Я тогда сильно хотел набить рожу Аркадию и тому, в шляпе, но отец запретил. После этого мы с папой твёрдо решили ехать в Америку, но дед не хотел.
Горелик подошёл к стойке, снова налил полстакана, поднял, некоторое время подержал стекло в руках, но пить не стал и стукнул стаканом о столешницу с таким усилием, что часть содержимого пролилась на стол.
— После смерти деда мы приехали сюда. На второй день первый же попавшийся мне на улице черный остановил меня и, размахивая ножом-бабочкой, потребовал кошелёк. Я и в Союзе мог за себя постоять, а тут какой-то накуренный шибздик! Чем бы дело закончилось, я не знаю, метрах в двухстах за моей спиной показалась полицейская машина. Этот обсос сказал мне, глядя в глаза: «Убирайтесь в свой Израиль, куроеды, мы скоро устроим вам похохотать!», и сквозанул в переулок. Патруль подъехал, копы вышли из машины, один из офицеров спросил, всё ли у меня в порядке. Второй тем временем светил фонариком в тьму. Задали вопрос, желаю ли я подать заявление, я отказался. Они отвезли меня домой, по дороге прочитали лекцию о том, что сопротивляться не следует, надо отдать деньги — жизнь ведь дороже. В их словах я услышал безысходность.
В очередной раз выдохнув, Питер снова взялся за стакан, на этот раз выпив только половину от налитого, утёрся рукавом, выбрал в коробке засохший, но не надкусанный кусок пиццы, отъел внушительный кусок и, не торопясь, начал жевать.
(Как странно на него действует водка, — подумал Лазар, — и взгляд прояснился, и помятость расправилась.)
— Да, в Союзе мы были евреями, но в лицо нам никто не тыкал! Приехали в Израиль, и вдруг оказались не евреями. Как так? Ладно, поехали в оплот мировой демократии, снова стали евреями, но второго сорта! Сэм, как ты думаешь, почему все новые репатрианты живут на Брайтоне? Потому, что не могут выучить язык? Вовсе нет! Ни одна старая еврейская община не хочет нас принимать! Ни одна. Мы — чужие, эдакие недо-евреи. Мы мотаемся по глобусу, как Агасферы, везде лишние. Может, не надо было уезжать из России?
— Ты хочешь вернуться?
— Кому я там нужен, ни кола, ни двора, ни капиталов.
— А голова?
— Там своих хватает.
— У тебя совсем нет денег?
— Я всё вложил в этот проклятый стартап. Нет, отец мне кое-что оставил. Он покупал на моё имя акции, вкладам в банках не верил. Когда я забирал архив из его квартиры, в первой же тетради нашёл листочек с логической задачкой из детства. Сначала не обратил на него никакого внимания, а потом понял, что это — шифр. Я разгадал его за три минуты, взял отвёртку, открутил пластиковую панель в прихожей, за которой был закрытый сейф. Догадаться, каков был код, дело нехитрое: его придумал мой папа, и шифр этот — дата моего рождения.
— Значит, у тебя кое-что есть?
— Именно — кое-что! По сравнению с тем, что было, совсем немного. Впрочем, без отца и этого бы не было. Содержимого сейфа мне хватит на остаток жизни в условной Камбодже, чтобы ни в чём себе не отказывать. Так что, просплюсь, помоюсь, упакую вещи и — адью!
Горелик потянулся за новой сигаретой. (Дело принимает новый оборот! — почти вслух подумал Лазар. — Надо его взбодрить.)
— И, всё-таки, сколько было в сейфе?
Питер с ухмылкой посмотрел на собеседника и сказал:
— Не обижайся, Сэм, но ты — истинный американец. У вас только и разговоров, что о деньгах: кто сколько заработал, у кого какой бизнес, как бы этот бизнес замутить, да чтоб поприбыльней. Вы бездуховные люди! Вам деньги застили глаза! Что ты сверлишь меня взглядом?! Ну, 280 тысяч в акциях и 145 тысяч наличными. Мало?!
— Откуда у твоего отца такая сумма? Его годовой доход был максимум 40 тысяч!
— Папа играл в преферанс в закрытом клубе на Брайтоне, с такими же агасферами, как и он. Пока его туда пускали. Ты не забыл, что он — математик? Впрочем, о чём я? И у тебя на уме одни деньги! Я знаю, что ты тоже солидно потратился на этот клятый стартап. Ты пришёл требовать возмещения убытков?
Горелик закипал. Ситуация явно накалялась.
— Ты ловко выведал, сколько у меня наличных, — Питер начал кричать, — назови сумму! Я тебе всё время рассказываю об отце, а тебя интересуют только его деньги! Ты алчный, как все американцы! Назови, уже, сумму! И закончим на этом! С нашей дружбой, с нашими отношениями, с нашим бизнесом, гори он в аду! Со всем закончим!
Оратор яростно схватил бутылку, налил стакан до краёв, в три глотка осушил его и, с криком «Финита ля комедия!», с размаху хлопнул стекло об пол.
Стакан разлетелся вдребезги со звуком взрыва небольшой гранаты. Горелик поднял глаза на друга и оторопело сказал:
— Сэм! У тебя рана на лице…
Лазар, до сего момента с каменным лицом и стальным взглядом наблюдавший за истерикой, также невозмутимо потрогал скулу рукой, увидел на пальцах кровь, подошёл к большому зеркалу, нащупал застрявший в коже осколок стакана и выдернул его. Другой рукой аккуратно достал чистейший носовой платок, приложил его к ране и, подойдя к светильнику, начал с интересом рассматривать «на просвет» кусок стекла.
— Ну, вот, — горько усмехнулся Горелик, — теперь у тебя есть все основания подать на меня в суд за нанесение физического ущерба…
Лазар молча подошёл к барной стойке и бросил осколок в пепельницу. Горелик удивлённым взглядом проводил полёт стекла.
— Если ты успокоился, я буду говорить. — Сэм посмотрел на количество крови на платке: рана была пустяковой. — Деньги, безусловно, важны в нашей жизни. Даже буддийские монахи без них обойтись не могут. Но, помимо денег, есть ещё важные компоненты жизни. Дружба, например. Заслуги и слава учёного. Почёт и уважение. Цель в жизни. Наш стартап. Своим поведением ты предаёшь отца, Питер! Своим унынием ты разочаровываешь всех, кто тебя знает! Как же твои слова про «дело всей жизни»? Ты от них отказываешься?
Немного помолчав, Горелик ответил:
— Да, Сэм, отказываюсь. На эту удочку я больше не клюну. Всё. Сдулся Петя.
— И всё-таки, что ты собираешься делать?
Питер, понуря голову, прошёлся по холлу и сказал:
— Дед мне рассказывал, что был на родине своего отца только раз в жизни, летом сорок четвёртого, когда они, с боями, освободили забытое Б*гом местечко. Могилу предка он не нашёл. Так вот, этим займусь я. Найду могилу прадеда, обустрою там фамильный склеп, и перевезу прах деда и отца туда, на их историческую
