Басов часто говорил, что оперативник не имеет права поддаваться эмоциям. Прописная, конечно же, истина… В устах Карлсона она звучала вполне искренне, и тем не менее – нелепо.
Именно тем-то и выделялся подполковник из числа двух с лишним десятков сотрудников отдела убийств, что воспринимал очередное кровавое преступление как личный вызов ему, сыщику Басову. А уж про эмоциональное поведение старшего опера во время допросов или задержаний ходили чуть не легенды, часто, впрочем, преувеличенные. То он, дескать, чуть не довел подозреваемого до инфаркта, то едва не удавил сотрудника полиции, провалившего бескровный вариант захвата маньяка-убийцы – тогда из-за одного растяпы погиб омоновец, оставив сиротами троих детей…
По числу выстрелов на поражение, произведенных во время задержаний преступников, Басова опережал только один лишь капитан Шилов: отчаявшись в свершении законного правосудия, Шилов палил в бандитов при первой возможности, при возникновении хоть мало-мальского формального повода. Потому и прозвали Шилова Истребителем. И если Басов, будучи отменным стрелком, всегда старался только ранить противника, то после метких выстрелов капитана Шилова доктор уже не требовался – требовался патологоанатом.
Карлсон и Малыш спустились во внутренний двор ГУВД, где их дожидался микроавтобус «Мицубиси» с прочими сотрудниками оперативно-следственной бригады. Судмедэксперт Сергей Груздев, одногодка и давний приятель Максима Басова, восседал на «блатном» кресле рядом с водителем; старший следователь городской прокуратуры Костя Шаравин, вечно невыспавшийся, обиженно зевал, приткнувшись в самой глубине салона; эксперт-криминалист Слава Зарезин, обвешанный фотоаппаратурой, приветственно махал из открытой двери микроавтобуса приближающимся оперативникам… Кинолог Гоша Лукин гладил свою сибирскую овчарку Шерри, положившую лапы ему на колени.
– Вы вот что, мужики, – просунул голову в салон подполковник. – Валяйте езжайте, а мы с Алексеем за вами двинем, на моей старушке… Адрес я знаю, место знакомое.
Конец ознакомительного фрагмента.
