— Заблудились?!
— Ну да. Люди, въехавшие в мою квартиру, не обращали на меня внимания, как я ни старался нарушить их покой. И я решил попытать счастья в соседнем доме. Потом в следующем. Как-то отважился свернуть за угол. И еще раз, и еще. Во все дома заглядывал — без толку. Далеко забрел. В монастыре у францисканцев надолго застрял. Надеялся, вот нагрешит какой-нибудь монах как следует, а потом помрет, скажем, в пост с перепоя — глядишь, будет мне приятель. Поселился в тамошней библиотеке. Я при жизни малограмотный был, даже газету прочитать толком не мог. А там пристрастился к книгам. Мертвому среди книг легко. Вроде и не читаешь, а они все равно свое нашептывают, отвлекают от тоски. Но потом мне и книги надоели, а монахи, хоть и грешили изрядно, призраками не становились, зря я на них рассчитывал. Я утратил надежду обрести собеседника и решил вернуться домой, но понял, что не знаю, куда идти. Город так изменился! И названия улиц новые. Ничего не узнаю. А может, уже и дома моего нет, здания тоже не вечные. Так и скитаюсь с тех пор.
— Ясно, — кивнул Марк.
Задремавший было котенок завозился на руках, отвлекая его от беседы, и призрак Иосиф это сразу почувствовал.
— Скорбь моя безмерна и бесконечна, — угрожающе сказал он, явно собираясь снова зарыдать.
— Вам бы сейчас выпить, — вздохнул Марк. — Но призраки, если я правильно понимаю, не могут…
— А у вас есть выпивка?
Сияющее пятно взволнованно задергалось, словно уже начало взбивать в невидимом шейкере какой-нибудь хитроумный коктейль.
— Мускатное вино и темный ром. Но как?..
— Меня можно побрызгать, — поспешно объяснил призрак Иосиф. — Ну, как бабы белье перед глажкой поливают. Набрать полный рот и — пффффффф! Я уверен, что подействует. Всегда мечтал кого-нибудь об этом попросить.
— Интересная технология, — ухмыльнулся Марк. — И главное, угощающий тоже не в обиде. Сейчас попробуем. Так ром или вино?
— Ром, — твердо сказал призрак Иосиф. — Я пробовал ром всего дважды и мечтал о нем все эти годы. Сто двадцать семь долгих трезвых лет, исполненных одиночества и лютой тоски.
— Ужас, — содрогнулся Марк. И пошел за бутылкой.
Пока рылся в кухонном шкафу, думал: «Если предположить, что призрак настоящий, не дурацкая галлюцинация, значит, жизнь после смерти все-таки есть? Хоть в какой-нибудь форме, неважно сейчас, в какой. Вообще все неважно, если существует хоть малейшая надежда еще когда-нибудь встретить Надю. Ради такой постановки вопроса стоило сойти с ума».
Несколько минут спустя Марк сидел на диване, прижимая к животу сонного Соуса, и, задрав голову к потолку, наблюдал пляску нескольких тысяч крошечных клочков сияющего тумана, на которые в экстазе рассыпался призрак Иосиф.
— Как же хорошо! — сказал тот, собравшись наконец в подобие целого существа. И несколько раз перекувыркнулся — видимо, от избытка чувств.
— Повторить? — предложил Марк.
— Лучше не стоит. Я, если вовремя не остановлюсь, больших бед могу натворить. Уже, собственно, натворил. Жену порешил и хахаля ее за компанию, а сам повесился — и все по пьянке, в беспамятстве. Пришел в себя — а уже мертвый. И как это вышло, едва помню. Ничего себе сюрприз! Называется с добрым утром.
— О господи, — выдохнул Марк.
— Ну а чего вы ждали? От хорошей жизни призраками не становятся, — рассудительно заметил Иосиф. — Сами подумайте, в каком состоянии надо быть, чтобы мимо собственной смерти промахнуться, не в те ворота войти… Да не переживайте вы так. Давно дело было. И ничего не исправишь.
Помолчали.
— Вы ее очень любили? — спросил Марк.
— Да не особо. Честно говоря, совсем не любил. Нас же родители поженили. Сами друг на друга и смотреть не стали бы — ни я, ни она.
К такому признанию Марк не был готов. Уставился на светящееся пятно, распахнув рот.
— Но зачем тогда было вешаться? — наконец выдавил он.
— Да черт теперь разберет. Говорю же, пьяный был. И каторги испугался. Помню, что себя жалко стало. Так жалко! Жизнь свою загубил сдуру, ни за что. Так лучше уж сразу в петлю, чтобы не мучиться дальше. А оно вон как повернулось. Знал бы заранее, лучше бы каторгу перетерпел.
— А это очень плохо — быть мертвым? — встревожился Марк.
