Тут она и вошла!
— Таня?.. Ты что на подоконнике делаешь?
— Я… бабушк… форточку хотела прикрыть. Дует чего-то…
— А что колготки в снегу? — Тут увидела растерянное Танино лицо: — Ну, ничего, ничего… Просто не делай так больше.
Вадим и его дочь
Вадим стоял в будке около кино «Спартак»: шапка, съехавшая на ухо, фингал под левым глазом — в общем, все точно. Только про пальто она забыла — две пуговицы расстегнуты, а две другие вырваны с мясом… И к этому «летчику» она бы вышла из-за тороса и помахала б рукой — пусть он ее увидит.
Но знала: Вадим не станет полярником, а главное — никогда не будет ее искать… Тане представился денек, отделенный от этого дня многими и многими годами. Вадим идет с дочерью. Наверное, из детского сада. Так же вечернее солнышко досвечивает, как сейчас, и метель, тоже как сейчас, крутит не торопясь, подсыпает под ноги снежку. И Таня — невидимая, неслышимая — бежит им навстречу: «Это я! Это я!» Но не может докричаться, не может попасться им на глаза… Так иногда бывает во сне, и, может, Таня просто вспоминает сейчас сон?..
Вадим по-прежнему ведет за руку свою дочь.
«Пап, — она говорит, — смотри, как снег красиво переливается!» — И показывает прямо на Таню.
«Где снег? — говорит Вадим. Он и дочку-то свою не замечает, он все думает, думает. — Переливается?.. А, верно…»
Вадим увидел быстро шагавшую к нему Таню:
— Слушай, как ты меня нашла? — Но спросил это без радости, без удивления, а просто как ученый, который оторвался от микроскопа: мол, во, надо же, новая бактерия появилась! Посмотрел на Таню, задумчиво изучая — правда, как на бактерию: — Ну, отвечай!
Таня подумала наврать. Причем что-то нескладное, длинное: якобы Гришка всегда звонит ей из этого автомата… Она просто пожала плечами.
Вадим прищурился, закусил губу, так стоял некоторое время.
— Я не собираюсь узнавать, как ты залезла ко мне в квартиру и как ты своим рассказом усыпила Гриху-дурака. И как ты меня нашла… Мне чихать на это! Поняла? Я не собираюсь тобой восхищаться. Кто ты и как ты — да будь кем хочешь. Я с вами в эти игры про сказки не играю.
— Ну и не играй, — пролепетала она. — Тебя не заставляют…
— Помолчи! И послушай… Сумела мне все испортить, сумей поправить… Хоть фокусы индийские показывай, а мне нужно, чтобы она осталась жива.
Таня, стоявшая до этого с опущенной головой, быстро глянула на Вадима:
— А?!
— Ворона-кума!
История совы
История совы?.. Да, так правильно будет назвать эту главу. История совы началась на Птичьем рынке в Москве. Его не стоит здесь описывать. Его уже описывали не раз. Скажем лишь, что он огромен, что зверей тут, наверное, больше, чем в зоопарке. И даже говорят, там задумчиво бродит человек с медведем на ремне. У него спрашивают: «Э, мужик, вы чего? Медведя продаете?» — «Ищу, — отвечает, — того парня, который мне год назад его за хомячонка подсунул».
Вадим бывал на Птичьем каждое воскресенье. Покупать не покупал. Но смотреть-то можно и задаром — правда? И вот однажды его остановил разговор:
— Она почему у тебя белая-то вся?
— Белая?.. Окрас такой!
Вадим обернулся. Мужчина, несмотря на очень позднюю, почти что «зимнюю» осень, одетый всего лишь в легкий плащ, из-под которого виднелась красная от мороза голая грудь, продавал красивую и крупную носатую птицу, сидевшую в тесноватой, петушиной какой-то, канареечной; клетке. Рядом стоял покупатель и, как водится, хаял «товар», сбивая цену:
— Седая какая-то… Она у тебя что, старая? Или несчастная? — И засмеялся.
Такому человеку не то что сову — таракана, холерного микроба не надо продавать. У него была физиономия мальчишки-мучителя. Хотя он уже был парнем лет пятнадцати с соответствующей стрижкой и при рокерской куртке.
— Это полярная сова, — ответил продавец спокойно и даже чуть сурово. — Потому что я — полярник.
Парень оглядел продавца с ног до головы… Продавец, конечно, не был полярником. И дело тут не в подозрительном плаще, а во всем его нечестном виде. И сову, вернее всего, он стащил у кого-нибудь.
Продавец и покупатель еще постояли друг против друга какое-то время, а сова словно совсем безучастно ждала, чем это кончится. Наконец они сторговались, будто речь шла не о живой птице, а о цигейковой шапке. Покупателю хотелось получить сову, а продавцу поскорей от нее избавиться.
