Сколько времени предавался он размышлениям? К действительности его вернул какой-то шум: крики, ругань, грохот сапог по палубе. Затем — ужасающий скрежет металла, огромная масса, выросшая по левому борту и тотчас исчезнувшая в ночи.
В иллюминаторах показались испуганные лица. Пассажиры выскочили из своих кают. Но голос капитана их успокоил. Все разошлись.
«На этот раз обошлось»,— сказал про себя Робер, поднимаясь на опустевшую верхнюю палубу.
Он отметил, что вокруг произошли изменения. Туман рассеялся, как будто сметенный взмахом крыла, в небе заблестели звезды, проступили довольно четкие очертания низкого берега.
Робер посмотрел на часы: пятнадцать минут десятого.
Огни Гринвича[19] остались далеко позади. С левого борта еще виднелись огни Вулвича, а на горизонте уже показался маяк Стоунмесс. Вот и он позади, а впереди зажегся Броуднесс. В десять часов корабль прошел маяки Тилбарнисс, а еще через двадцать минут обогнул косу Гоулхауз.
Робер увидел, что он прогуливается по палубе не один. В десяти шагах от него в темноте мерцала сигарета. Молодой человек, спокойно продолжая прогулку, бессознательно приблизился к освещенному иллюминатору салона.
Внутри было тихо. Пассажиры разошлись по своим каютам. Салон опустел.
Лишь одна пассажирка, почти напротив Робера, читала полулежа на диване. Он мог без помех рассмотреть тонкие черты лица, белокурые волосы, черные глаза, стройную фигуру, маленькую ножку, выступающую из-под элегантной юбки. Его привели в восхищение грациозная поза и изящная рука, перевертывающая страницы книги. Он нашел пассажирку очаровательной и в течение нескольких мгновений, совершенно забывшись, не мог оторвать от нее глаз.
Но человек с сигаретой кашлянул у него за спиной, и Робер, устыдившись своей нескромности, отошел от окна.
Огни за бортом продолжали мигать. В 11 часов 10 минут прошли мимо сигнальной станции. Теперь вдали были видны огни маяков Нор и Грейт-Нор, они казались часовыми, одиноко стоящими на посту в океане.
Робер решил немного поспать. Он спустился с верхней палубы и вышел к своему отсеку. Он был по-прежнему погружен в мысли.
О чем он думал? Продолжал ли недавний монолог? Или теперь его мысли занимала восхитившая его незнакомка? В двадцать восемь лет печальные мысли проходят так быстро!
Он очнулся в тот момент, когда его рука опустилась на дверную ручку каюты. Он обнаружил, что не один.
В то же мгновение открылись еще две двери. В соседнюю каюту вошла женщина, а в следующую — мужчина. Они обменялись приветствиями. Затем соседка Робера обернулась, бросив на него любопытный взгляд, и, прежде чем она успела скрыться в своей каюте, Робер узнал прекрасную незнакомку.
Он вошел к себе.
Закрывая дверь, Робер услышал, как корабль заскрипел, взметнувшись вверх, а затем в шуме пены упал вниз. Набежал первый вал, и снасти загудели под морским ветром.
Глава IV
ПЕРВЫЕ ЗНАКОМСТВА
Утром земля исчезла из виду. Небо было чисто от облаков, и солнце ярко освещало необъятное пространство моря. Стояла превосходная погода, и, как бы разделяя всеобщую радость, пароход легко покачивался на волнах, мягко разрезая морскую зыбь, поднимаемую легким бризом с норд-веста.
В четверть шестого капитан Пип спустился с рулевого мостика, где простоял всю ночь, и передал вахту помощнику.
— Курс на запад, Флишип,— сказал он.
— Хорошо, капитан,— ответил помощник и, поднявшись на мостик, отдал команду: — Вахте левого борта мыть палубу!
Капитан не сразу удалился в свою каюту. Он обошел пароход, оглядел все внимательным взглядом.
На полубаке, склонившись над форштевнем[20], посмотрел, как корабль взлетает на волне. Подошел к окну машинного отделения, беспокойно прислушался к гудению шатунов и поршней, ходящих взад-вперед.
Он уже собрался уходить, когда над люком показалась фуражка с галуном. Главный механик Бишоп вышел на палубу подышать свежим утренним воздухом.
Они пожали друг другу руки и молча обменялись взглядами. Капитан вопросительно посмотрел туда, где гремело и ревело железо.
Бишоп понял этот немой вопрос.
— Да, капитан… так и есть,— сказал он со вздохом.
Больше он ничего не стал объяснять, но капитан все понял, потому что не стал переспрашивать, а только с явным неудовольствием покачал головой. И они продолжили начатый капитаном обход вдвоем.
На верхнюю палубу поднялся Томпсон. С другой стороны навстречу ему приближался Робер.
— Господин Морган! — закричал администратор.— Хорошо ли спали, господин профессор? Довольны ли каютой? Отличная погода, не правда ли, господин профессор?
Робер инстинктивно оглянулся, ожидая увидеть кого-нибудь из пассажиров. Он не сразу понял, что эти слова имеют отношение к его скромной персоне.
Внезапно Томпсон стремительно скатился по трапу вниз.
Робер посмотрел вокруг, но не понял причины столь поспешного бегства. На верхней палубе не было никого, кроме двух пассажиров. Они только что появились. Неужели Томпсон убежал из-за них? Но внешний вид этих джентльменов вряд ли мог кого напугать, хотя и выглядели они весьма оригинально.
Француза можно легко принять за человека другой национальности, с англичанином же дело обстоит иначе. У детей Альбиона[21]слишком характерный облик, их узнают сразу.
Один из двух пассажиров, вышедших на палубу, всей своей персоной подтверждал справедливость этого наблюдения. Казалось, нельзя быть более англичанином, чем он. Его даже можно было бы назвать дважды англичанином, если бы не рост. Но и при среднем росте, будучи худощавым, он выглядел высоким.
Его длинные ноги шагали по земле гордо, как бы утверждая над нею свою власть. Ведь англичанин, куда бы ни забросила его судьба, всегда высоко держит знамя своей страны.
Пассажир напоминал обликом старое дерево. Остро выступающие локти и колени скрипели, как детали плохо смазанного механизма, и были похожи на сучья. Его суставам, видно, не хватало смазочной жидкости. Недостаток смазочного материала сказывался, судя по всему, также и на его характере.
К такому выводу пришел бы наблюдатель, смотря на него снизу. Сначала обращал на себя внимание длинный, тонкий и острый нос. По сторонам этого устрашающего клюва, на том месте, где обычно находятся глаза, блестели два уголька. А ниже — узкая щель, которую при хорошем знании анатомии следовало назвать ртом и которая свидетельствовала о недобром характере. Наконец, рыжая растительность вокруг лица, тщательно приглаженные волосы, прямой пробор до самой макушки дополняли впечатление об этом образе. Пробор и бакенбарды говорили о твердости характера и о чопорности.
