Отец сидел на кухне, глядя прямо перед собой, никак не реагируя на мое присутствие. Я оставила пакет в дверях кухни, разделась, прошла и села напротив. Недоволен. Снова помешала ему разговаривать с мамой. Она смотрела на нас с фотографии, воткнутой в рамку фасада кухонного шкафчика, с грустной полуулыбкой на лице. Отец воткнул ее сюда три года назад, снимок успел пожелтеть за это время.
Одну руку он упер в колено, вторая лежала на столе, прямая спина. Третья пуговица вдета не в свою петлицу и топорщит клетчатую рубашку, он опять не расчесывал волосы. И сидит тут, подозреваю, с самого утра.
— Пап, так нельзя.
Молчит. Всерьез я и не надеялась, что-то услышать. Отец разговаривал в пустоту с мамой, я говорила в пустоту с ним. У меня, кстати, шансов больше — он хоть иногда отвечал. Она не ответит уже никогда.
Разобрала принесенные продукты, достала из холодильника кастрюлю. Суп выглядел плачевно. Унесла и вылила в унитаз. Что ж, будем варить новый, пару раз да притронется. Пока готовился бульон, почистила и порезала овощи. Налила две чашки чая, одну поставила перед отцом и снова села.
— Ты давление меряешь? — попыталась еще раз. Кивнул. Уже хорошо. — Не скачет?
Опять ноль реакции. Вот как с ним быть! До чего упрямый. Вдолбил себе в голову, вину перед мамой: недостаточно времени ей уделял, должной заботы не проявил, в свое время, — никакими клещами не вытянешь. Однажды не выдержала и накричала: «Пап, я-то жива! Мне можно кусочек твоего внимания?!». Не из эгоистичных побуждений, нет, хотела растормошить — бесполезно. После того, как он год назад загремел в больницу, с сердечным приступом, сдалась окончательно.
Пока пила чай пересмотрела стопку рекламных проспектов, вытащенных из ящика, среди листовок попался конверт. Давненько не было этих писем. Когда была жива мама, я натыкалась на такой конверт единожды. Печатными буквами выведен наш адрес, получателем значился Матвеев Виктор Васильевич, а это — отец, обратный адрес отсутствовал. На мое удивление, кто в наше время пишет бумажные письма, он ответил: армейский товарищ. После мамы было еще два, это третье.
— Пап, письмо, — положила я конверт ближе к нему.
Поднялся, поспешно взял в руки конверт, согнул его пополам, сунул в карман рубашки. Даже не взглянул на меня — ушел в комнату. Мне показалось или у него тряслись руки? Нужно свозить его к врачу. Настоять. Сердце — это не шутки.
Пару раз заглядывала к нему, предлагая горячий суп, видя, как он сидит в кресле, не включив освещения, пялясь на сумерки за окном. Не дожидалась ответа и выходила. Чужая депрессия может доконать кого угодно. В такие минуты меня преследовало чувство вины. Я начинала заниматься самобичеванием на тему: я — плохая дочь, стыдиться своего счастья. Потом, как правило, стремилась переделать быстрее все, чем могла помочь по хозяйству, и спешно собраться, крикнув в пустоту: «Пап, я ушла».
Так случилось и сегодня. К дому подъезжала затемно. Стоило только свернуть на мощенную дорожку, зажегся фонарь. Хм… оперативно. Муж вышел встречать.
— Как тебе? — показал он глазами вверх, стоило мне выйти из машины.
— Великолепно! — откликнулась я, закрыла машину и подошла к нему.
Он держал руки в карманах брюк, безусловно гордился собой и проделанной работой. С большой вероятностью освещение провел нанятый им человек, но уточнять я не стала, дабы не портить ему эйфорию.
— Ты ужинал?
— Да.
— Отлично. Я в душ.
Выйдя из душа, я сразу забралась в постель, через несколько минут ко мне присоединился Глеб. Нырнул под одеяло, сгреб меня в объятья и прижал спиной к себе. Мне хотелось, чтобы он погладил меня по руке, вдохнул мой запах в районе макушки, а потом ткнулся в нее подбородком, еще теснее прижимая меня. Одним словом, пожалел. Господи, что это — синдром маленькой девочки? Не хватает только сунутого в рот пальца. «Ты безнадежна», — мысленно решила я. Нет, я просто выжата эмоционально. Только и осталось сил — себя пожалеть.
Рука мужа скользнула по моему животу, опускаясь ниже, я перехватила ее, остановив, и шепнула:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Глеб, не сегодня.
