Я поглядел на часы.
– Ладно, сейчас звонок будет. Куда мне сегодня? Кстати, можешь сообщать на голосовую почту. Если не хочешь браниться.
– Я тебе не сообщила, поскольку точно не знала, – ответила Элизабет. – Знаю, что пара учителей отзвонились, сказали, что приболели. Вечно это случается под конец семестра, когда они понимают, что положенный больничный не отгуляли. Я думала, что одним из них будет Моррис, так что ты мог бы снова вести уроки английского и литературы. Но так случилось, что он пришел.
– Жалко. Некоторые из этих детей почти талантливы.
– Знаю.
Она поглядела на стол. И снова заговорила, тише.
– Однако кое-кто, от кого я не ожидала такого… сделал это. Послал сообщение «Я сегодня не могу прийти», без объяснения причин. А теперь не отвечает ни на звонки, ни на сообщения.
Я ждал. Учитывая тон Элизабет, было нетрудно догадаться, кто провинился. Но я хотел, чтобы она сама это сказала.
– Преподаватель оркестра, – сказала Элизабет. – Дэвид Гаррет.
– Ты имеешь в виду парня, на котором катаешься, как на быке в родео? – сказал я, выпрямляя ноги.
Ее это не задело.
– Весьма вульгарное определение, – сказала она. – И никто больше этого не знает. Так что помалкивай.
Я усмехнулся с неожиданной горечью.
– Черт, Лестер, наверное, красными крестиками в календаре отмечает те дни, когда ты и мистер Гаррет приходите на работу с интервалом меньше пяти минут. Городок-то маленький, Лизбет. Если директор школы играет на трубе с владыкой школьного оркестра ботанов, это замечу не я один.
Элизабет наградила меня взглядом, которым можно было бы разрезать стекло.
– Все, что я хочу от тебя услышать, – возьмешь ли ты первый час с симфоническим окрестром, потом час побездельничаешь, а потом прикроешь два часа подряд по истории. Мисс Конли оставила DVD по битве при Геттисберге, сказала, что как раз для обоих уроков. Потом ты можешь идти домой с оплатой за полдня. Или взять еще два урока на самостоятельных занятиях после обеда. Через неделю экзамены, и мало кто из нормальных учителей их возьмет.
Я попытался ответить ей таким же взглядом, но в этом она меня явно превосходила.
– Во-первых, я ни фига не знаю, как вести занятия с оркестром. Во-вторых, благодарю за «нормальных учителей». В-третьих…
Если бы мое приключение на выходных оказалось более доходным… а так, восемьдесят баксов не повредят.
– О’кей. После обеда тоже поработаю.
Элизабет снова обрела самообладание вожака стаи.
– Насчет оркестра не беспокойся. За этим здесь Мэрайза была. Она еще подросток, но ее уже взрослые уважают. Например, Дэвид. Я дала ей ключи от шкафов с инструментами, и она проведет репетицию. Тебе надо только проследить, чтобы ей никто не мешал. В пятницу уже весенний концерт, так что они должны хорошо все играть. После концерта будут продавать выпечку и устроят барбекю, если людям шоу понравится, они больше купят. Наш благотворитель предоставил хорошие инструменты и футболки, но нам все равно нужны деньги, чтобы вывозить оркестр на футбольные матчи и районные конкурсы в следующем году.
– Думаешь, твой, э-э, мистер Гаррет к пятнице выйдет? – спросил я. – В смысле, несколько беспокоит, что он не сказал, почему сегодня не вышел, не думаешь? Опять же, что очутился вне зоны покрытия мобильной связи.
Эти вопросы не были ни приятными, ни полезными с моей стороны. Правда, и я уже не тот приятный и полезный парень, как когда-то был.
На этот раз Элизабет сохранила спокойствие.
– У Дэвида брат в какие-то неприятности попал. Он не стал рассказывать подробности, а я не спрашивала. Но, думаю, он именно поэтому отсутствует. В любом случае, он не подставит оркестр. На самом деле вчера здесь был, в воскресенье. Мы оба ставили новые замки на шкафы с инструментами. Дэвид за них из своего кармана заплатил, кстати.
Она вздохнула.
– А теперь скажи, какое тебе до этого дело.
– Эй, я просто хотел помочь, если смогу, – сказал я. – Совершенно уверен, что смогу до пятницы научиться дирижировать.
– Ага, запомню обязательно, – сказала она, уже готовая меня выпроводить.
Но я еще не закончил.
– Кстати, о новых замках. Заместитель шерифа сказал, что инструменты украли.
На самом деле не сказал такими словами, но это совсем небольшая ложь.
– Для сегодняшнего урока это проблема?
Элизабет покачала головой.
– Нет. На самом деле один из украденых инструментов – тубу – вернули. Он волшебным образом появился у погрузочных ворот кафетерия вчера утром. Видимо, вор понял, что на черном рынке инструментов для оркестров не нужны те, на которых сидя играют. Когда жаришь польку, кумбию, ранчеру и поп-музыку подряд, никто из музыкантов не сидит. Особенно те, кто на басах играет.
