Секретарь, к слову, была в наличии – коротко стриженная девушка в строгом деловом костюме сидела за высокой стойкой перед компьютерным монитором и что-то сосредоточенно печатала.
– Танюша, привет! – шагнул к ней Федор Федорович. – Гроссмейстер на месте?
Я аж вздрогнул. Серьезно, гроссмейстер? На ум мне почему-то сразу пришел незабвенный образ Остапа Бендера. «Гроссмейстер сыграл е2 – е4!» Кстати, интересно, существуют ли здесь «Двенадцать стульев»?
Впрочем, я даже не был уверен, что эта книга встречалась мне в реальности прошлого месяца. Читал я ее давно, десятка два роковых пятниц назад – с тех пор что угодно могло произойти… Эх, хорошо, что доктор не слышит моих мыслей, иначе точно упек бы в дурку! С другой стороны, разве не к этому все и идет?
– Здравствуйте, Федор Федорович, – не отрываясь от своей работы, откликнулась между тем труженица клавиатуры. – Анатолий Сергеевич вас ждет.
Гроссмейстер Анатолий Сергеевич? Может, «Гроссмейстер» – это фамилия? Доктор Броменталь, доктор Рошаль, доктор Гроссмейстер – почему нет? Тем более, в новой реальности. Ну в самом деле, не в шахматы же меня сюда привезли играть!
– Отлично! – до сих пор мне казалось, что сиять ярче Федора Федоровича невозможно физически – но нет, сам же он легко и побил свой собственный рекорд. – Подождите здесь, – обернулся врач к нам с санитаром, указав на ряд стульев у стены. – Уверен, много времени это не займет.
С этими словами, одернув халат, он скрылся за массивной дверью, расположенной справа от секретарской стойки.
Мы с моим конвоиром послушно уселись, куда нам было велено. Едва коснувшись задницей стула, санитар тут же прикрыл глаза, провалившись в привычную дремоту, я же, не имея лучшего занятия, принялся рассматривать помещение.
Помимо двери, через которую мы сюда попали, и той, в которую вошел Федор Федорович, из холла вело еще два выхода. Окна отсутствовали – но это понятно, подземный же этаж! Помимо стойки секретаря и стульев для посетителей другой мебели в комнате не имелось.
Зато прямо перед моими глазами – на противоположной стене – красовался круглый барельеф с изображением колонны – похожей на Александровскую в Санкт-Петербурге, только без ангела и креста. Подножие ее омывали бурные волны, над вершиной нависали тучи, из которых била молния, между водой и небом кружил вихрь, но с первого взгляда было ясно, что все это буйство стихий пропадет втуне. Столп им нипочем не поколебать.
По нижней части окружности барельефа шла надпись: «Ради лучшего будущего». Сверху значились цифры: 1697. Год?
Хм, что бы это все значило?..
Засмотревшись на барельеф, я и не заметил, как в холл кто-то вошел. И, только услышав, как вновь прибывший здоровается с секретарем Танюшей, обернулся: к стойке привалился парень на год-два старше меня, худощавый, светловолосый, одетый в черные джинсы и широкую болотного цвета рубашку. Скользнув взглядом по мне, он неуверенно – словно бы на всякий случай – кивнул и, не дожидаясь реакции, перевел взгляд на моего соседа-санитара:
– Привет, Горилла!
– Привет, коли не шутишь, – не поднимая век, бросил в ответ тот.
– Сергеич у себя? – повернулся парень к секретарю.
– У себя, но занят. У него там Эф Эф.
– Давно?
– Только зашел.
– Черт, не повезло! – огорченно вздохнул парень. – Мне всего-то на минутку – по Оренбургу доложиться…
– Из-за этого вашего Оренбурга все и в мыле сегодня, – проговорил неожиданно санитар, открыв наконец глаза, но общей расслабленной позы не поменяв. – Вот скажи мне, Петруха, какого Уробороса вас с Витьком понесло на миссию в неурочный день?! Что, не дождался бы вас Пугачев, снял осаду и ушел в киргизскую степь?
– Так мы-то тут при чем? – явно растерялся от такой претензии парень. – Как Машина рассчитала, так и пошли. Там по сроку уже на грани было, ждать июня – вообще не вариант… Да и предупредили же всех!
