В Бристоле мы провели три дня. Первый раз за много месяцев нахождения в Англии у меня было такое комфортное времяпровождение. Брюнель оказался замечательным собеседником и в итоге мы с ним поговорили обо всем, что меня интересовало.
В планах на будущее у него было кораблестроение, но сейчас его больше интересовали мосты и железные дороги, тем более что бристольские власти и бизнес помогли ему не совсем бескорыстно. Хотя в прямую об этом и не говорилось, но было понятно что отказать им в строительстве мостов, дорого, доков и прочего он никак не может.
И на первом месте у него была память о долговой тюрьме отца, а добрые отношения с бристольцами это гарантированное материальное благополучие.
В этом я был с ним целиком и полностью согласен. Крупнейший порт Британии двух прошедших столетий конечно сейчас начал уступать Ливерпулю и Глазго, но все равно его влияние в Англии было огромным. Поэтому знакомством с городом мы естественно пренебрегать не стали.
После Бристоля в наших планах был Глазго и Ливерпуль. Шотлпндия меня интересовала в первую очередь как один из центров британского судостроения, а Ливерпуль почему-то особого интереса не вызывал, кроме строительства первой в мире настоящей железной дороги Ливерпуль-Манчестер.
Через две недели мы вернулись в Лондон и сделали это очень во-время.
Не успел я даже чайку попить как примчался посыльный из клуба, меня просили срочно приехать. По дороге я прочитал записку. Умер старик Натан и его младший сын грабитель-неудачник Соломон просит срочно встречи со мной.
Прочитав о смерти своего информатора, я неожиданно испытал чувство облегчения, вот в силу естественных причин канал моей информации о Ротшильдах исчез и у меня как не странно нет сожаления об этом. Исчез риск испортить отношения с могущественным семейством и это хорошо.
Когда я вошел в клубный кабинет Сергея Петровича, ожидающий меня Соломон стремительно подскочил со стула, почтительно поприветствовал, склонившись в глубоком поясном поклоне. Я молча кивнул и указал ему на стул.
— Мои соболезнования, Соломон, слушаю тебя.
— Отец и мои братья поехали по семейным делам с Эдинбург. По дороге дилижанс стал объезжать ремонт моста и попал в яму на реке. Карета опрокинулась и отец с братьями утонули, — голос Соломона задрожал он всхлипнул и замолчал. По его щекам потекли слезы. Через пару минут он справился с собой.
— Ваша светлость, отец не рассказал мне о вашей договоренности, он только взял с меня слово, что больше ни когда не сделаю вам ничего плохого. Я очень сожалею о том прискорбном случае и никогда больше не сделаю ничего, что может вам навредить. А если узнаю о какой-нибудь грозящей вам опасности, то тут же извещу вас.
— Хорошо, Соломон. Я рад слышать твои слова раскаяния и надеюсь, что ты говорил искренне. Мне от тебя ничего не надо и я не собираюсь тебе вредить. Еще раз мои глубочайшие соболезнования, — я помолчал и развел немного руки. — Больше тебя не задерживаю. Ступай.
Соломон ушел. Я был уверен, что про написанное в ту ночь признание он не спросит и не ошибся. Оно все равно бы осталось у меня. Честное слово это хорошо, но такая бумага это дополнительная гарантия его правильного поведения.
Поздним вечером,когда мы уже собирались отходить ко сну, пришло известие от княгине Ливен. Из Питера получен положительный ответ и она ждет меня.
Моя ставка на возможности жены русского посланника сработала. Свое письмо я отправил через неё, рассчитывая на её родственные отношения с Бенкендорфом и авторитет и уважение к ней императора.
Когда я появился в Лондоне князь и княгиня Ливен были в отъезде на водах в Европе и неумный человек, оставшийся в посольстве на хозяйстве, немного напортачил. Но когда они вернулись в Англию, все встало на свои места и с первой минуты нашего знакомства у нас установились дружеские отношения, почти такие же как у них были с тетушкой и матушкой. Не часто, но княгиня бывала у нас и никогда не отказывала в визитах к ней.
