Каменный топор сделал его властелином всего мира.
Извольте взглянуть на каменные топоры в музеях: весьма любопытные предметы. Все равно что наши дворянские грамоты.
Владелец топора в своем роду становился царем. Того, кто покорялся ему, он делал рабом. Взваливал на его плечи убитых животных, поваленные деревья, и раб тащил все это на себе. Речь тогда уже начинала усовершенствоваться.
Любовь еще обходилась без слов, довольствуясь несвязным лепетом, щебетом, хихиканьем, призывными кликами, но повелитель уже нуждался в речи. И слогов в ней стало больше.
Ну, а если кто-нибудь не покорялся властелину? Тогда наш предок убивал его. У него же был каменный топор. Но зачем он убивал своего ближнего? Голого, босого, у которого не было даже сапог, которые можно было бы стянуть с ног?
Краснея от стыда, признаемся, что наш предок убивал своего ближнего для того, чтобы его съесть. Исследователи древности докопались и до этого факта: наши предки были людоедами. Долгое время считалось, что у того, кто съест сердце убитого врага, храбрость возрастет вдвое и сила врага перейдет к нему.
Так-то, милостивые и высокочтимые дамы и господа, ваши высокоблагородия и ваши высокопревосходительства, вот каким человеком был наш предок!
Но все же почет ему и уважение — ведь от него мы унаследовали весь этот прекрасный мир.
Эту круглую землю, на суше которой мы все уже не умещаемся; миллионы живут на морях, миллионы — в глубинах земли и зарабатывают свой хлеб на воде и под землей.
Сколько тысячелетий понадобилось для того, чтобы потомки первого обладателя каменного топора, щеголявшего в медвежьей шкуре, стали расхаживать в шелках? Потомки, которые путешествуют с помощью пара, рисуют с помощью солнечных лучей, с помощью молний передают вести с одного конца земли на другой, потомки, которые проникают в глубь земли, с помощью телескопа пытаются найти центр мироздания, потомки, которые дают ночи свет, зиме — тепло; потомки, покорившие моря и связавшие разделенные водами континенты; потомки, которые, копаясь в грязной земле, выращивают хлеб, миллиарды человеческих рук заменяют машиной, те, кто изготовляет влагу, одолевающую горе, те, кто выпытывает тайны у трав, чтобы бороться со смертью, те, что создают бога по образу и подобию своему и присваивают себе его прерогативы: любят, творят, награждают, карают, созидают, сочиняют, возвеличивают, жаждут славы, свободы, вечной жизни, а когда умирают, требуют себе еще другую жизнь, и вера их — сила, с помощью которой они держат бога в плену!.. Сколько тысячелетий понадобилось для этого!
Черный пейзаж
Перед нами зияет глубокая пещера.
Стены и своды ее черны, словно темноте мало того, что пещера подземная. Они из каменного угля. Дно пещеры — большое, тоже черное зеркало. Это озеро, гладкое, как сталь.
Одиноко плывущий огонек отбрасывает на зеркальную гладь рассеянный свет прикрытой проволочной сеткой лампочки Дэви. В узкой лодке сидит гребец.
Душегубка скользит в неверном свете, в котором можно различить поднимающиеся из воды озера до сводчатого потолка пещеры высокие массивные колонны, стройные, как пилоны мавританского дворца. Эти колонны наполовину белые, наполовину черные. До определенной черты они словно из вороненой стали, а выше ее светлеют.
Что это за колонны?
Это стволы окаменевших пальм и пиний — на них еще можно различить чешуйки и годовые кольца.
Как они попали сюда? Такие окаменевшие прямоствольные гиганты обычно встречаются в слоях над каменноугольными шахтами, но как они оказались здесь, внизу? Ведь каменный уголь и эти стволы принадлежат разным эпохам. Как же получилось, что они образовали целую колоннаду в этой каменноугольной пещере?
Вероятно, когда-то каменный уголь сам по себе воспламенился и горел до тех пор, пока эти окаменевшие колоссы из обызвествленной почвы находившегося над пещерой слоя не рухнули вниз. Огонь не причинил им вреда, они так и остались скалами.
Угольные шахты часто загораются сами по себе, причину этого знает каждый новичок; но отчего пожар в них затухает? Никто не может ответить на этот вопрос.
Лодочник, сидящий в узкой душегубке, взмахивает веслами и гонит свой челн по воде то в одну, то в другую сторону.
Это бледный мужчина лет тридцати, с редкой бородкой, узкие губы придают его лицу холодную серьезность, а густые брови и высокий лоб с выдающимися надбровными дугами говорят о том, что он глубокий мыслитель. Его густые, черные волосы ничем не покрыты, — воздух под сводами душный и теплый, в шапке он здесь просто бы не выдержал.
