давящей горло злобы. Краснея словно рак от собственного жара, он будто-бы заполыхал…
Мария видела, как жар из его груди вырвался наружу, захватив её и наполняя собой всю комнату. Девушка собрала всё спокойствие, что у неё было. Холодное, как лёд из запасника, оно развеяло огонь, очистив взор от яркой пелены. Но когда комната предстала перед Марией вновь, в ней всё переменилось. Она рядом с Медведем находились в стороне от мальчика лет трех, игравшего с машинкой. Мужчина выглядел испуганным, девушка, – просто удивлённой. Такого прежде не случалось с ней и к этому она была не полностью готова.
Мальчик возился со своей машинкой, пока из коридора не вышла женщина, промчавшаяся мимо, не слышащая окликов ребёнка. Когда тот всё же завоевал её внимание, та лишь отмахнулась, занявшись сама собой.
– Сука! – выкрикнул Медведь, и мальчика обуяло пламя. – Смотри на меня! Теперь я могу всё тебе сказать.
Сделав шаг, мужчина закричал от боли. Нога воспламенилась, заставив его остановиться.
– Теперь не сможешь отмахнуться, – сквозь зубы процедил он вновь. Он снова двинулся вперёд, и опять раздался крик. Но на этот раз он был полон злобы, вместе с ним из горла вырывался и огонь. – Слушай меня! Слушай!
Ни мальчик, ни женщина не услышали его слова. Или не захотели ему ответить. Ребёнок вновь и вновь пытался обратить на себя внимание, женщина, стоя перед зеркалом, наносила туш. Не выдержав игнорирование себя, Медведь решил достучаться до них крайним способом. Он подскочил к женщине, схватив её за плечи и развернув к себе лицом. Но её взгляд был направлен мимо потревожившего её мужчины.
– Ну, посмотри же на меня! – уже без злобы, но изнемогая от непереносимой боли кричал бандит, падая на колени, покрываясь пламенем, вырывающим истошный крик вместе с кусками мяса. Слёзы стремительно покидали веки и мгновенно превращались в пар. Обугленное тело продолжало умолять, но ребёнок с женщиной уже давно сгорели.
Остатки измученной души плавились в языках пожара, созданного телом. Оковы сброшены, разбиты цепи тьмы и правда хлынула обжигающим потоком. Воспламеняя всё, что попадётся на пути, она не щадила ничего, лишь поглощала каждый уголок истерзанного мира.
Мария не могла ничем на этот раз помочь, слишком долго иссыхало сердце, готовое уподобиться комете – вспыхнуть, чтобы спустя мгновение пропасть. Ей не хватало сил, чтобы спасти Медведя, но и не освободить его было нельзя. Святая знала, что тем самым она совершит убийство, но одновременно и спасение души. И что ещё важней, она избавит город от оков, а это тело… теперь оно совсем сгорело.
Впрочем, медведь погиб не только для людей, теперь Мария поняла сама себя ещё немного. Свет пламени пожара в душе бандита осветил ей кое-что, что было скрыто от неё самой. Девушка всегда считала, что просто хочет помогать, но слова Медведя могут иметь смысл. Она чего-то хочет, но чего? Не власти уж, конечно, не любви… теперь и ей уже не хватает света.
И сейчас, она понимала, что не одна знала о предстоящем наперёд. Сквозь расстояние Мария чувствовала на себе тяжёлый взгляд, принадлежавший Михаилу. Теперь, взирая на пасмурное небо, девушка вспоминала всё немногое, что было ведомо о нём, что он пытался воспитать в ней и чего добиться он не смог. Одна лишь вещь, которую мужчина хотел ей привить так и не осуществилась. Святая попросту не замечала, её наставник хочет, чтобы она избавилась от света, – от того, что позволяет ей спасать людей.
Он не хотел лишить её такого дара насовсем, и знал, тот принесёт большую пользу. Но было ясно так же, что он создаст беду, как это произошло с Андреем. Этого, чужого света не хватило на него, потому что, как и многие, Мария не научилась создавать его в своей душе. Свет помогал ей видеть чужие души, но он не освещал её собственное сердце, потому что был направлен вне него. Михаил хотел научить её иногда самой освещать себе дорогу, видеть людей без помощи небес. И единственный, кто так умел, был пожилой священник, единственный, кто чувствовал свой свет.
