Километра через два они вышли к большому арыку, сразу за которым росла кукуруза. Плотной стеной стояли высокие стебли, увенчанные крупными початками с красноватыми шелковистыми кисточками. Потом охотники миновали большое хлопковое поле. И наконец Абид-ака снял с плеча ружье.
— Вот мы и пришли.
Перед Абдуллой расстилалось бело-розовое море клевера.
— Давай-ка посидим немного, сейчас начнется, — промолвил Абид-ака.
Абдулла не понял, что хотел сказать дядя. Что же, в самом деле, «сейчас начнется»? А спрашивать постеснялся.
Кругом было тихо, даже птицы не пели. Легкий ветерок заставлял покачиваться круглые, кудрявые клеверные головки, от них исходил сладковатый аромат. Но вот Тешабай встрепенулся, высунул язык, проводил глазами шумную стайку воробьев, пролетевшую над зарослями кукурузы, заскулил тихонько, и Абид-ака погладил его по голове. И опять наступила тишина.
Абдулле надоело все это, и он спросил:
— Долго мы здесь будем сидеть?
— Тсс! — Абид-ака приложил палец к губам.
Со стороны кишлака послышалось мычание коровы. Потом издали, со стороны хлопковых полей, несколько раз донеслись звуки: гувак-гувак. Лягушка, что ли? Посидели еще немного, и наконец Абдулла услышал перепелиное «пид-пилик». Голос был высоким и чистым.
— Слушай! — толкнул племянника в бок Абид-ака.
И в самом деле, вот и еще громче, все отчетливее: пидпилик, пид-пилик — перепелки перекликались уже по всему клеверному полю.
— Ну что, начнем? — спросил Абид-ака.
— Подождем еще немного.
Пид-пилик, пид-пилик. Абдулла думал об этих небольших птицах, которые выводили высокие трели, не чувствуя приближающейся опасности.
— Пора. Потом будет поздно. И люди здесь могут появиться. Стрелять опасно, — сказал Абид-ака, однако не тронулся с места.
Перепелиный хор зазвучал поглуше. Лишь кое-где слышались редкие высокие звуки.
— Пора.
Абид-ака поднялся, держа в руках ружье. Тешабай погрузился в клевер по самую шею. Сделав широкий полукруг, собака вернулась к хозяину.
— Пиль! — приказал Абид-ака.
Тешабай побежал вперед. Абид-ака поправил пояс, с которого свисали тесемки, и обратился к Абдулле:
— Ты должен идти рядом со мной. Не обгоняй и не отставай. Понятно?
— Хорошо, — сказал Абдулла, ступая по влажному клеверу. — А много мы настреляем?
— А сколько нужно?
— Да, наверное, пять-шесть?
Абид-ака рассмеялся.
— Пять-шесть настрелять можно… А то и…
Он недоговорил, приложил ружье к плечу и выстрелил. У Абдуллы уши заложило. А к Абиду-ака бежала уже собака, держа в зубах перепелку со свисающими вниз крыльями. Тешабай явно был доволен собой, вилял хвостом.
— К ноге, — сказал Абид-ака и хлопнул ладонью по колену.
Перепелка была еще жива. Абид-ака вынул ее из пасти собаки и подвязал к поясу. Перепелка трепыхнулась раза два и затихла.
— Жирные они нынче, — заметил Абид-ака, заряжая ружье. — Это на твое счастье.
Абдулла не ответил. В первый раз он был на охоте. Он раньше предполагал почему-то, что охотник после выстрела берет в руки добычу, уже переставшую быть живым существом. А тут… Он отвел взгляд от маленькой окровавленной птичьей головки, размозженной дробинками. «Надо же. Перепелка только что пела свое „пид-пилик“, — думал он, — а теперь она уже не будет петь. Теперь ее ощиплют, выпотрошат и сварят вместе с пловом. Кто будет есть? Я не стану есть…»
— Что ты там делаешь? Почему отстаешь? — кричал Абид-ака.
Занятый своими мыслями, Абдулла и не заметил, что дядя от него отдалился. Охота была в самом разгаре. У Абида-ака и Тешабая все шло как по маслу. Тешабай делал стойку, потом по знаку хозяина продвигался немного вперед, птица взлетала, гремел выстрел, и перепелка падала. Тешабай бросался к ней, Абид-ака в это время перезаряжал ружье. Потом он хлопал ладонью по колену, и собака приносила ему убитую птицу. Абид-ака оказался хорошим стрелком, он бил перепелок влет наповал, и Абдулла перестал испытывать неприятное чувство.
Между тем солнце незаметно поднялось выше, золотистые лучи заливали всю округу. Послышался чей-то крик, потом вдалеке затарахтел трактор. Для колхозников
— начинался новый день, полный труда и забот. Легкий ветерок принес со стороны кишлака знакомую песню. «Наверно, по радио передают», — подумал Абдулла. Звуки песни накладывались на голоса перепелок, все вместе звучало как-то по-новому. Абдулла забыл про охоту, всем сердцем прислушивался он к этой странной музыке, звеневшей над клеверным полем. Песня вскоре смолкла.