– Предупредили они… А нам расхлебывай…
– Что ты ко мне привязался? – взвился Петруха. – Приказ Сергеич отдал. Не нравится – ему и выскажи!
– Я что, по-твоему, с дуба рухнул? – буркнул санитар.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
– Эй, добры молодцы, а ничего, что в комнате вообще-то посторонний? – оторвавшись от своего компьютера, запоздало вмешалась секретарь.
– Посторонний? – нахмурился Петруха, недовольно воззрившись на меня. На всякий случай я потупился. – Так предупреждать надо! – сердито бросил парень через плечо Танюше. – Да я вроде ничего такого и не сказал… В отличие от некоторых! – выразительно кивнул он на моего конвоира. – А что он вообще тут делает?!
– Сидит и офигевает, – хмыкнул санитар, снова закрывая глаза – должно быть, показывая тем самым собеседнику, что разговор окончен.
Надо признать, из их спора я, и правда, мало что понял, но пятой точкой чувствовал: меня это все касается самым непосредственным образом!
Впрочем, времени толком обдумать услышанное дано мне не было: дверь кабинета загадочного Гроссмейстера Анатолия Сергеевича распахнулась, и на пороге нарисовался улыбающийся Федор Федорович – он же, как недавно выяснилось, Эф Эф.
– Игорь Дмитриевич! – поманил он меня пальцем. – Будьте так любезны, зайдите!
– А можно сначала я? – воспользовавшись моим не более чем секундным замешательством, попытался тут же влезть без очереди Петруха. – Мне только на пару слов!
– Ты лучше иди потренируйся предметы в цель кидать, – саркастически прищурился на него Эф Эф. – А то в следующий раз дадут тебе боевую гранату, а ты ее до вражеского танка не добросишь!
– Вы смотрели, да? – как-то сразу сдулся парень.
– Со всех возможных ракурсов… Игорь Дмитриевич, прошу, – я уже был рядом, и врач отступил в сторону, пропуская меня в кабинет.
Невольно затаив дыхание, я шагнул внутрь.
Глава 3
г.Москва, май 20** года
Текущий поток времени
Кабинет, в который я попал, размером превосходил холл-приемную раза этак в три. Первое, за что зацепился мой заметавшийся в открывшихся просторах взгляд, были два огромных деревянных стола с серыми кожаными столешницами, состыкованные буквой «Т». Ближний к входу, тот, что играл роль ножки, с двух сторон окружало по ряду стульев – не меньше десятка в каждом, и это при том, что стояли они отнюдь не вплотную друг к другу. Дальний, тот, что служил поперечной перекладиной, поднимался над своим собратом небольшой, но заметной ступенькой.
Обстановку помещения дополняли два высоченных, под самый потолок (а тот здесь был метра четыре, не меньше), книжных шкафа со стеклянными дверцами – один справа, другой слева. Первый – забитый под завязку толстыми томами в одинаковых черных переплетах с золотым тиснением по корешку. А вот у второго, дверцы которого оказались распахнуты, книги (с виду – такие же, что и напротив) стояли лишь на двух-трех нижних полках, верхние же оставались пусты.
Единственным украшением скучных светло-бежевых стен выступала круглая эмблема, висевшая по центру над дальним столом – подобная той, что я видел на барельефе в приемной, только здесь она была выполнена в цвете. Волны стали синими, разбрасывающими серые брызги, тучи – черными, молния – ослепительно белой, а сама колонна – словно высеченной из красного гранита. Дата наверху и надпись понизу горели золотом.
Дверь за моей спиной закрылась, и я машинально обернулся: оказалось, что Федор Федорович вместе со мной не вошел, так и оставшись в приемной. Но прежде, чем я успел решить, к хорошему это или к дурному, голос из глубины помещения заставил меня, вздрогнув, снова отвернуться от входа:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
– Что же вы замерли, молодой человек? Проходите, не стесняйтесь!
Только теперь я заметил хозяина кабинета. Мужчина лет пятидесяти в сером костюме-тройке, невысокий, с зачесанными назад начавшими седеть волосами, выступил из-за открытой дверцы книжного шкафа. Именно она, бликуя стеклами, и скрывала его от моего взора раньше.
– Присаживайтесь, – предложил мне хозяин, неопределенным жестом указав на длинный стол.