— Ну ж на что она тебе? — спросил продавец, который наконец-то мог не расхваливать сову на все лады.
— Чучело сделаю! — засмеялся покупатель. — Неужели кормить ее!
На что продавец был равнодушным человеком, но и он, казалось, испугался… Затоптался на грязном снегу, полез в карман. Но, видно, очень уж не хотелось ему возвращать деньги. И, засмеявшись опять, покупатель пошел прочь. А Вадим крадучись пошел следом; он-то испугался по-настоящему! А сова сидела в тесной клетке, ничего не подозревая, и только крылья ее, наверное, затекли, как затекают у человека руки, связанные веревкой.
Потом Вадим догнал этого парня, покупателя, которого фамилия, как потом выяснилось, была Прибылов… Он догнал Прибылова и спросил как бы небрежно: правда ли тот собирается делать чучело? Если да, то он, Вадим, мог бы посоветовать первоклассного чучельника.
Прибылов был человек безобидный, но когда где-то слышался запах выгоды, он ее первый как раз и чувствовал! Денька два Прибылов поскучал в ожидании чучельника, потом еще денька два слушал рассказы Вадима, что, мол, у полярных сов сейчас начинается линька и данная птица должна стать нежно-синей с лазоревой окантовкой… Дверца при этом была надежно заперта на висячий замок, а сама клетка цепью прикована к батарее.
Еще через денек Прибылов сказал — словно бы просто с неба:
— Продавать не буду, а поменяться могу!
Вадим понял, что играть в прятки тут больше нечего, и они приступили к переговорам.
Странно, конечно, было, что здоровый пятнадцатилетний дядя что-то будет требовать с простого шестиклассника. Но дело в том, что Прибылов безошибочно чувствовал, где можно что-то ценное вытребовать, а где — нет. Поэтому он бы и с грудного младенца тянул, если б знал, что дело выгорит.
И он сказал, что за сову ему нужна книжечка, прижизненное издание какого-нибудь классика.
— Что такое «прижизненное»? — спросила Таня.
— Ну вот смотри: Пушкина или Гоголя сколько хочешь книг — и у тебя есть, и у меня, и у всех. Но это новые книжки. А Прибылову нужно старую — чтобы она еще при жизни вышла того, кто ее сочинил.
— А зачем?
— Ну, ценится у этих, у коллекционеров… Дорого стоит!
Оказывается, Прибылов собирал книги: ему «умные люди» объяснили, что книги никогда не подешевеют, а будут только дорожать. Не простые, конечно, а старинные. А чучело совы он хотел посадить наверх, на книжные полки. Потому что сова в старые времена обозначала мудрость.
У Вадима план был уже готов. Он пошел к Гришке: «Хочешь денег заработать?» А Гришка ведь сам не знает, чего он точно хочет. Но «денег заработать» — теперь считается, что это хотеть хорошо. Гришка и говорит, дурачок: «Хочу! Конечно!»
Тогда Вадим отвел его в читальню Пушкинской библиотеки… А там много лет работала Вадимова тетя — пока не умерла. «Вот шкаф, — говорит, — вот вторая полка, вот эти две книги. Хватай любую… А вот ключ от шкафа».
Там буквально ничего не изменилось с тех пор, как тети не стало… А что там, собственно, может измениться!
Гришка взял газету «Советский спорт», сел за столик и принялся якобы читать, а Вадим стал звонить из автомата якобы взволнованным голосом: «Татьяна Михайловна, ай…», «Татьяна Михайловна, ой…» А библиотекарши, они, в общем-то, никогда ничего плохого не подозревают. Хотя их и обманывают довольно-таки часто! И пока она кричала в трубку, мол, кто там да что случилось, Гришка вытащил одну из приказанных ему книг — да и был таков!
— А что ж ты сам не украл? — спросила Таня. Но не потому, что интересовалась, а потому, что хотела, пусть и немного, отомстить Вадиму.
По сей ехидный вопрос совсем на него не подействовал.
— Не украл почему? Да потому! Надо, чтоб у меня рука осталась чистая. Иначе я лечить не смогу.
И он рассказал, что великий Пирогов будто бы говорил: врачом может быть лишь человек, никогда ничего не укравший.
— А как же ты — у Гришки?!
Вадим небрежно махнул рукой:
— Не считается. Это же я просто жулика наказал!
Тут Таня опомнилась: совсем не время сейчас препираться, ставить Вадима к стенке всевозможными ловкими приемами.
— Послушай, а зачем обязательно воровать-то? Я у бабушки денег попрошу!
— «Денег»! Да он, если ее чучелом продаст, столько получит — твоя бабка в жизни не отстегнет!
Таня остановилась перед этой фразой, как перед колючей проволокой. Вот как! Сова была жива, и это мешало ей стать «по-настоящему дорогой»!
