Выбранной специализацией Михаила Афанасьевича было лечение детских заболеваний. Несмотря на то что на втором курсе студент Булгаков был оставлен на второй год, в феврале-марте 1916 г. он успешно справился с выпускными испытаниями и был удостоен степени лекаря с отличием (в аттестате из 32 оценок значились 9 пятерок, 5 четверок и 18 троек). Впоследствии в своей автобиографии автор «Собачьего сердца» зафиксировал этот факт следующим образом:
Учился в Киеве и в 1916 году окончил университет по медицинскому факультету, получив звание лекаря с отличием. Судьба сложилась так, что ни званием, ни отличием не пришлось пользоваться долго.23
Однако медицинской практики у Булгакова было предостаточно: он работал в госпитале при Казенной палате в Саратове, служил врачом в киевском госпитале (находившемся в ведении Красного Креста), во время Первой мировой войны был санитаром в прифронтовых госпиталях в Каменце-Подольском и Черновцах. Примечательно и то, что Михаил Афанасьевич планировал медицинскую службу на подводной лодке: весной 1915 г. он подал прошение о зачислении на службу зауряд-врачом 1-го разряда на подводных лодках, однако получил отказ — Булгаков был признан негодным к несению военной службы в морском ведомстве по состоянию здоровья. По воспоминаниям первой жены писателя Татьяны Николаевны, в прифронтовые госпитали регулярно попадали гангренозные больные, и Михаилу Афанасьевичу часто приходилось делать ампутации.
Не менее интересен период службы Михаила Булгакова в качестве земского врача. В конце сентября 1916 г. он приступил к работе в Никольской земской больнице Сычевского уезда Смоленской губернии, а через год был переведен в Вяземскую городскую земскую больницу, где служил заведующим инфекционным и венерическим отделениями. Впоследствии врачебная практика Булгакова была отражена в цикле рассказов «Записки юного врача» («Полотенце с петухом», «Стальное горло», «Крещение поворотом», «Вьюга», «Тьма египетская», «Пропавший глаз», «Звездная сыпь»).
В Никольском первый прием у врача Булгакова состоялся буквально сразу же по прибытии на место службы — в первую ночь привезли роженицу. Ее супруг сказал Михаилу Афанасьевичу, что зарежет его, если жена умрет во время операции. Принимать роды Булгакову помогала Татьяна Лаппа — в интервью биографам писателя она вспоминала: «Михаил посадил меня в приемной, “Акушерство” дал и сказал, где раскрывать. И вот, прибежит, глянет, прочтет — и опять туда. Хорошо, акушерка опытная была. Справились, в общем».
Отношение Булгакова к службе в земствах сложно назвать положительным: деревенский быт, бездорожье и разруха, непросвещенность и невежество местного населения, знахарство — вызывали у будущего писателя чувство тоски и острое переживание вынужденного одиночества. 31 декабря 1917 г. в письме к сестре Надежде он признавался, что работает в ненавистной атмосфере среди ненавистных людей, а много позже в рассказе «Морфий» герой будет делиться чрезвычайно характерными впечатлениями о своей медицинской службе:
Но если кто-нибудь, подобно мне, просидел в снегу зимой, в строгих и бедных лесах летом, полтора года, не отлучаясь ни на один день, если кто-нибудь разрывал бандероль на газете от прошлой недели с таким сердечным биением, точно счастливый любовник голубой конверт, ежели кто-нибудь ездил на роды за 18 верст в санях, запряженных гуськом, тот, надо полагать, поймет меня.24
Вернувшись в конце февраля 1918 г. в Киев, Булгаковы стали свидетелями Гражданской войны в городе — в это время Михаил Афанасьевич вел частную практику врача-венеролога. В 1919 г. он как врач был мобилизован в армию петлюровцев (откуда вскоре сбежал), а позже служил врачом в Добровольческой армии — сначала во владикавказском госпитале, а затем в Грозном работал в перевязочном лагере и участвовал в военных походах. Впоследствии в рассказе «Необыкновенные приключения доктора» Булгаков опишет трагикомическое положение врача, который испытывает отвращение к войне и всякого рода авантюрам и желает заниматься бактериологией, но которого семь раз подряд мобилизуют в свои ряды противоборствующие стороны:
Когда бежал, размышлял о своей судьбе. Она смеется надо мной. Я — доктор, готовлю диссертацию, ночью сидел, как крыса притаившись, в чужом дворе! Временами я жалею, что я не писатель. Но, впрочем, кто поверит! Я убежден, что, попадись эти мои заметки кому-нибудь в руки, он подумает, что я все это выдумал.25
В начале 1920 г. с медициной Михаил Афанасьевич расстается навсегда. Впоследствии своему близкому другу и первому биографу Павлу Сергеевичу Попову писатель рассказывал, что пережил душевный перелом в феврале 1920 г., когда бросил медицину и твердо решил связать свою дальнейшую жизнь с литературой. Тем не менее медицина продолжала занимать важное место в жизни писателя. Раз за разом Булгаков обращался к медицинской теме в своих многочисленных произведениях — как на уровне фельетонов, так и в художественной литературе — в прозе и драматургии.
