и не слышал.
– Там не так много чего рассказывать. Когда я ещё в общежитии квартировался, он был моим соседом. Парень со своими странностями, конечно, но толковый, мы подружились, можно сказать. Он на физмате учился, да и сейчас учится, успевает в точных науках так себе. Литфак по нём плачет, честно говоря. Хм … – Павел немного усмехнулся, – при встрече он всегда говорит “бонжур”, официанта где-нибудь зовёт не иначе как “гарсон”, когда истории какие-то рассказывает, всегда так витиевато начинает “в бытность моего весёлого, но полного потрясений крестьянского детства…” и всё в этом духе. Такой вот лингвистический гурман.
– Ясно. – Тимур звонко отхлебнул чай из кружки. – А сейчас он чего звонил-то?
– Да не знаю. Сказал, есть какое-то дело, предложил встретиться, он на учёбе ещё, недалеко здесь. Никита постоянно в какие-то движения втягивается, – пока Павел растекался мыслью по древу, Тимур уже достал на стол сливочное масло, небольшую тарелочку творога и мятные пряники, налил своему собеседнику чаю. – помню, когда я ещё с ним жил, он забегает в комнату весь взвитый, как ураган, кровать неубранную сверху пледом застелил, мусор со стола смел рукой и говорит мне: “у нас тут в гостях три девушки и всего четыреста рублей, дружище, придумай что-нибудь.”, и последние мятые деньги отдаёт. А что ж было делать? Надо как-то выкручиваться, на нас всех и поесть и … сам понимаешь.
– Ага. – Тимур преобразился отеческой улыбкой.
– Хотя по части денег Никита тот ещё умелец и хитрец. – продолжал Павел, попутно уминая пряники, – Так что встретиться с ним, конечно, надо, какую-нибудь работу может дать. Мы когда на первом курсе были, он знаешь, что выдумал? Иду я домой после пар, он меня встречает “Дружище, – говорит, – пошли денег заработаем”, сам в майке какой-то, чуть ли не в банном халате. Я, естественно, не против, мы поехали обратно к университету. Зашли в архив, я стою у двери, Никита туда что-то решать пошел. Минут через пять меня позвал, мы зашли, а там комната бумаг, вот от пола до потолка, представляешь? "Выносим, – говорит, – там у заднего входа Газель стоит, вот всю эту макулатуру надо туда переправить." Мы вынесли – курсовые, дипломы, чертежи и прочая гранитная пыль науки. Он в кабину сел и уехал. Через час вернулся, снова Газель набили бумагой. Раз шесть съездил, на следующее утро мне деньги приносит. Я естественно недоумеваю. как?! откуда? А идея очень простая оказалась: Никита, когда в архиве работал, узнал, что у них макулатуры собралось выше крыши – обычное дело. Любой другой пропустил бы мимо ушей, но только не Новиков, у него сразу в голове сработало: кило – 8 рублей. Договорился с архивом, а те и рады, что этот мусор от них вывезут ещё и бесплатно, нашёл где-то транспорт, меня привлёк. Вот так, на пустом месте казалось бы. Видимо, бедность в детстве оставляет такой отпечаток – голова просто заточена под постоянный поиск способов достать денег. Мне вот это не дано, а ему дано, понимаешь? Так легко и изящно, без лишних раздумий …
– Это не литфак по нём плачет, а эконом.
– Да, может. Ладно, спасибо, Тимур. Я побежал, там Никита уже пришел, наверное. Ждать меня будет, ещё обидится.
– Так что ты мне вчера устроил тут, я дождусь от тебя узнать?!
– Ой, давай я приду и всё расскажу, просто он там правда ждать меня будет, нехорошо. Не волнуйся, всё в порядке и даже лучше.
– Хорошо, дорогой. Только осторожно там, не ввяжись ни во что. О родителях подумай.
На последних словах Тимура Павел уже стоял в дверном проёме, почти на улице, но что-то дёрнуло внутри, он остановился. Несколько секунд смотрел себе под ноги, потом повернулся к Тимуру, сказал едва слышно "спасибо" и вышел.
На улице Павла снова встретил прохладный и недружественный ветер ранней весны. Молодое крепкое тело почти не чувствовало последствий ночи, проведённой на деревянной скамье под влажным пальто. Если на вашу долю когда-нибудь выпадет бродяжничать, лучше бы это пришлось делать в молодости. И не только из-за большой физической выносливости и крепкого здоровья в этот короткий, но прекрасный миг жизни; но что важнее – в молодости человек ещё способен хранить романтический оптимизм, подчас граничащий с безумием. В затридцать или засорок лет одна только мысль о том, что неизвестно, где придётся спать этой ночью и откуда есть, приводит в смятение и панический ужас. Молодого человека, бывшего обладателя студенческого билета и пропуска в общежитие, такие мысли не гложат. Он мечтает, грезит. Есть друзья, которые накормят, а кто сыт – тот не беден. Некуда торопиться, всё пустое, за чем гонится в семь утра офисный планктон, его не волнует. Весь мир ему открыл свои объятья, жизнь древнегреческого философа – только руку протяни. И вот теперь молодой и полный надежд человек мчит мерным упругим шагом на встречу со своим другом, в тайном ожидании какой-нибудь новой его авантюры.
Тем временем из-за угла здания книжного магазина выглянул светловолосый нагловатого вида студент. При обычном раскладе дня он сейчас должен был сидеть в университете уже вторую пару по начертательной геометрии. Но обычный распорядок чего бы то ни было Новиков не принимал всей душой. Вместо лекции и семинара, на которых ему были непонятны многие слова, он уже успел: разбить будильник, уронив его на пол, в попытке выключить, обжечь верхнее нёбо утренним кофе, разбудить девушку, у которой остановился прошлой ночью, поругаться и послать к дьяволу консьержку, выпить две таблетки цитрамона, съесть тёплую кулебяку с капустой из центрального магазина и наступить в лужу. Сейчас же он приближался ко входу в книжный магазин, ветер раздул полы его пальто, Павел издалека заметил знакомый силуэт. Лица обоих сразу же окрасились улыбкой радости встречи.
– Пашка! Бонжур, дружище! – Новиков буквально налетел на Павла и чуть не свалил с ног своим объятием. – Ахах, сколько ж мы не виделись? Как ты?
– Порядком.
– Выглядишь … – Новиков сдал полшага назад, осмотрел друга в полный рос.т – мягко говоря, так себе, пардоне муа за прямоту.
– Уж не то что вы, monsieur. – сказал Павел, передразнивая.
Оба они говорили довольно громко, а тут и вовсе рассмеялись в голос, чем сильно привлекали взгляды всех прохожих.
– Сдаётся мне, сегодня рабочий день, а значит ты должен быть на учёбе, друг мой …
– Ох, Пашка … давай не будем о грустном, суета сует, томленье душ. Поехали лучше к реальным вещам.
– Да, кстати о реальных вещах, ты мне что-то хотел рассказать? Зачем звал?
– Неужели я не могу дорогого друга просто так позвать, потому что мы сто лет и сто вёсен не виделись?
– Ой, давай