— Уходи! Не хочу с тобой разговаривать, — бросил зло.
— Чем я тебя обидела?
Мальчик хотел гордо промолчать, но слова сами собой вырвались из горла.
— Я думал, мы друзья.
— Так и есть.
— Ложь! — выкрикнул он, задыхаясь от гнева. — Тебе нужен мой отец. Я только средство забраться в его постель. Я видел вас вчера внизу, в зале.
Ард ждал, что она смутится, начнет оправдываться, но лицо Айлы осталось спокойным, только в глазах появилось выражение жалости. И от этого еще больше охватывала злость.
— Ландмир очень хороший человек, но несчастен и одинок. Я тоже одинока. Что плохого, если два одиночества решили согреть и утешить друг друга?
— Тебе никогда не занять места мамы, никто в мире не любил так, как отец ее, — жестокие слова намерено слетали с языка, желая ранить побольнее.
— Я и не пытаюсь. У нас говорят: «Человек не сможет дышать, если у него вырвать сердце». Твоя мама — его сердце. Так пусть оно продолжает биться. Как и твое. Я лишь хотела смягчить боль потери. Это неправильно, когда человек живет в горе. Твой отец заслуживает счастья. Разве не так?
Ард ждал от Айлы негодования, возражения, насмешки, только не этих слов, не сочувствия во взгляде, не нежности в голосе. Однако распалить воображение проще, чем успокоить.
— Мой отец не одинок! У него есть я. И нам хорошо вдвоем, без тебя.
Девушка взяла стул, поставила возле кровати, села.
— Пока да. Но, что будет, когда ты вырастешь и покинешь этот дом? Тебе хочется, чтобы он доживал в одиночестве и печали? Такова благодарность за его заботу и любовь?
— Покину дом?! — повторил мальчик в гневе. — Разве что ногами вперед! Ты, видно, забыла, что я калека.
Айла пару мгновений смотрела на него задумчиво, потом встала, притворила плотнее дверь, вернулась к кровати. Ее пальцы потянули шнуровку на груди, ткань поехала с плеч, и платье упало на пол.
— Что ты делаешь? — изумленно пробормотал Ард.
— Хочу проверить, так ли верны твои слова, — кочевница, откинув край одеяла, забралась к нему в постель. — Что ты чувствуешь, глядя на обнаженную женщину?
— Я хочу, что б ты ушла, иначе все расскажу отцу, — губы мальчика внезапно стали сухими, горло походило на выжженную степь.
— Негодование. Смущение, — кивнула Айла. — А что еще? — она взяла его руку, приложила к своей груди. — Потрогай, не бойся. Тебе нравится касаться ее?
— Да, — сипло выдавил он, помимо воли гладя ее грудь, ощущая бархат кожи, исходящее от нее тепло.
Рука кочевницы скользнула ему под рубашку, горячее дыхание обожгло шею.
— А сейчас, что ты чувствуешь? — лаская, пальцы девушки опустились вниз, проникли в штаны, сомкнулись на члене. — Жар растекается внутри твоего живота, рождается желание?
Ард к своему стыду и впрямь ощутил, как чресла наполняет кровь, плоть твердеет. Впервые.
— Я… я… — выдавил он, густо краснея.
Айла вдруг выдернула руку, встала с кровати, накинула платье.
— Маленький лгун и большой лентяй! — произнесла она резко. — Хочешь выбраться из кресла? Перестань жалеть себя и бездельничать. Пробуди Тха, подчини его своей воле. Твои ноги не мертвы. И заставить их ходить в твоих силах.
Отчитав его, развернулась и вышла из комнаты.
Интерлюдия
Буря с грохотом распахивает ставни: старый дурак — ваш покорный слуга — забыл задвинуть щеколду. Шальной ветер смахивает со стола бумагу, переворачивает чернильницу и шкатулку с песком. Лишь пламя остается бесстрастным, играя на потемневшем фителе — но на то оно и пламя, чтобы быть всегда собой.
Спина моя болит, в коленях щелкает, но я наклоняюсь и начинаю собирать пергамент. Лист за листом, год за годом.
Вот так удача! Возле ножки стола, наполовину задвинутая под плинтус, лежит медная монета. Вся в патине, чеканка грубая, но как память — кругляшок бесценен. Давно его не видал! Много кроется в выдолбленных на сторонах монеты знаках. Так много, что и не передать. История Ваярии изменилсь, благодаря этому кусочку меди…
Собрав листы и прибрав на столешнице, усаживюсь на стул и кладу монету перед собой.
Никому неведемо знать, чем обернется тот или иной поступок. Иногда, даже самое крохотное событие приводит к удивительным, а порой страшным последствиям. Но если знать наперед будущее — будет ли интересно жить? Станет ли так волновать и манить то, что готовит нам река судеб?
Однако я отвлекся — простите старого болтуна!
Две другие реки пустились в путь в иное время. Когда континент Гаргия стоял на пороге великих потрясений, а очистительная война была на пике ярости…
Глава 2 Брат и Сестра
Желтый челн крадучись пробирался по реке в сером мареве зачинающегося рассвета. В лодке сидели двое: напоминающая галчонка черноволосая девочка и мальчик, не многим старше своей спутницы. Похожие черты лица: одинаковый разрез темных глаз и высокие скулы подчеркивали их родство, а перехватывающие волосы плетеные ленты из кожи — о принадлежности к лесному племени. Одетые в холщевые рубахи и меховые безрукавки, дети не замечали ни прохлады утреннего ветерка, ни идущей от воды свежести. Взоры маленьких путников были прикованы к реке.
— Ну, где твой Радужный мост? — В нетерпении поерзала на скамье девочка.
— Скоро, — буркнул гребущий с сосредоточенным видом мальчик. Сестренка сморщила носик от надоевшего уже ответа, надула губы. — Карагач говорил, надо плыть по течению. Река сама приведет к мосту, если на то будет воля Соарт. Вот и жди, — смилостивившись, пояснил брат. Повел натруженными плечами, морщась от липнувшей к спине пропотевшей рубахи, откинул упавшую на лоб непослушную прядь. Весла вновь заработали в его ладонях, бесшумно опускаясь и выныривая из реки.
Девочка нахохлилась, точно воробей, подобрала под себя ноги. Окинув взглядом поросшие соснами пологие берега, проговорила негромко: — Красиво тут. Только тихо. Даже птиц не слышно.
— Владения Спящих, — молвил брат, отпихнув проплывающую мимо корягу. — Здесь держи ухо востро, всякое может случиться. Ирхан — река норовистая, колдовская, любит народ морочить.
Девочка подразнивая, скорчила потешную рожицу.
— Мне все равно не страшно, напрасно стараешься, Ильгар.
— Хотел бы напугать, отвез бы на Плачущие топи. Вот где жуть. Дядька Ясен оттуда седым вернулся и не в себе.
Сестренка хихикнула в ладошку:
— Ты такой смешной, когда говоришь как волхв!
— По сторонам смотри, Ная, и не трещи сорокой, тут тишину блюсти надо. Место святое. Нечего духов тревожить пустой болтовней, — одернул ее Ильгар.
Малышка притихла, заозиралась. Стелющийся по воде утренний туман напоминал призрачных речных дев, охотниц преследовать челны с путниками. Ная боязливо вскинула опущенную в ласковые волны руку, прижала к груди. Еще сдернут с лодки, утянут в глубину! Брат прав — здесь зевать нельзя. Недаром Ирхан называли в народе Коварный или Колдун.