В цикле «Записки юного врача» доктор Бомгард сопоставляется писателем с образом рыцаря, а его белые одежды становятся символом святости и бескорыстного служения великому делу. В определенном смысле противоположностью герою «Записок» был доктор Поляков из рассказа «Морфий», перешедший из категории врачей в разряд пациентов и слишком поздно обнаруживший, что лекарство порой оборачивается ядом.
В последующих произведениях медицинская тема и образ врача переплетаются с темой войны: в рассказе «Я убил», романе «Белая гвардия» и других, где образ врача-интеллигента (часто испытывающего страх и растерянность перед войной, но находящего в себе силы действовать) будет связан с образом дома, мотивами долга и покоя.
В романе «Мастер и Маргарита» врачебное дело будет показано Булгаковым с разных точек зрения: это и мнимое лечение в клинике доктора Стравинского, и настоящий целитель Иешуа Га-Ноцри, и философские размышления автора об «истинном лечении», способном не только подавить боль, но и исцелить от порока.
Любопытно, что, сконцентрировавшись на литературе, Михаил Афанасьевич, по воспоминаниям современников, продолжал интересоваться медициной и не утратил профессиональных врачебных навыков. Сестра писателя Надежда Афанасьевна вспоминала, что Булгаков был очень наблюдательным человеком и обладал выдающейся памятью — он быстро ставил диагнозы, умел сразу определить характерные черты заболевания и редко ошибался. Так, в декабре 1936 г. заболел Сережа Шиловский, пасынок Булгакова. Приехавший врач М. Л. Шапиро диагностировал ангину, Михаил Афанасьевич, в свою очередь, определил, что это не ангина, а скарлатина — на следующий день Шапиро признал правоту писателя. Известный киносценарист Сергей Ермолинский вспоминал, как Булгаков, приходя лечить его от простуды и бронхита, приносил с собой чемоданчик, откуда извлекал спиртовку, градусник, банки, и несмотря на то что болезни казались несложными, вид у писателя-врача был строгий и озабоченный.
Впрочем, «медицинское прошлое» Михаила Афанасьевича давало о себе знать и в других ситуациях. Актер и режиссер МХАТа Григорий Конский, наблюдавший за Булгаковым во время наложения грима для спектакля «Пиквикский клуб», был уверен, что писатель и актер разглядывал себя внимательно, так, как это делают врачи, старающиеся поставить диагноз.
Примечательно, что Михаил Булгаков привлекал внимание ученых-современников. Так, в декабре 1933 г. по приглашению физиолога Сергея Брюхоненко писатель отправился в Институт переливания крови на Якиманку наблюдать за экспериментом с оживлением отрезанной у собаки головы. Правда, продемонстрировать эксперимент не удалось — в институте не оказалось подходящего для опыта экземпляра. Однако ученый настойчиво предлагал Михаилу Афанасьевичу совместно написать пьесу и положить в основу ее сюжета какой-нибудь из его научных опытов.
Прорабатывая тему безумия в «Мастере и Маргарите», Булгаков не раз консультировался у психиатров. Так, прорабатывая тему безумия в романе «Мастер и Маргарита», он обращался к доктору-невропатологу Самуилу Львовичу Цейтлину и брал у него книги по психиатрии. В апреле 1938 г. Булгаков читал перед специалистами сцены из романа, относящиеся к пребыванию Бездомного в психиатрической лечебнице — на Цейтлина, как и на всех присутствовавших на чтении, роман произвел глубокое впечатление. В разговоре с Е. С. Булгаковой невропатолог подчеркнул: «Я поражаюсь интуиции М. А. Он так изумительно разбирается в психологии больных, как ни один доктор-психиатр не мог бы разобраться».
Однако врачебный талант и природная интуиция не всегда давали Михаилу Афанасьевичу повод для радости. Известно, что свою смертельную болезнь (нефросклероз) в 1930-е гг. Булгаков предчувствовал задолго до того, как начались ее первые приступы. По воспоминаниям Елены Сергеевны Булгаковой, в 1932 г. писатель совершенно внезапно сказал ей, что чувствует, что будет очень тяжело умирать, и просил поклясться, что она не отдаст его в больницу. Елену Сергеевну поразило, что это говорил здоровый, с веселыми глазами человек, которому было чуть больше сорока лет. С 1935 г. Булгаков внезапно стал напоминать своей супруге о клятве, однако анализы и рентген не показали симптомов болезни. В 1939 г. Михаил Афанасьевич говорил, что пришел его последний год… В определенном смысле Булгаков предчувствовал и причину своей смерти — так, уже упомянутый Сергей Ермолинский вспоминал следующие слова Михаила Афанасьевича:
