но мы спокойно, не говоря ни слова, перенесли ветки обратно и положили их на сохранившийся островочек снега.
Я развел костер и поставил на огонь сковороду. Когда она достаточно раскалилась, я бросил на нее сало и нарезал тонкими ломтиками оленину.[20] Потом взял кусочек мяса и кинул его Мурке: все настоящие золотоискатели, прежде чем съесть самим, думали о том, как накормить собак.
— Может, мы и кофе вскипятим? — спросил Левка. — Я сбегаю за водой.
Ну, что с ним делать, с этим Федей! Когда он поймет обычаи Снежной Тропы? Я кивнул Димке, и он сразу все понял; набрал полный котелок снегу и поставил на костер. Димка все-таки кое-чему научился у Джека Лондона: он знал, что золотоискатели еще с конца прошлого века набирают в котелок снег, а не презренную воду, которой пробавляются изнеженные чечако вроде Левки Гомзина.