— Каково мертвым — не знаю. Говорю же, мимо смерти промахнулся. Но сердцем чую, зря промахнулся, там-то куда как слаще. Да вообще все слаще, чем эта моя темная, тяжкая, как чугун, тоска. Одно удовольствие осталось — как следует поплакать. Особенно когда кто-то слышит. Сразу легче становится. Так легко, будто и не было ничего. Просто привиделось спьяну.
— Это я могу понять, — сказал Марк. — Мне тоже не с кем поговорить. Разве вот с котом, да и тот у меня недавно. Всего несколько дней, я еще толком не привык. А моя история чем-то похожа на вашу.
— Тоже убили жену? — бестактно обрадовался призрак Иосиф. — И никто не догадался? Не поймали? И никакой каторги?
— Ее убил не я. А любовник. О существовании которого я, конечно, даже не подозревал. Его-то как раз поймали; собственно, сам и признался, не стал тянуть. На суде говорил, что убил из ревности, потому что она не хотела от меня уходить. Дескать, пять лет ее уговаривал, и ни в какую. Пять лет, надо же! А я, дурак, все эти годы думал, у нас все в порядке. Представляешь?
Сам не заметил, как перешел на «ты».
— Не представляю, — сказал призрак Иосиф. — Я свою не любил, а измену сразу почуял.
— Так, наверное, потому и почуял, что не любил, — вздохнул Марк. — Когда любишь, не до того. Ну, или это только я такой дурак. Ай, неважно. Что было — было, как есть, так и есть. Задним числом ничего не исправишь.
— Это да, — авторитетно подтвердил призрак Иосиф. — А как хорошо было бы.
Помолчали.
— Так ты не против, если я буду иногда являться? — осторожно спросил призрак. — Для меня это большое утешение — поплакать при свидетеле. А поговорить — вообще счастье.
— Да являйся на здоровье хоть каждый день. Ты для меня тоже утешение.
— Это как же такое может быть?
— Если ты есть, значит, смерть — еще не конец, — объяснил Марк. — Значит, что-то еще происходит с нами потом. И Надя тоже каким-то образом есть. И я там когда-нибудь буду.
— И поквитаешься с ней? — понимающе ухмыльнулся призрак Иосиф. — Я бы на это не слишком рассчитывал.
— Да не поквитаюсь, — устало вздохнул Марк. — Просто скажу: «Я совсем не сержусь, ты что. Человек может совершать сколько угодно ошибок, они не отменяют всего остального. Не обесценивают. Не перечеркивают. И вообще ничего не значат. Человек изначально придуман нелепым и несовершенным, следовательно, когда делает глупости, обманывает и даже предает, он поступает в соответствии со своим предназначением, то есть абсолютно правильно, нечем нам друг друга попрекать. Скажу: единственная настоящая измена — это смерть, но я не сержусь даже за это. Потому что любил тебя восемнадцать долгих лет, каждый день просыпался рядом с тобой счастливым, и вот это — точно неотменяемо. В отличие от всего остального на свете».
Помолчав, добавил:
— Хотя после смерти, наверное, можно вообще ничего не говорить. Потому что и так понятно. Но тогда, получается, и Наде понятно? Без дополнительных объяснений? Вот прямо сейчас, пока мы тут сидим, она уже все про меня знает. И если это не утешение, то что тогда оно.
— С причудами ты, — призрак Иосиф озадаченно покачал верхней частью сияющего пятна, которую предположительно следовало считать его головой. — При жизни я сказал бы небось, что ты святоша и тряпка. А сейчас, знаешь, даже завидую.
— Нечему тут завидовать, — отмахнулся Марк. — По итогам-то мы с тобой примерно в одинаковом положении. Ну, разве что, меня все видят и слышат. Но я при этом скрываюсь и молчу. Надо понимать, в том и состоит суть наложенного на меня проклятия. И кому легче от того, что я сам на себя его наложил? Ты, впрочем, тоже сам. В этом я совершенно уверен.
Проснулся утром на диване в гостиной в обнимку с урчащим котом. Подумал: «Ну и сон мне приснился. Ничего себе прилег отдохнуть. Но хоть во сне выговорился. И то хлеб».
Весь день Марк делал вид, будто его устраивает это нехитрое объяснение. Но когда вечером услышал доносящиеся из гостиной рыдания, понесся вниз, ликуя, как ребенок, внезапно обнаруживший под елкой настоящего Санта-Клауса вместо переодетого отца. Приструнил зашипевшего было Соуса:
— Это наш гость. Будь с ним, пожалуйста, вежлив.
И, приветливо улыбнувшись, спросил:
— Эй, призрак Иосиф, будешь дальше плакать? А то, может, рому? А хочешь, чаем на тебя брызну? С лимоном, например?
Рыдания немедленно прекратились.
— Честно говоря, я бы не отказался от обоих напитков, — сказал призрак. — Но если непременно надо выбирать что-то одно…
— Не надо выбирать, — успокоил его Марк. — И, кстати, если хочешь, можешь еще поплакать и пожаловаться, пока вода закипает. Не стесняйся. Я же понимаю, что тебе так легче.
