Одним движением он снял с себя широкий офицерский ремень, сложил его вдвое, заложил камень, раскрутил самодельную пращу и метнул. Камень ударился об высохшую ветку вишнёвого дерева и, отскочив, рикошетом скользнул по плетню. Потревоженный ястреб отделился от дерева и бесшумно полетел к реке.
— Тьфу, опять промазал! — сплюнул Сандро. — Что-то глаз стал мне изменять.
Девочка поглядела на ремень, которым подпоясался Сандро, и заметила выжженные на нём инициалы.
— Что же ты испортил такой отличный ремень? — примирительным тоном сказала она.
— А ты об этом не беспокойся. Ремень очень хороший, и если пропадёт, я легко найду его.
— Почему ты злишься, Сандро? — ещё мягче заговорила девочка. — Ведь мы можем стать друзьями? Ты приходи к нам. Дедушка больше ухаживает за академией, чем за своим садом. Дома только я да тётя… У меня много интересных книг.
Сандро ещё раз оглядел свою спутницу.
Странная эта горожанка. Неужели она думает, что Сандро станет дружить с девчонкой? У него достаточно верных друзей, и новые ему ни к чему.
Девочка остановилась у своей калитки.
— До свидания, Сандро. Приходи, когда захочешь… Если б не ты, собака наверняка покусала бы меня. — Она засмеялась и ушла.
Калитка со скрипом затворилась за ней.
Сандро задумчиво побрёл дальше.
«Она благодарит меня так, словно я и вправду сделал для неё что-то особенное. Но она, наверное, неплохая… Нет, брат, шутишь! Не хватало тебе с «косичками» связываться». — И он, напевая, спустился к речке.
Река текла мутная после дождей, и захлёбывалась, и хлюпала на перекатах.
В ОРЕШНИКЕ
Утром в саду трижды прокричал удод. Сандро вскочил, оделся, отыскал тетрадь и карандаш и, громко топая, вышел из комнаты.
— Не разбуди ребёнка, горе ты моё! — проговорила бабушка.
В дверях Сандро вдруг нагнулся, схватил за хвост прошмыгнувшую было кошку и ударил её об косяк.
— Сколько раз повторять: чтобы духу её не было в доме!
— Что она сделала тебе, сынок? Никому-то она не мешает. Ходит себе, мышей пугает.
— В том-то и дело, что не мышей она пугает. Из-за неё ни одна птичка не подходит к моим силкам. Спрячется там, вроде охотника, и ловит сама ловко! Гоните её к чёрту, не то я не знаю, что с ней сделаю!
Он опять схватил кошку и хотел ещё раз швырнуть её, но подбежала Эмма, вырвала кошку у него из рук и, прижимая к груди, внесла в дом.
— Не плачь, кошечка. Больно тебе? Больно небось… У-у, зверь!.. Не бойся, миленькая. Вот вернётся папа, я ему всё расскажу.
— Ты брось это: «Расскажу, расскажу»! Не то и до тебя руки дойдут.
Из сада опять донёсся крик, и Сандро побежал туда.
В орешнике под деревьями сидел Гоги Торадзе. Рядом с ним лежала рогатка, а сам он, важничая, очищал от перьев убитого дрозда.
— Вот это да! — У Сандро заблестели глаза. — Как это ты?
Гоги, не меняя выражения лица и не отвечая на вопрос, осторожно дёргал перья. Можно было подумать, что он разделывает оленя и боится испортить шкуру.
Сандро присел рядом на корточки и потянулся к добыче.
— Ух ты! В самое сердце угодил. Где это ты?
— Здесь, в орешнике, — не поднимая головы, отозвался Гоги.
— Когда же ты успел?
— А чего тут успевать, — напыжился Гоги. — Стрельнул, и дело с концом.
Его высокомерие оправдывалось тем, что дрозд был редкой добычей мальчишек.
Сандро хлопнул дружка по плечу.
— Глаз у тебя что надо, чёрт бы тебя побрал, и рука верная! Давай зажарим его.
— Как хочешь.
— Ладно. Давай зажарим с яйцами.
Сандро вскочил, намереваясь бежать к дому, но Гоги вдруг схватил его за руку.
— Погоди, куда ты? Я к тебе по делу.
Сандро удивлённо обернулся:
— По какому делу?
Гоги таинственно огляделся по сторонам и сообщил:
— Нико уже не наш пионервожатый.
— Врёшь!
— Нет, правда. Сейчас, когда шёл к тебе, встретил Джавахишвили Лили у родника, и она мне сказала.
— Э, разве девчонкам можно верить! — махнул рукой Сандро.
— Она от Лены узнала.
— А Лене кто сказал?
— То есть как кто? — удивился Гоги. — Её тётя заведует аптекой.
— Ты что, спятил? При чём тут аптека?
— А при том, что у пионервожатого кашель и лекарства против кашля он покупает в аптеке.
