4. О проблемах, характерных для богатых нефтью стран, см. Robert Ebel and Ra-jan Menon, eds., Energy and Conflict in Central Asia and the Caucasus (Lanham, MD: Rowman and Littlefield, 2000); and Terry Lynn Karl, Paradox of Plenty: Oil Booms and Petrostates (Berkeley: University of California Press, 1997).
5. О различиях в процессах распада империй см. Hendrik Spruyt, Ending Empire (Ithaca, NY: Cornell University Press, 2005).
6. Медленность – это существенная характеристика: Чжао отмечает, что объем двусторонней торговли невелик, и по самым оптимистичным прогнозам Китай будет получать из Центральной Азии не более 10 % закупаемой им нефти.
I
Соединенные Штаты и Центральная Азия: в поисках стратегии
Евгений Румер
Советский Союз рухнул быстро и неожиданно для всех наблюдавших за развитием событий извне и изнутри страны, которую в течение почти полувека Соединенные Штаты воспринимали как решающий фактор своей внешней политики. К тому времени, когда Советский Союз развалился, противостояние Вашингтона и Москвы стало постоянной чертой американской политики в отношениях со страной, занимавшей почти шестую часть всей земной суши. Немногие в сообществе, занимавшемся американской внешней политикой и вопросами национальной безопасности, входившие как в правительственные, так и в неправительственные круги, были в состоянии мыслить о гигантских евразийских пространствах в терминах иных, чем тех, которые диктовались холодной войной. Поэтому возникновение новых пяти независимых государств в регионе, который привычно воспринимался как Советская Средняя Азия, было полной неожиданностью для всех американских экспертов по внешней политике.
Их изумление было вполне оправданным. У Америки прежде не было никаких контактов с этим удаленным регионом, расположенным в самом центре Евразии. Более того, в период новейшей истории эти пять центральноазиатских государств не знали независимости и государственности, и у Соединенных Штатов не было опыта дипломатических отношений с ними. Естественно, что в Соединенных Штатах о них что-то знали только немногочисленные эксперты. У этих новичков международной арены было крайне мало культурных связей с Соединенными Штатами, а у Америки не было практически никаких экономических интересов в этом регионе.
Поглощенное заботами холодной войны – ядерным соперничеством с Советским Союзом и военным противостоянием в Европе – вашингтонское сообщество экспертов по внешней политике сравнительно мало интересовалось тем, что происходило в глубинах Советов. Обусловленная задачами холодной войны всецелая поглощенность противостоянием с мировым коммунизмом оставляла мало возможностей для изучения – и использования – этнических, религиозных и культурных различий, существовавших в Советской империи. Американские эксперты по внешней политике практически игнорировали тот факт, что Советский Союз не был монолитен, что он был испещрен многочисленными трещинами и расколами, и это сказывалось на подходе к изучению и пониманию СССР1. Аналитический подход, основанный на допущении противоречий, трещин и разломов внутри Советского Союза, создавал опасность отхода от политики, основанной на ожиданиях самого худшего, и, соответственно, риск недооценки советской угрозы. Поэтому допущение о монолитности2 Советского Союза было более безопасным подходом к пониманию и выстраиванию отношений с СССР.
Такое представление о Советском Союзе и пренебрежение поиском возможных трещин в монолите мало изменились даже после советского вторжения в Афганистан в 1979 г. – ближайшая дверь из Центральной Азии – в период последовавшей за этим американской политики поддержки движения сопротивления в этой стране3. Этот конфликт и американское участие в нем также рассматривались преимущественно в контексте холодной войны, эпицентром которой была Европа, в силу чего региональным аспектам войны в Афганистане не уделялось достаточного внимания.
Быстрый развал Советского Союза поставил перед американской внешней политикой множество новых проблем, которыми пришлось заниматься не откладывая, так что почти не было времени для осмысления американских интересов и политики – был ряд неотложных вопросов, требовавших немедленного решения. В центре внимания оказались такие вопросы, как: советское ядерное оружие, разбросанное по стране; бывшие советские республики, неожиданно ставшие независимыми; обычные виды оружия и войска, размещенные в Восточной Европе и странах Балтии. Поэтому Центральная Азия опять осталась преимущественно за кадром4.
