То, что ей удалось произвести на него впечатление, не вызывало сомнений. Косясь на гостью искрящимся глазом, Михаил присел на скат и, не забывая деликатно прикладываться к банке, принялся развивать любимую тему.
– Возьмем нашего шефа, Платона Павловича, – рассуждал он. – Колышут его наши проблемы? Да вот ни на столько не колышут! – Он показал кончик мизинца. – По его мнению, хороший водитель должен рот зашить, чтобы не пить, не есть, а в штаны, извините, памперс подкладывать…
– А что, это идея! – вставил Мошков, надеясь обратить разговор в шутку.
– И чтобы денег не просил, а баки за свой счет заправлял, – продолжал Перченков, ничего не слыша, как токующий глухарь. – И уж совсем хорошо, если бы мы самостоятельно заказы находили и спать отучились. Вредная же привычка. Сплошные убытки от нее. Каждую ночь простои.
Мошков приготовился зевнуть, когда его телефон заиграл бессмертную мелодию «Road to Hell». Извинившись, он поднес трубку к уху, коротко переговорил и с сожалением отставил пиво.
– Не поминай лихо, пока тихо. Это тебе, Миша, на заметку. Директор вызывает. Какая-то путаница с путевыми листами обнаружилась. – Он посмотрел на Варю. – Я скоро. На призывы Михаила к мировой революции не покупайся. Причуды коллективного бессознательного… – Мошков покрутил пальцем у виска. – Навязчивый архетип.
– Сам ты архетип! – оскорбился Перченков.
Варя на него даже не взглянула.
– Ты Шопенгауэра читал? – спросила она у Мошкова.
– В том-то и дело, что нет, – весело ответил он, уходя. – Сам допер. В свободное время трактат сочиняю. «Мир как воля и представление».
– Брешет, – мстительно заявил Перченков, когда Мошков скрылся из виду. – Ничего он никогда не пишет. У него и блокнота-то нет.
– Я так и подумала, – согласилась Варя, передавая ему вторую банку.
– Садись. – Михаил гостеприимно похлопал по скату, на котором сидел. – Вернее, присаживайся. – Он засмеялся. – Знаешь, почему нельзя человеку садиться предлагать?
– Что-нибудь из тюремной этики? – предположила Варя, осторожно вытирая салфеткой влажные от пива губы.
– Точно, – обрадовался Перченков. – А ты умная, Варя.
Она хотела съязвить, но сдержалась. Человека, от которого тебе что-то нужно, лучше не дразнить, а хвалить и поощрять.
– У тебя была судимость, Миша? – спросила она, доставая очередную банку для себя.
Легкий ветерок трепал ее просторные легкие брюки на расставленных по-мужски ногах.
– Только этого не хватало, – скривился Перченков. – А вот Володька срок тянул. И немалый.
– Неужели? За что?
– А кто его знает. Статей много. Убийство, воровство, изнасилование…
Перченков умолк, довольный собой. Наверняка ему удалось посеять зерна сомнения в душе этой ладной телочки в белом костюмчике.
Он снова похлопал по нагретой резине:
– Да ты присаживайся, присаживайся. В ногах, как говорится, правды нет. – Перченков окинул Варю откровенным взглядом. – Хотя смотря в каких ногах. Ты спортом занималась?
– Балетной гимнастикой, – ответила она. – Па-де-де с переворотом.
Ее всегда подмывало ерничать, когда она оказывалась в неловкой ситуации. Вынужденное общение с Перченковым начинало тяготить. Варя подумала, каково будет с ним во время долгого пути, и поняла, что это станет одним из труднейших испытаний в ее жизни. Лозовой хотя бы свое дело быстро делает, а этот небритый донжуан одной болтовней все нервы вымотает.
– Я балет не сильно уважаю, – признался Перченков, вставая. – А гимнастки очень даже ничего. Особенно эта… как ее…
Изображая задумчивость, он приблизился к Варе вплотную.
– Руку убрал! – прикрикнула она. – Такими грязными лапищами к дамам не прикасаются. Особенно если они в белом.
– Так я помою, – пообещал Перченков, ухмыляясь. – И не только руки.
Скользнув взглядом по территории автобазы, он удовлетворенно отметил, что поблизости никого нет. За ними, конечно, могли следить из окон административного корпуса, но Михаила это не напрягало. Он ведь ничего особенного не делал. Пока.
– Давно пора, – обронила Варя и прикусила язык: нельзя было портить отношения с этим нагловатым типом, ведь им предстояло совместное путешествие. – Тогда и поговорим, – смягчила она тон.
Перченков сделал шаг вперед, вынуждая Варю отступить.
– Я мужик простой, – сказал он, сверля ее светлыми круглыми глазами с крохотными точками зрачков. – Не привык ходить вокруг да около. Если мне кто понравился, так и говорю. И всегда своего добиваюсь, учти. Ни одна еще от меня не уходила.
