Зиновий надолго замолчал, думая о чем-то своем.
— Ну, а я каким боком ко всему этому отношение имею? — поинтересовался Герман.
— Вопрос резонный и своевременный, — ответил Зиновий, — я один остался. Да, и годы уже не те, как раньше. Вашу кандидатуру еще Орест предложил, вместо Казимира. Очень вы ему приглянулись. У меня на руках десять готовых экземпляров. Это, по минимуму, миллион долларов. А, в Европе, все полтора. Плюс, оборудование и технология. Если захотим продолжить. Но, если честно, мне и половины миллиона хватило бы. А, оборудование я вам уступлю тысяч за двести. Но, только, когда мы разбогатеем. Не раньше. Но, есть главное условие. Не знаю ваших материальных возможностей. Потянете ли? — Зиновий с сомнением осмотрел неказистое жилище Германа. — Ваш пай входа в дело, это золотая Николаевка достоинством тридцать семь рублей и пятьдесят копеек.
— Предложение заманчивое, нужно взвесить свои возможности. Скорее всего, придется влезть в долги, — подумав ответил Герман. — Отвечу через три дня.
В ту же ночь он, через знакомый стадион, пробрался, к разваливающейся по кирпичикам, всеми забытой, допотопной водонапорной башне и откопал свое сокровище. Монета, казалось, ждала его прихода, и охотно пошла в руки. Герман развернул монету и поднял над головой. На фоне башни, напоминавшей старинный, разваливающийся и обветшалый замок, он сравнил ее с вышедшим желтым диском луны. Сравнение было в пользу монеты.
Образ, залитого лунным светом, призрачного замка цепко въелся в разум и, незваным гостем, проникал в душу. Казалось, что в этих стенах, до сих пор, скользит невидимая тень Латуровского игрока. Далекий фантом навязчиво стоял перед глазами, рассеивая внимание. По дороге домой Герман передвигался, как лунатик и чуть не попал под черный "внедорожник", напоминавший, перевернутый на бок, платяной шкаф. Автомобиль резко затормозил. Из приоткрытого окна он услышал в свой адрес собачий лай и несколько, не совсем литературных, выражений.
— Вы, о развалины, навеки остались в сердце моем. Коль меня хулит невежа, значит, близок я к совершенству, — прошептал кладоискатель и растворился в темноте.
В двухместном купе спального вагона царил полумрак. Зиновий отодвинул к окну звенящие, от стука колес, чайные стаканы и взял из рук Германа золотую монету. При свете ночного фонаря, он стал ее внимательно изучать через увеличительное стекло.
— Старая знакомая, — заметил он глубокомысленно, — узнаю ее по царапине на профиле императора. Точно такие я сделал вручную и на копиях. Не спрашиваю, как она к вам попала. Догадываюсь, что мы оба виноваты перед Казимиром. Но, ни о чем не жалею. Повторись, поступил бы так же. Всегда ненавидел этого выскочку. А, если честно, то и завидовал его непрерывному куражу. В особенности, успеху у женщин. Даже в таком возрасте он мог пустить им пыль в глаза. Когда он обвинил меня в краже этой монеты, я понял, что жить мне осталось недолго. И, решил его опередить. Этим обвинением он подписал себе смертный приговор. Да, и доля, в тридцать три и три в периоде процента, меня не устраивала.
Зиновий откинулся на подушки и закрыл глаза. Казалось, что он хочет лучше вспомнить и еще раз пережить недавние события.
— У меня был ключ от входной двери в магазин. Той ночью я им воспользовался, постучал к нему в кабинет и окликнул по имени. Казимир, с недовольным видом, открыл и получил пулю в голову. Он был горделивый и самовлюбленный человек. Никого не признавал. За что и поплатился. И, умер стоя, как ему и подобало. На пол упала только его земная оболочка. А, его душа осталась в вертикальном положении. Я натянул перчатки, достал из стола ключи и открыл сейф. Десять фальшивых, но очень дорогих для меня монет, лежали на верхней полке. Я прибрал их к рукам, закрыл сейф и положил ключи на старое место.
— Смерть Ореста, тоже ваших рук дело? — безучастно глядя в окно, поинтересовался Герман.
— Он обо всем догадался. Только у меня был ключ от входной двери. Не было другого выхода, — подтвердил Зиновий, и, подумав, спросил:
— А, знаете для чего я вам это рассказал? Ведь, мог бы и промолчать?
— Для чего же? — полюбопытствовал Герман, внимательно вглядываясь в собеседника.
— Для того, что бы у вас не было и мысли достать из-за спины бубнового туза.
