Открыв толстенный том, капитан принялся жадно читать стенограмму съезда, выискивая знакомые места.
Сталин как всегда на высоте. Блок трех агрессивных государств, всячески ущемляя интересы неагрессивных стран, поставил вопрос о новом переделе мира. Прочие империалисты хотят отсидеться в стороне и втравить Советский Союз в войну с Японией и Германией [17]. СССР желает мира, надеясь лишь на себя, дружбу с мировым пролетариатом и поддержку стран, желавших сохранить мир.
Дальнейшая вакханалия докладов и прений поражала богатством и красотой языка. Страна готовилась к войне против фашизма, ясно намекнув господину Гитлеру, что русские уже были в Берлине. Если надо, то поднимутся неисчислимые рати советской земли, неслыханным громом сотрясется земля и не оставив от стран «оси» даже лужицы на асфальте.
Если нападут империалисты, Красная Армия обязательно выгонит врага обратно и, выполняя интернациональный долг, поможет восставшему пролетариату страны-агрессора сбросить цепи угнетателей.
Он пролистнул еще пару станиц, оставив позади избитую всеми цитату об «умножение числа советских республик» исключительно агрессивным вооруженным путем. Мол, все летели на съезд с медом, и лишь эта пчела с каплей дегтя.
Тогда верили люди, особенно молодежь, что Красное знамя коммунизма взовьется везде, люди объединятся и весь земной шар будет принадлежать трудовому народу. Тогда навсегда исчезнут и войны, и несправедливость.
Он вздохнул, читая дальше, что Рабоче-Крестьянская Красная армия отличалась от царской армии, как небо и земля.
Вот она, главная анафема, что вечно тормозила военное дело. Помогать предстояло восставшим братьям, когда тылы капиталистических армий горят синим пламенем.
«Но, как всегда, отделил бог воду от суши», Панов ехидно улыбнулся и начал листать страницы, желая найти слова, сказанные съезду флотом.
Моряки сорвали не менее бурные аплодисменты, помянув про Петра Великого, про традиции русских моряков, героев Чесмы, Синопа, Севастополя и мужество флота, проявленное в первой мировой войне [18]. Поворот к иной политике проходил постепенно.
В окружающий мир добавилось еще больше реальности.
Он в сердцах захлопнул книгу, чем сразу вызвал недоуменный взгляд продавщицы. Капитан покраснел, как юноша, застигнутый за изучением поз Камасутры прямо на уроке физкультуры.
Не надо ему, выписывая цитаты в блокнот, покачивать головой, улыбаться и многозначительно цокать языком.
Панов почти забыл про царящую вокруг подозрительность, но ушел незамеченный.
Больше года десять толстых книг с материалами партийного съезда ждали покупателя. Наконец, первая бумажная счастливица обрела хозяина. Военный читал стенограмму, как страшно популярный роман Шпанова!
А потом, протирая от пыли, следующий экземпляр, она все сокрушалась. Отбывающая куда-то публика предпочитала брать в дорогу что-то героическое, веселое или романтичное. Так зачем им возят этот товар, требуя план? У партийных работников и так, в каждом из чемоданов, лежит бережно завернутый в чистое полотенце «Краткий курс».
Продавщица не знала, что бывший полковник восстанавливает давным-давно усвоенную модель поведения. В дни его молодости даже рецепт перловой каши обязательно предварялся панегириком о великих решениях съезда партии или партийной конференции [19].
Но он не в претензии: фразой воздух не испортишь, а речь с затейливо вплетенными в паутину слов магическими цитатами всегда почиталась за искусство. И какая сочность оборотов!
Так пусть жалкие козявки вечно ползают под ногами могучего советского слона, да рыщут у наших границ фашистские мракобесы в смирительных рубашках.
Часы на вокзале пробили восемь, а Ненашев зло пощупал пустое запястье [20]. Пульс хороший, ритмичный, но нет обязательного для каждого офицера механизма на крепком кожаном ремешке. Часовая промышленность СССР постепенно вставала на ноги, но наручные часы жуткий дефицит. Пусть цена кусалась, но по факту достать их было невозможно.
Но не брать же будильник. Ходить и громко тикать — моветон и во времена суверенной демократии. Но больше раздражал фанерный ящик с неудобной ручкой, выдававший в нем новичка, первый раз прибывшего в этот приграничный город.
Максим принюхался. Где-то рядом готовилась еда, а время ужина он точно пропустил.