Варя выставила перед собой ладонь, упершись в его грудь.
– Тормози, простой мужик, – сказала она. – Не к тебе я пришла. Володе не понравится, если он узнает, как ты руки распускал в его отсутствие.
Перченков застыл как вкопанный. Связываться с напарником ему не хотелось. Мошков не выглядел силачом, но дрался очень умело и жестко, пуская в ход всякие подлые зэковские приемчики, и Перченкову вовсе не улыбалось испробовать их на себе. Пару раз он становился свидетелем мошковских побед и понимал, что ему против такого противника не продержаться и минуты.
– А если он узнает, как ты ко мне подкатывалась в его отсутствие? – вкрадчиво осведомился Перченков. – Пивком угощала, балетные па показывала? Что тогда, Варюха? Сладится у тебя с Володей?
«Ну и подлец! – подумала она. – И откуда только такие берутся? Лозовой, его опричники, этот наглый шоферюга… Почему бы им не поселиться вместе, чтобы не портить жизнь окружающим? Нет, одни они не могут. Им нормальных людей подавай, честных, умных, совестливых. Потому что за их счет все это быдло процветает. Грибковая плесень, паразиты. И никак ты плесень не переделаешь. Можно только уничтожить».
Ах, как же хотелось Варе съездить Перченкову по физиономии и послать туда, где ему самое место! Но нет, приходилось играть отведенную роль, потому что Варя себе не принадлежала, она была марионеткой в чужих руках.
– Володя идет, – сказала она, кивая в сторону. – Мир?
– Перемирие, – процедил Перченков. – Пусть будет перемирие. Но все равно ты моей будешь, Варенька. По-любому.
Несколько секунд спустя к ним присоединился Мошков и этот неприятный разговор оборвался. Что, естественно, не означало, что Варя и Перченков прониклись друг к другу симпатией.
Глава 5
Следы остаются
Частная гостиница «Комфи» находилась в уютном квартале Волчевска, где прежде обитали партийные бонзы. Многоэтажек здесь не строили, поэтому большинство особняков сохранилось в первозданном виде, свидетельствующем о том, какими наивными были представления о роскоши у секретарей обкомов и райсоветов. Ни бассейнов, ни помпезных дворцов, ни крепостных стен. Скромные по нынешним меркам двухэтажные строения, увитые виноградом и окруженные голубыми елями. Зато здесь было тихо, спокойно и хорошо дышалось. Машины проезжали редко, а пешеходы передвигались чинно, с достоинством. Даже голосистых детишек здесь почти не наблюдалось. Тишь, гладь да божья благодать.
Тем не менее трое постояльцев, занявших весь второй этаж «Комфи», не могли позволить себе расслабляться. Не для этого они прилетели из далекого Якутска. Поужинали сытно, но без излишеств. За столом выпили одну бутылку водки, вторую захватили с собой и потребляли маленькими рюмочками, закусывали рыбным балыком и солеными груздями.
Возглавлял троицу Валерий Емельянов, полноватый, но не рыхлый мужчина с густыми волосами и усами, чуть тронутыми сединой. Эти усы, пожалуй, были самой примечательной деталью его внешности. Казалось, они росли прямо из носа. Емельянов постоянно их трогал, словно опасался, что они куда-то исчезнут и тогда его будут путать с братом, оставшимся дома.
Двумя его спутниками были Мануйлов и Белый. Первый был светловолос, тщательнейшим образом причесан и налит здоровым румянцем. Его рыжеватые бакенбарды почти соприкасались с горловиной яркого синтетического свитера, одного из тех, что он носил летом и зимой. Что касается Белого, то он был жгучим брюнетом с длинным, унылым лицом, обсыпанным воспаленными угрями. Высокий, худой, он казался нескладным и неуклюжим, пока обстоятельства не вынуждали его двигаться легко и стремительно.
Емельянов был старше лет на десять и занимал гораздо более высокую социальную ступень, поэтому обычно разговаривал с ними свысока и чаще с повелительными интонациями. Но, находясь на чужбине, он чувствовал себя не слишком уверенно, поэтому как бы приблизил к себе подручных, обращаясь с ними вполне по-дружески. Они еще не успели свыкнуться с этой новой манерой общения и выглядели несколько озадаченными, словно пара крупных хищников, впервые увидевших своего дрессировщика в пределах досягаемости, причем без хлыста и пистолета.
Емельянов не замечал этого. Его мысли были заняты другим. В первую очередь его беспокоили не алмазы, похищенные у Мултусова, а собственная жена. Молодая и привлекательная, она пользовалась слишком большим успехом у мужчин, чтобы надолго оставлять ее одну. Время от времени Емельянов звонил ей, а потом сразу брату, стараясь определить по звуковому фону, не коротают ли они вечер вместе. «Вроде бы нет», – успокаивал себя Емельянов. Но означает ли это, что жена одна? И где гарантии, что никто не навестит ее ночью?