Что ему тут нужно?
Человек гонит лодку по черной зеркальной глади, поднимая фонарь, осматривает черные стены, словно ищет на них буквы, тайные письмена, которые один миллиард лет оставил в наследство другому.
И он находит эти буквы.
Несколько отпечатков листьев первобытных деревьев выступают на черных стенах. Драгоценное сокровище.
В другом месте ему попадаются неизвестные кристаллы, которым наука еще не дала наименования, дальше он натыкается на незнакомый конгломерат, состоящий из различных руд, металлов, камней, на какую-то новую, сплавленную огнем безымянную массу. Это тоже кое о чем говорит.
Воды озера мало-помалу покрывали колонны слоем мелких кристаллов. По этому слою также можно кое-что узнать.
Дело в том, что само озеро — феномен. Воды его то прибывают, то убывают. Дважды в сутки озеро исчезает совсем и дважды вновь наполняет свой бассейн. В урочный час с рокотом и урчаньем оно выступает из глубокой подземной расщелины и с шумом заливает бассейн; постепенно вода поднимается до той черты, где колонны начинают светлеть, и там замирает — в течение двух часов озеро неподвижно. А потом вода снова начинает опадать и вскоре опять исчезает, уйдя в таинственные норы, из которых ранее появилась. В оставшемся иле часто можно найти куски янтаря и зубы акул — свидетельство существования дремучих лесов и глубоких морей.
Гребец ждал, пока вода спадет совсем и он с лодкой окажется на дне бассейна.
Остатки черной воды медленно всасывались в расщелину каменноугольной скалы.
Лодочник снял пиджак, сапоги и остался в синей рубахе и штанах из грубого полотна. Потом он привязал к поясу кожаную сумку, положил в нее долото, молоток, подвесил к ремню лампочку Дэви и полез в узкую, низкую щель.
Он отправился вслед за исчезнувшим озером.
Он отважно обходил коридоры этого дворца смерти. Нужно было обладать стальным сердцем и ясной головой, чтобы осмелиться туда спуститься и в одиночестве, на свой страх и риск, пытаться проникнуть в мир спящих уже целые тысячелетия великих чудес вечной природы.
И у этого человека хватало смелости.
Он спускался в подземелье не первый раз и проводил там много времени. Иногда по два-три часа кряду.
Если бы кто-нибудь ждал его наверху — жена, ребенок, слуга или собака, — они приходили бы в отчаяние от его отсутствия.
Но его не ждал никто, разве только глубокая ночь.
А исчезающее озеро капризно! У него не было определенного срока для отдыха. Иногда перерыв длился два часа, иногда три, а иной раз вода возвращалась и час спустя. Горе храбрецу, которого она застигнет в узких норах таинственного лабиринта!
Но лодочник уже изучил капризы озера — они с ним были старыми знакомыми. Человеку были известны признаки, по которым можно было судить, когда кончится перерыв. Он ощущал подземный ветер, который предшествовал приходу озера. Если бы он дожидался, пока услышит голос озера, он бы погиб. После рокота и урчания, доносившихся из расщелины, до начала подземного прилива уже оставались считанные минуты.
В темноте послышались какие-то призрачные шорохи, похожие на долгие вздохи, — казалось, это дальнее дуновение ветра, звучание статуи Мемнона на рассвете.
Вскоре после этого в расщелине скалы показался едва различимый свет, а спустя несколько минут вылез и таинственный подземный исследователь.
Лицо его было бледнее, чем раньше, а лоб блестел от пота. Там, внизу, воздух был еще более спертым, а быть может, пот выступил у него на лбу от страха.
Он сел в лодку и бросил в нее набитую сумку.
И едва он вылез из норы в скале, как сразу же в желудке горы раздались урчанье и клекот, а из расщелины с рокотанием выплеснулась первая черная волна, тотчас же заполнившая дно бассейна. Наступил минутный перерыв. Затем последовало второе извержение пены, а вслед за ним из глубокой щели с силой забила вода. Бассейн быстро наполнялся, водное зеркало поднималось. Какое-то время на гладкой поверхности возле стены еще виднелся источник стремительного прилива, потом зеркало разгладилось и тихо, незаметно продолжало подниматься до той черты на колоннах, выше которой они светлели. Лодка с сидящим в ней человеком, словно сказочный подземный призрак, колыхалась на воде, погрузившись в нее всего на одну четверть. Вода, насыщенная металлическими окисями, была тяжела, как руда.