Глубокой ночью, когда новоиспеченный компаньон заснул сном праведника, Герман вышел в тамбур и включил диктофон. Голос Зиновия, несмотря на аккомпанирующий стук колес, звучал разборчиво и четко.
«Вот и закончено мое первое приватное расследование, — подумал Герман. — Убийца найден и улик более, чем достаточно. Я стою перед выбором. Как поступить? Обратиться к мадам Милорадович за обещанным вознаграждением, размер и форма которого, пока еще, не оговорены? Или, пуститься во все тяжкие, и стать богатым и свободным человеком? Оба варианта имеют свои положительные и отрицательные стороны. Но, как бы то ни было, профессия частного детектива мне подходит и не буду сбрасывать ее со счетов».
Древнееврейская рукопись, затерявшаяся в веках
По прошествии двух беспокойных лет, Герман вновь решил попробовать себя в качестве частного детектива.
Он переехал в столицу и в деловой части города снял небольшое, но хорошо обставленное, офисное помещение. А в солидном рекламном издании дал объявление следующего содержания:
«Частный детектив-аналитик, с большим жизненным опытом, возьмется за любое безнадежное и запутанное дело. Дорого, но это Ваш последний шанс. Без авансов. Оплата только по положительному конечному результату.
Доктор Герман».
Излишняя скромность не входила в число его недостатков, и Герман упомянул в объявлении научную степень.
«Соответствую, — решил он, разглядывая в офисном трюмо седеющие виски, и подтягивая узел неброского галстука».
Герман окинул взглядом свою подтянутую фигуру и смахнул с дорогого, строгого пиджака невидимую пылинку.
«Так и должен выглядеть преуспевающий частный детектив,» — решил он удовлетворенно.
Звонить стали сразу же по выходу рекламного журнала. От двух первых предложений Герман вежливо отказался из-за их несерьезности, а когда позвонил мужчина и, запинаясь, предложил расследовать загадочную смерть своего отчима, который всю свою жизнь проработал народным судьей, Герман согласился без раздумий. Чутье подсказывало, что это, то что нужно.
Моложавый и излишне полноватый человек в круглых, роговых очках, близоруко щурясь, переступил порог и представился. Герман вышел из-за стола и внимательно окинул его взглядом. Он пожал протянутую пухлую ладонь и пригласил гостя садиться. Имени клиента Герман не придал большого значения. На данный момент, имя Владлен Скуратовский, ни о чем не говорило и ни несло полезной смысловой нагрузки.
Используя ассоциативное мышление, Герман сразу же провел параллель между гостем и Пьером Безуховым. И, под этим кодовым определением отправил в дальний уголок своей памяти.
Теперь он, с некоторой долей уверенности, мог допустить, что дело пойдет, вдобавок, и о большом наследстве.
И еще мог попытаться предугадать, чего можно ждать от гостя в дальнейшем.
Литературный Пьер Безухов, в трактовке Льва Толстого, был человеком мягким и увлекающимся. Но, способным на поступок. Хватило же у него духу вызвать на дуэль бреттера Долохова. И, выиграть поединок. Пусть, даже по невероятной счастливой случайности.
Да, и женщины доставались ему завидные.
Так, что Герман зачислил гостя в разряд людей, которым сопутствует удача. Если верить Толстому. А. его Герман считал тонким знатоком человеческих душ.
Оказалось, что несколько лет назад, Пьер эмигрировал во Францию и прожил там больше трех лет. Здесь. на родине у него оставался только, недавно овдовевший, престарелый отчим. Бывший судья проживал в четырехкомнатной квартире, на Пятницкой. Где и был застрелен при невыясненных, до сих пор, обстоятельствах.
Первой забила тревогу приходящая домработница, когда утром судья не открыл дверь и не отвечал на звонки. Консьержка вызвонила участкового и, в присутствии соседей и понятых, под протокол и видеосъемку. взломали дверь. Процедура соблюдалась строжайшая.
Дело в том, что в этом доме жильцы проживали особенные. В большинстве своем, это были персональные пенсионеры государственного значения.
Отчим Владлена долгие годы проработал в судебной системе. Начинал районным судьей. А, закончил карьеру председателем Мосгорсуда. А лет двадцать назад вышел на заслуженный отдых.
Жил судья тихо и уединенно. В гости не ходил и к себе не приглашал. Может быть потому, что коллекционировал дорогие старинные картины.
После смерти супруги, отчим, по рекомендации бывшего сослуживца, нанял приходящую домработницу, на которую свалил все домашние дела.