И снова грунул выстрел.
— Ну, как ты там считаешь, сколько уже? — кричал Абид-ака.
Дядя и племянник сошлись на берегу арыка.
— Ого! — сказал Абдулла. — Я вижу, вы много настреляли…
— Вот, считай.
Абид-ака отстегнул ремень со свисающими перепелками и передал племяннику:
— Сегодня их много. Настреляем еще столько же, и хватит. А ну-ка, Тешабай, вперед, ищи!
Абдулла пересчитал дичь. Всего было одиннадцать перепелок!
Когда они во второй раз обошли клеверное поле, Абид-ака подстрелил еще четыре штуки. Он был в отличном настроении., — Слушай, племянник, давай теперь подзакусим немного. Самое время позавтракать. Ведь у нас в узелке мясо из плова. Ты как, не против?
Они снова подошли к арыку.
— Давай вот здесь и присядем, — предложил Абид-ака. — Ну как, хороша охота?
— Хороша.
— Сменю-ка я свою профессию, стану охотником.
— А вы до сих пор работаете на тракторе?
— Бери выше. Я сейчас руковожу трактористами.
— Стало быть, растете, — сказал Абдулла невнятно. Он уплетал мясо.
— Еще как расту! Для того чтобы стать бригадиром, мне потребовалось десять лет. Значит, если и дальше так удачно дело пойдет, через двадцать лет я стану председателем колхоза!
Абдулла рассмеялся.
— Работа у меня хорошая, — продолжал Абид-ака серьезным тоном. — В колхозе у нас тридцать тракторов. Зимой и летом они тарахтят, не простаивают. Вот и доходы идут. Я скоро машину куплю. Если у Зухры все обойдется благополучно, сын будет здоров, мы все сядем в машину и объездим всю республику — вот у меня мечта какая! Здесь у нас прекрасные места, с одной стороны — Арсланбобские леса, с другой — Чимган… На машине-то это просто доехать, только ее надо купить… Работа у меня неплохая, племянник. Плохо то, что я не учился, — Абид-ака вздохнул. — Еще на войне решил: если уцелею, обязательно буду учиться. Однако потом передумал. Сразу после войны трудно было, хозяйство подорвано, рабочие руки вот как нужны, а в кишлаке, можно сказать, мужчин-то раз-два и обчелся. Тогда председателем был прекрасный человек — Манноп-ата. Умер он три года назад. Ты хоть видел его?
Абдулла отрицательно покачал головой.
— Да, Манноп-ата… Вот это был раис! Он своего здоровья не жалел, чтобы только колхоз побыстрее встал на ноги. Когда я вернулся с войны, он целую речь передо мной произнес. Говорил, что учеба никуда не денется, подойдет время, и станешь ученым. И пословицу привел: мол, ученым быть легко, человеком стать трудно. Кто в колхозе будет работать? Настоящий человек это сразу поймет. «Оставайся, браток», — сказал мне раис, и я остался. Столько было работы, что я и думать забыл про учебу. Теперь поздно. А сам ты что собираешься делать? Будешь работать или учиться?
— Буду учиться, — ответил Абдулла и смутился почему-то. — Хочу поступить на физмат.
— Дельно, — сказал Абид-ака. — Математику любишь?
— Да.
— Дельно. Учись, племянник, учись. У твоей матери вся надежда на тебя. Как отец-то себя чувствует?
— Ему лучше.
— Дай бог ему поправиться. Какую он болезнь-то заимел? Гипер… гм… как это называется?
— Гипертония.
— Гипертония, — повторил Абид-ака. — Будь проклята эта хворь. Помню, года три назад он сюда приезжал. Сколько он тогда у нас прогостил, неделю, что ли?
— Неделю.
— На охоту с ним вместе ходили. Вон туда, — показал Абид-ака на край хлопкового поля. — Твой отец — настоящий стрелок, очень редко промахивался. Вот и настреляли мы тогда что-то около ста перепелок. А уж вечером такой плов приготовили, половину добычи в плов положили, а из другой половины шашлык сделали. Тогда твой отец и не вспоминал о болезнях.
Абид-ака призадумался. Машинально вынул из кармана смятую папиросу, закурил.
— Люблю я твоего отца. Много он добра мне сделал, женил, дружкой был на свадьбе.
— А вы приедете к нам погостить? — спросил Абдулла.
— Приеду. Вот Зухра вернется из роддома, и приеду. Вместе с перепелками.
— Ему их есть нельзя.
— Ну, скажешь тоже, парочку-то, наверное, можно… Ладно! Встанем, что ли, продолжим? Еще разок обойдем поле, и хватит. Эй, Тешабай, Тешабай, ты где?
Пес вынырнул из клевера, подбежал к хозяину.