Я понимал, что тубу вернула Мэрайза, скорее всего, но не понимал, зачем. И уже понял, даже до того, как увидел, как одет Карлос, что сузафоны воруют, чтобы перепродать другим оркестрам – может, в Техасе, может, в Мексике. Кому еще они нужны, черт их дери?
– Вот поэтому я предпочитаю блюз в электричестве. Можешь сидеть, можешь стоять, тебе не надо морщиться и дуть в трубу и плевать слюнями во все стороны. Если ты, конечно, не барабанщик. Плюс к тому не надо слушаться приказов от басистов.
– Я помню, – сказала Элизабет, улыбнувшись совсем слегка, но очень искренне. Встала, подошла к двери и положила руку на ее ручку. – Так уж получилось, что у нас в школьном оркестре очень хороший трубач-басист. Сам увидишь.
Зазвонил звонок, и она открыла дверь.
– Иди, уже опаздываешь.
Я встал, поглядел на нее, и у меня защемило сердце.
– Наверняка Энни на чем-нибудь играла бы.
Эти слова сорвались с моих губ прежде, чем я осознал их.
Элизабет закрыла глаза, а я пожалел, что не откусил себе язык вместо того, чтобы размышлять вслух.
Она открыла глаза, и мы вернулись в настоящее.
Открыла дверь.
– Зал для оркестра в новой пристройке, подальше от остальных классов. Иди по этой стороне коридора до выхода на стоянку позади школы. По коридору между кафетерием и спортзалом, потом…
Я пошел мимо нее.
– Просто пойду на звук щенячьих визгов, – сказал я.
Элизабет закрыла за мной дверь, и я миновал стойку, за которой сидел Лестер, все так же склонившись над кружкой с кофе.
– Ты все это слышал? – спросил я.
Он глянул на меня затуманенными глазами.
– Надо же хоть как-то развлекаться. Вряд ли я привыкну сидеть дома и смотреть всякое «мыло» вместе с женой. Она же меня зарежет.
– Не могу ее в этом винить, Лестер.
– Вот все так.
Толкнув наружную дверь, я вышел в пустой коридор. Наверное, чувствовал бы себя куда лучше, если бы на минуту раньше вышел из кабинета Элизабет. В конце концов, мне с Элизабет всегда хорошо было. Главное – не затягивать.
Но некоторые вещи сами себе предел устанавливают.
7. Метеоризм, китовый
Мэрайза, как вы помните, была худощавой и невысокой, так что туба «Грониц» казалась изрядно больше играющей на ней. Когда Мэрайза надела ее на себя, оперев на колени, остались видны только ноги в белых кроссовках, торчащие из-под переплетения латунных трубок.
Тем не менее, сидя в верхнем ряду оркестровой, она выкрикивала команды и отсчитывала такт не хуже армейского сержанта. Как и сказала Элизабет, остальные ее уважали и слушались.
Их было пятьдесят шесть, и это был самый большой оркестр за всю историю Кингмэна. И играли они отлично. Особенно Мэрайза. Даже соло в «Звездах и полосах навсегда», которое обычно играют на флейте-пикколо, сыграла она. Каждая нота тубы звучала четко и правильно, и они сыпались друг за другом с огромной скоростью.
Ну, если честно, все они напоминали мне китовый пердеж. Но очень быстрый, четко выраженный и идеальный китовый пердеж.
Я впечатлился. И озадачился. Девочка явно с удовольствием играла в этом старомодном школьном оркестре. Как же она могла стать частью банды, занявшейся воровством сузафонов, обкрадывая этот самый оркестр? Или она вернула назад тубу только потому, что поняла, что иначе у нее не будет нормальной трубы?
Товарищи по банде и их покупатель знали, что она сделала. А покупатель взял с собой огромный, до идиотизма, револьвер, заряженный ружейными патронами. И не боялся его применить. Вне зависимости от мотивов Мэрайзы, не следовало ли ей несколько раз подумать, прежде чем возвращать свой «Грониц»?
Вроде бы все это не должно было меня беспокоить. Мэрайза оказалась малолетней воровкой, а я спер у нее и ее приятелей-воров деньги. Я всегда воровал только у плохих людей. Так что ее мотивы – не мое дело. Как и их последствия.
Но, сидя на репетиции оркестра, было сложно сдержать любопытство. Двое приятелей-воров были здесь, вместе с Мэрайзой. Кейли, в такой же футболке с надписью «Крутая медь» на спине, игравшая на трубе, сидела в одном ряду с Мэрайзой. А Джаред сидел в нижнем ряду, слева от дирижерского пульта, за который я уселся. Один из восьмерых кларнетистов, первый в ряду. Видимо, он был лучшим среди них.
