Он прекратил этот внутренний конфликт одним-единственным словом, словом, прозвучавшим одновременно как просьба, мольба и как приказ:
– Идем же!
Не имея сил более сражаться с необузданными желаниями, Эндри отключила связь с сознанием и слилась со своим подсознательным, спящим «я». Густой туман исчез, воцарился яркий солнечный свет. Все здесь ей было давно знакомо. Она сразу же узнала холмистую, поросшую деревьями местность и тропинку, ширины которой как раз хватало, чтобы Эндри могла двигаться рядом с ним.
Они шли рука в руке, а солнце мерцало в густых ветвях над ними, то внезапно ослепляя глаза, то давая им необходимый отдых. Наконец они достигли небольшой лужайки, посреди которой росло старое дерево с искривленными ветвями. Он опустился на траву под дерево, увлекая Эндри за собой, оперся спиной о шероховатый ствол и уложил ее хрупкое тело, как в колыбели, меж своих бедер.
Со вздохом неизъяснимого удовольствия Эндри устроилась поудобнее и, впитывая тепло его тела, положила голову ему на грудь.
– Ну, что, ты теперь довольна, что согласилась? – Его дыхание коснулось волос на ее макушке.
Чувствуя, как его близость волнует ее, она ответила: – Да.
– И ты теперь счастлива? – Голос его звучал чуть насмешливо, словно ответ был известен ему заранее.
Но Эндри это не возмущало – на самом деле ей было тоже немного смешно.
– О да!
– Тогда я тоже счастлив.
Некоторое время они молчали, наслаждаясь взаимным покоем и согласием. Вдалеке шумело море. Эндри услышала и распознала этот звук еще в самом первом сне, но до сих пор, уже больше года, так и не видела, откуда лилась эта вечная песнь. Сны всегда начинались с тумана у истока тропинки, а заканчивались на этой зеленой лужайке под большим старым деревом.
И в часы бодрствования Эндри носила в тайном уголке своего сердца память об этом дереве, этой лужайке, песне далекого моря и, конечно, о нем. Здесь она узнала его душу и окончательно пришла к выводу, что он – единственный мужчина ее мечты. В этом затененном убежище они вели бесконечные разговоры, здесь же они вместе смеялись.
Она стала доверять ему еще зимой, когда сны были особенно отчетливы. Благодаря этой вере и еще потому, что сны, накапливаясь, начали казаться ей реальнее настоящего мира, она полюбила его. И неизбежно, по мере того как ее любовь росла и крепла, в снах появился дополнительный элемент – ожидание.
Его полное обладание ею стало сутью ее снов, и сознательных, и бессознательных. Днем; на работе ли, дома ли, оставаясь для всех известной им, знакомой Эндри, она на самом деле жила ради ночей, ради драгоценных минут, проведенных с ним, и тайно, с нетерпением ждала момента, когда он наконец полностью овладеет ею в мире сна.
Тем более было странно, что, хотя атмосфера снов становилась все более эротичной, а ласки его от ночи к ночи все более волнующими, он никогда не пересекал финального барьера, того самого, который составлял средоточие ее мыслей – наяву и во сне.
И вот теперь, погрузив свое сознание в глубины сна, Эндри вздохнула нетерпеливо и выжидательно.
– Эндри? – произнес он, а его длинные изящные пальцы нежно коснулись ее бедра.
– М-м? – выговорила она, одновременно всем телом отзываясь на его ласку.
– Почему ты вздыхаешь, сердце мое?
Его пальцы осторожно пробежали по ее телу, от округлого колена до плеча, а затем нащупали впадинку на шее.
Эндри улыбнулась и потерлась щекой о тыльную сторону его ладони. Он начал называть ее «сердце мое» в ночь после ее приезда в Калифорнию. В восторге от этого ласкового обращения, Эндри приблизила свои губы к его рту, первой начиная любовную игру. Он вознаградил ее за смелость тем, что шепнул те же ласковые слова прямо ей в губы. Наградит ли он ее, если она признается, чем был вызван ее вздох?
Соблазн был велик, и после секундного колебания Эндри поддалась ему.
– Я люблю тебя, – прошептала она.
Его пальцы обхватили ее изогнутую шею, а голос прозвучал как далекий волшебный зов сирен:
– И любовь ко мне заставляет тебя вздыхать?
Эндри безуспешно пыталась найти способ объяснить, рассказать ему о своем тайном стремлении слиться с ним, стать его частью. В отчаянии она воскликнула:
– Я ведь даже не знаю твоего имени!
– Имя мое – любовь, – произнес он, лаская ртом ее губы, – твоя любовь.
Эндри словно просветлела. Ну конечно же! Это ведь она создала его, выткала его черты из нитей своего одиночества и жажды любви. Он принадлежит только ей. И она может им управлять.
– Моя любовь, – повторила Эндри, проверяя, как звучит его имя в ее устах.
– Да, – шепнул он, вновь лаская ее губы. – Нужно всего два слова, сердце мое. Только скажи их, и я открою двери рая перед тобой.
Голос его зазвучал совсем тихо, стал почти неслышным:
– Скажи эти слова.
Ни тени сомнения, никаких вопросов не осталось в ее душе. Теперь она знала волшебные слова. И, ни секунды не колеблясь, произнесла их, прибавив от себя еще два не менее нежных слова:
– Люби меня, моя любовь.
Не было ни смущения, ни неловкости, обычно сопутствующей раздеванию. Поскольку в мире сна не существует жестких законов мира материального, тела влюбленных мгновенно освободились от одежды. Через какую-то секунду Эндри уже лежала рядом с ним в высокой траве, остро переживая доселе неизведанное ею ощущение соприкосновения их обнаженных тел.
Ласки его тоже изменились. И эта перемена заставила чувства Эндри вспыхнуть огнем. Его руки двигались с нежностью, граничившей с благоговением. Нервные окончания, казалось, испускали искры при каждом касании, поглаживании, с каждой новой лаской И наконец их неземная нежность довела ее чувства до нестерпимой высоты.
Его рот и язык, напротив, действовали смело и решительно. Горячие, влажные поцелуи его уверенных губ несли с собой блаженство и мучение.
Дерзкий язык, погружаясь в теплую плоть в поисках все новых и новых наслаждений, заставил Эндри совершенно забыть сдержанность и взять инициативу на себя.
В страстном порыве и слиянии, сжигавшем ее женское естество, Эндри обхватила руками его бедра и приняла его тело в объятия своих ног.
Повторяя ее движение, он отнял руки от ее отвердевших грудей и положил на выгнувшиеся бедра. Затем, не отводя бездонного голубого взора от глаз Эндри, он поднял ее навстречу стремительному движению своего тела.
И Эндри вскрикнула от восторга, ощутив его внутри себя.
Проникновение. Обладание. Полное слияние.
Разделенная страсть дрожью одновременно пронзила обоих.
Они стали одним целым. Она – частью его. Он – частью ее.
Какое-то время он ждал, давая возможность взаимно насладиться прекрасными секундами единения их раздельных сущностей. Затем начал медленно двигаться. Стеная и трепеща от силы ощущений, переполнивших ее, Эндри вцепилась в его упругие бока, все сильнее сжимая пальцы, побуждая его все глубже проникать в самое сердце своей страсти.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