Несмотря на поздний час в гостиной княгини было людно, звенели бокалы и звучала музыка. Когда я вошел Дарья Христофоровна о чем то разговаривала с герцогом Веллингтоном.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Герцог скорее всего не ровно дышал к княгине. Два года назад он стал крестным её младшего сына Артура, названным так в его честь. Но у княгини в Лондоне тогда был роман с ныне покойным Джорджом Каннингом, который умер полгода назад будучи английским премьером.
Веллингтон кстати очень нелестно отзывался о княгине, но продолжал исправно ездить к ней и расточать комплименты. Думаю, что великого фельдмаршала давила жаба, как так, он великий и могучий победитель Наполеона, а Дарья Христофоровна предпочла ему Клеменса фон Меттерниха и Джорджа Каннинга.
Герцог бедолага не знал о тайных мотивах любовных похождений княгини. Она много лет была в личной связи со своим другом детства Алексом ставшим российским императором Александром Первым в качестве секретного агента под псевдонимом «Сивилла». И отношения у неё были по поручению Государя с австрийским канцлером и английским министром, а затем и премьером.
В отношении герцога таких указаний из Петербурга уже не поступало, у новый Российского Государя не было такой связи с княгиней, а сам по себе герцог её не интересовал, он не был героем её романа. Хотя только что стал новым английским премьером. И надо отдать ему должное, в своем не лицеприятном отзыве о княгине он был совершенно прав.
Увидев меня, княгиня сделала приглашающий жест. Я подошел и после дежурных фраз приветствия склонился для поцелуя протянутой руки княгини. В этот момент она фамильярно взлохматила мои волосы и и наклонившись надо мной игриво прознесла:
— Ах, Алекс, но почему мне не восемнадцать, я бы обязательно вскружила вам голову и вы бы оказались у моих ног, — эта игривая фраза на грани фола была произнесена на английском и тут же тихо по-русски она добавила. — Минут через пять подойдите к Стиву.
Выпрямившись, она слегка оттолкнула меня и обернувшись к своему лакею Стиву, скомандовала:
— Стив, князю шампанского.
Минут через пять я подошел к Стиву, он был не простым лакеем, а самым доверенным у княгини.
— Следуйте за мной, князь, — и Стив провел меня в кабинет княгине.
Ждать пришлось недолго, через несколько минут она пришла и подала мне мне полученное из Петербурга письмо. Я распечатал его и быстро пробежал глазами по тексту.
Генерал Бенкендорф уведомлял меня, что император не против моего возвращения в Россию и благосклонно относится к моим планам участия в освоении Дальнего Востока.
В Лондоне на хозяйстве остались трое: Федор Гордеевич Данилин, Семен Федорович Карпухин и адмирал Джервис. Главным остался Федор, а чтобы не взыграла у некоторых дворянская спесь, его тылы, после проведенной мною работы, согласилась прикрывать тетушка.
Это конечно я сделал для перестраховки. На самом деле я был уверен, что ни каких конфликтов в моей команде не будет. Авторитет и первенство Федора были непререкаемые.
Федор кроме игры на бирже должен будет следить за всеми новостями в Соединенном Королевстве, особенно за научными и техническими, поддерживать мои связи с нужными людьми и руководить всеми, кого я буду присылать на учебу и стажировки.
Панкрат с Феклой остались в Англии, у них неожиданно все сладилось. Они обвенчались и я дал им вольную, а Федор попросил их оставить в качестве слуг ему и Семену Федоровичу. Так как всё заинтересованные стороны не возражали, я согласился.
Мне казалось, что небольшой проблемой будет крыша над головой Федору и Семену Федоровичу. Я даже начал присматривать какую-нибудь недвижимость для них. Но тетушка решила всё за меня. Она в один прекрасный день составила завещание и её единственным наследником стал я. Мне она поставила одно единственное условие, не выгонять на улицу её экономку и дворецкого. Им она завещала по пять тысяч фунтов. И таким образом у моих сотрудников решился жилищный вопрос.
Для простоты и легализации деятельности Федора мы организовали компанию, учредителями и акционерами которой выступили адмирал, Федор, тетушка и я.