Пахло давно знакомыми белорусскими драниками, и в капитане немедленно проснулся страшный зверь. Если вышел он на охоту вечером — спасенья нет. Вот и теперь, его хомяк бесновался, стуча лапками прямо в мозг, намекая, как следует есть истинный местный деликатес — из горшочка, с грибным соусом, с кусочками нежно обжаренной свинины, нарезанной зеленью, и ложкой густой настоящей деревенской сметаны.
Ненашев чуть тормознул у дверей заведения. Вход на стратегический объект охранял военный пост. Старшина и боец устало козырнули капитану, но без задержек и лишних слов пустили внутрь. Особый приказ коменданта Брестского гарнизона запрещал посещение пивных и ресторанов лишь красноармейцам и младшим командирам.
*****
Гауптман Эрих Кон, издал звук, означающий крайнюю степень насыщения организма. Затем принялся лениво рассматривать певшую в ресторане польку. Ее уверенный голос совсем не гармонировал с худенькой, но привлекательной фигуркой.
Сидевший за столом немецкий офицер носил полную офицерскую форму голубовато-серого цвета и обоснованно гордился черно-бело-красной лентой Железного креста второго класса, прицепленной к пуговице мундира.
Целый месяц он пересекал советско-германскую границу, часто выезжая на грузовике с командой немецких солдат за город. Гражданская одежда, носимая некоторыми из них, ничего не значила.
Рейх возложил на нехрупкие плечи Эриха почетную и ответственную миссию.
Согласно советско-германским соглашениям, на территории Западной Белоруссии специальные команды немцев искали могилы своих солдат, погибших во время первой мировой войны и польской компании. Установив место захоронения, землю раскапывали, искали жетон погибшего, затем паковали останки в черный прорезиненный мешок. Последний приют тело находило в Фатерлянде.
Но умерев за империю или свежевыстроенный тысячелетний рейх, павшие продолжали служить Германии, стараясь закопаться в грунт поближе к аэродромам, складам, городкам и другими ценным объектам Красной Армии. Немецкий офицер натер мозоль, нажимая на спуск фотоаппарата [21].
Гауптман понимал и обратную сторону своей работы. Разведка. Очень предусмотрительно ознакомиться с местностью в полосе вероятного наступления их пехотной дивизии.
Такой план они втайне готовили, но врагом Россию еще не называли. [22]
В вермахте множились и переплетались довольно экзотические слухи об истинных причинах пребывания немецких войск на границе с Советским Союзом [23]. Каждый мог верить, во что хотел, спорить и ругаться с соседом. Вариантов несколько.
Будто командование вермахта считает берег Буга курортом, не хуже французского Лазурного берега, где солдаты смогут отдохнуть перед десантом через Ла-Манш. Будто русский лидер испугался жирной, вечно пьяной английской свиньи и любезно пригласил немцев защищать нефтепромыслы в Баку. За это Сталин якобы обещал Адольфу Гитлеру сдать в аренду Украину на пару сотен лет. Будто грядет совместный поход в Индию, и скоро братья по оружию начнут кататься на слонах и мыть сапоги в океане. После приказа основательно укрепить границу, добавилась еще одна версия: большевики могут ударить в спину Германии.
В жизни дивизии, переброшенной из Франции на западный берег Буга, ничего не менялось. Те же подъемы, отбои и редкий отдых. Лишь чуть плотней и напряженней стал график учений, проводимых с пяти утра до восьми вечера. Так прошел май. Ожидание стало невыносимым. Пусть хоть что-то случится!
Но каждым утром все также днем светило солнце, блестела река, и эшелоны с русской пшеницей и немецкими станками, чередуясь, шли на запад и восток через Буг. Торговля между СССР и Германией не прекращалась, успокаивая солдат — войны не будет.
Гауптман отдыхал, радуясь, что рационально разменял время. Вместо одиннадцати километров пыльной дороги — сытный ужин и неплохое местное пиво.
Опоздать Эрих не боялся. Более опытные товарищи поделились секретом. Через полтора часа пустой эшелон пунктуально проследует на германскую сторону. Гауптман подсядет на паровоз с немецкой бригадой.
Странно, отец когда-то говорил, что коммунисты строят здесь царство свободы и справедливости. Хорошо, что он вовремя изменил взгляды, доверившись фюреру. Любой гражданин рейха, в разумных пределах выражаясь о политике на собственной кухне, здесь смотрелся бы свободнее.