Американская политика в Афганистане была провозглашена успешной, и считалось, что американская миссия здесь окончилась одновременно с выводом советских войск в 1989 г. Это была важная веха в американской политике в этом регионе5. После этого творцы американской политики занялись другими, более насущными вопросами: революциями в Восточной Европе; объединением Германии; распадом Советского Союза и будущим России; Ираком и Первой войной в Персидском заливе; распадом Югославии; операциями в Гаити и Сомали, – и это только самые горячие из сюжетов, возникших после окончания холодной войны. К этому еще следует добавить проблемы, возникшие в связи с возвышением Китая как единственного потенциально равного соперника Соединенных Штатов.
В самом деле, распад Советского Союза, пришедшийся как раз на самый разгар этих кризисов – события на площади Тянаньмынь в Китае в 1989 г., война в Заливе в 1991 г. и конфликт в Югославии, – серьезно осложнил ситуацию для вашингтонских политиков. С распадом Советского Союза возникла угроза дестабилизации, обострения этнических конфликтов, распространения оружия массового поражения и потери контроля над гигантскими арсеналами обычного оружия, и все эти проблемы требовали времени и внимания. К тому же еще не закончился вывод советских войск из Восточной Европы. Крах советской системы создал намного больше проблем, чем возможностей, по крайней мере на первых порах.
Более того, распад СССР казался особенно угрожающим из-за того, что в Союзе как раз начались изменения к лучшему – укреплялась свобода слова, политическая система стала более открытой, коммунистическая партия утратила монополию на власть. Вне всяких сомнений, изменения в советской внешней политике вполне соответствовали интересам США – договор о ракетах средней и малой дальности, договор об ограничении обычных вооруженных сил в Европе, вывод советских вооруженных сил из Восточной Европы и поддержка основных требований США во время иракского кризиса 1991 г. Таким образом, распад Советского Союза был событием не только неожиданным, но и во многих отношениях нежелательным6.
Из воспоминаний крупных американских государственных деятелей того времени совершенно ясно, что американские политики совсем не хотели расставаться с СССР. Так, бывший Государственный секретарь Джеймс Бейкер описывает позицию американского руководства после провалившегося августовского путча, приведшего к быстрому распаду Советского Союза: «С победой приверженных реформам лидеров центральной власти (Горбачев) и республик (Ельцин)… можно было рассчитывать на более энергичное продолжение реформ»7. Из воспоминаний Бейкера следует, что Вашингтон не готов был отказаться от идеи спасти систему мирного сосуществования и сотрудничества между федеральным правительством Советского Союза и республиками даже после августовского путча и даже после того, как развитие событий ушло за точку невозврата.
В качестве основных принципов политики США в отношении бывшего Советского Союза команда Бейкера смогла предложить лишь следующие пять пунктов:
1) мирное самоопределение в соответствии с демократическими ценностями и принципами;
2) уважение существующих границ, а все изменения должны осуществляться мирно и на основе взаимного согласия;
3) соблюдение норм демократии и принципа верховенства закона, особенно в отношении результатов выборов и референдумов;
4) соблюдение прав человека, особенно в отношении меньшинств;
5) соблюдение международных законов и обязательств8.
Что было хорошо для Германии на момент ее объединения – происходившего почти одновременно с распадом Советского Союза – было хорошо и для республик, образовывавших СССР, включая среднеазиатские.
Помимо всего прочего, кто бы додумался в разгар всех этих кризисов обратить внимание на Центральную Азию? Регион чрезвычайно удаленный, новый, практически неизвестный американским политикам, да еще на фоне множества острых проблем – все это гарантировало, что он мог привлечь обостренное внимание американских политиков только в случае, если бы там произошло нечто экстраординарное.
После конца истории
Умонастроение, господствовавшее после окончания холодной войны, мешало включению Центральной Азии в список высших приоритетов вашингтонской внешней политики. С окончанием холодной войны окончилось грандиозное идеологическое противостояние либеральной демократии и коммунизма. Сформулированный Фрэнсисом Фукуямой знаменитый тезис о «конце истории» сулил перспективу всемирного торжества либеральной демократии как единственной законной формы политической и общественной жизни, способной гарантировать долговременную стабильность многим странам, которым в противном случае угрожали внутренние потрясения9.