Вздохнул, убрал руку и откинулся, расположившись на своей половине кровати. Вытянулся, заложил руки под голову, сцепив замком, одну ногу положил на другую. Чтобы это знать не обязательно поворачиваться, он всегда лежал именно так, особенно во время разговора.
— Может тебе не стоит ездить к нему, раз уж твой отец не слишком рад тебя видеть?
— Он рад, просто ему тяжело, — тут не совсем понятно кого я убеждала: его или себя. Я повернулась лицом к мужу и поделилась: — Знаешь, порой мне бывает стыдно за свое счастье.
— Глупости, — заверил Глеб, глядя в потолок. — Твой отец не старый мужчина, ему только шестьдесят пять. Вполне мог бы устроить свою личную жизнь. По-моему, ему нравится упиваться своим горем, доводя себя до безумия.
— Не говори так.
— Иди ко мне, — притянул он меня. Я устроила голову у него на плече, он обнял меня одной рукой. — Спи, давай. Завтра хочу видеть тебя бодрой и красивой.
Сон пошел явно на пользу. С самого утра пробежалась по дому с пылесосом, следом приступив к готовке. Глеб занимался мясом, я перемывала овощи и фрукты.
— Я позвал Володю, — сообщил муж.
— То-то Светлана Юрьевна порадуется, — усмехнулась я.
Володя — институтский товарищ Глеба, единственный из немногих друзей, не состоящий ни в каких отношениях. Ужасный зазнайка и болтун. Володя мог говорить часами на любую тему, причем разбег этих тем, мог быть самый разнообразный: от правильной укладки асфальта до запуска ракет в космос. И во всем-то он разбирался, и все-то знал. По большей части его никто не слушал, поэтому в компании Володя зачастую болтал фоном, а люди делали вид, что слушают и кивали в паузы, иногда не стесняясь его перебивать. Глеб неоднократно пытался их «свести» со Светкой, так как, по его мнению, свободная подруга жены — зло для семьи. Разумеется, у него ничего не вышло, но, вероятно, он еще питал надежду пристроить Светку.
— Ну а чего она будет одна? — подмигнул Глеб. Развел руки и добавил, смеясь: — Не солидно.
Глава 4
Гости приехали вовремя, сказалась пунктуальность Новиковых. У этих все по плану. Две семейные пары — Королёвы и Новиковы — прикатили на машине последних. Мы высыпали на улицу их встречать, дружным трио (Светка, как и обещала, приехала еще днем, опоздав на каких-то полчаса).
— Здрасьте-приехали, — покачала я головой, вместо приветствия. — Это кто ж из вас в трезвенники записался?
— Я! — воскликнула довольная Ленка Новикова. Мы обнялись, поцеловались сначала с ней, затем последовала череда чмоканий с остальными гостями, а когда все, наконец, перецеловались и нажались друг другу руки, Лена объяснила свое воздержание: — В мае идем за третьим.
Тут все бросились их поздравлять, плавно перемещаясь в дом, мужчины подшучивать над Серегой, мужем Елены, называя его «отец-героин» (у Новиковых уже имелось две дочери, с разницей в четыре года). После легкой экскурсии по дому, устроенной для гостей Глебом, компания вернулась в гостиную, объединённую с кухней.
— А вы, когда за маленьким соберетесь? — ввернула Ленка. — В таком доме не слышать детских голосов, это я вам скажу, ребята, — грех.
Мы планировали, оставив вопрос до переезда в собственный дом, вот он у нас есть… Все эти гонки за карьерой, сытой жизнью. Я растеряно уставилась на Глеба: «а и правда, когда?», наверное, уже «нам просто хорошо вдвоем» — недостаточно.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Не беспокойся, Лен, мы работаем над этим, замаливаем грехи считай каждую ночь, — шутливым тоном заверил ее Глеб.
— Может вас научить, как это нужно делать? — заржал Серёга.
Светка в этом месте закатила глаза и хлопнула в ладоши, скомандовав:
— Так, народ, все за стол!
Для начала в ход пошли легкие закуски, мужчины наполнили бокалы, Дима Королёв не успел закончить тост — раздался звонок в дверь. Володя. Светка, завидев его в досягаемой близости, скуксилась и принялась налегать на текилу, зная, Вовка — сторонник трезвого образа жизни. Глупость несусветная, только себе хуже сделает, а завтра еще и с больной головой сляжет.