— А-а, ну, значит, всё верно.
Сандро достал припрятанную в орешнике коробку папирос. Там лежали две папиросы. Одну он протянул другу, а вторую оставил в коробке.
— Покури и оставь мне.
— Тут и так чинарик. Возьми вторую. — Гоги затянулся и пустил светлый дымок в спутанные ветви орешника.
Сандро почмокал губами и глотнул слюну.
— Хватит тебе, давай. Не всю же тебе скурить.
Гоги отвёл протянутую руку Сандро.
— Ещё и двух затяжек не затянулся. Покури ты вторую — мы ещё найдём. А если нет, у моего отца такой запас табачных листьев, что нам до весны хватит.
— А они крепкие?
— Ха, такие крепкие, что отец об них топор затупил!
Оба засмеялись этой шутке, и, так как весть, принесённая Гоги, была пределом мечтаний для Сандро, он достал из коробки последнюю папиросу и закурил.
— Если ты не соврал, честь и хвала тому, кто вытурил его из вожатых… — Сандро вдруг остановился. — Погоди, но ведь отряд не могли оставить без вожатого. Ты не знаешь, кого назначили на место этой мартышки?
— Гиви Вардишвили.
— Как — Гиви? — удивился Сандро.
— Да вот так, — коротко ответил Гоги.
Сандро махнул рукой.
— Хрен редьки не слаще! Тоже футболист… Кто предложил его?
— Он сам напросился. Давно уже просился. И в комитете комсомола утвердили.
— Ну, теперь он нас погоняет.
Мальчики задумались.
Первым поднял голову Сандро.
— Ну как, нашёл свечу?
— Что за вопрос! В магазине их завались.
— Привезли, стало быть. Позавчера не было ни одной.
— Вчера завезли, и наши ребята набрали по пять штук.
— А как насчёт того дела?
— Пока никак. Луа не может в точности вспомнить форму ключа. Я решил отнести Грозному грушевых саженцев. Старик хорошо ко мне относится, учил прививать деревья. Думаю, он обрадуется, а я тем временем успею срисовать ключ и измерить.
— Эх, брат, ленитесь вы, ленитесь! Могли бы давно всё узнать и измерить.
— Лень тут ни при чём. Дело такое: маленькая неосторожность — и прощай!
Сандро помолчал, сознавая несправедливость своего упрёка, потом спросил:
— Ты не ходил к старому сараю?
— Вчера вечером был там. Вспомнил, что яблоки мы в дождь нарвали, и разворошил солому, чтоб дать им просохнуть. Всю ночь они у меня на сквознячке лежали, сохли, только к рассвету снова укрыл.
Сандро по достоинству оценил сообразительность друга и, похлопав его по плечу, сказал:
— Ты молодчина, Гоги!
— Молодцы-то мы молодцы, но если в школе узнают, кто украл эти яблоки, из звеньевых тебя попрут, и скажи спасибо, если со школой не распрощаемся.
— Откуда им узнать? Не думаю, чтобы новенькие нас выдали, а из старых и клещами слова не вытянешь.
— Даже если и не узнают, мне почему-то кажется, что всё равно свалят на нас это дело и не миновать нам головомойки.
— Не думаю, Гоги. Мы же не для себя украли эти яблоки! А если нас всё-таки исключат… — Сандро призадумался. — Если нас исключат, я не оставлю тебя в беде.
Мальчики долго сидели молча.
— Но всё-таки, за что сняли Нико? — снова заговорил Сандро.
— Не знаю… Слушай, Сандро, ты обещал рассказать сегодня «Сказание о Карамане», — напомнил Гоги.
— Нет, сегодня мы должны написать стихи для стенгазеты.
— Сначала «Сказание о Карамане», а потом стихи.
Сандро поглядел в просящие глаза Гоги и, так как он любил своего друга и любил рассказывать, сказал:
— Историю Карамана мы уже закончили, историю Наримана, его сына, тоже, теперь пришла очередь Кучук-Карамана…
И начался рассказ о войне между Кучук-Караманом и Зарбагдевом, властелином чёрного царства.
…Кончился десятый сказ «Сказания о Карамане», а Гоги всё ещё сидел притихший, глядя перед собой широко раскрытыми глазами.
— На сегодня хватит. Остальное в другой раз. Я обещал написать стихи для газеты и не хочу подводить.
— И когда ты успеваешь столько читать? — вздохнул Гоги.
— По ночам иной раз до рассвета сижу. Какой-то дурачок сказал недавно моей маме: «Не давайте ему много читать — глаза испортит». Она и поверила. Прячет от меня книги и гасит свет, но, как только она уснёт, я опять включаю.
Гоги задрал голову и долго глядел на запутавшуюся в ветвях орешника сияющую лазурь неба.
— Видно, Кучук был сильнее, чем его дед Караман…
— Голова два уха, не время об этом. Я ещё ничего не ел, — сказал Сандро.
