Власов осматривает комнату. Это большое помещение для работы и совещаний. Середину его занимает массивный стол, за который по его длине с одной стороны могут сесть 8 человек. Но с каждой стороны стоит только по четыре стула, а Сталин занял место на девятом, в конце стола, покрытого красным сукном. В одном углу большого помещения стоит письменный стол с удобным креслом. Рядом с ним маленький круглый стол, на котором заняли место телефоны. Кроме тяжелого ковра, который заглушает звук шагов и сокращает шум, в помещении нет ничего другого, заслуживающего, внимания.
У Власова такое ощущение, что он сидит в тюрьме. Он сам не понимает, почему, но само помещение, несмотря на свои размеры, действует на него связывающе. Он просто смущается. Если даже ему дадут желанное задание, он не будет в состоянии выполнить его. Ведь общее положение значительно испорчено, и враг продвинулся слишком близко к столице. В те немногие секунды, которые остаются в его распоряжении для оценки обстановки, Власову приходит в голову, что он, кроме той двери, через которую они вошли, не видит другого выхода. Он, конечно, не знает, что однообразие стенной облицовки скрывает две невидимых двери. Но стол Сталина приковывает его взгляд. На нем вороха бумаг. «Какой беспорядок!» — думает генерал.
Сталин неожиданно встает и начинает говорить. Без обиняков он переходит к сущности вопроса — положению на фронтах. Перед ним лежит карта Генерального штаба города Москвы и ее окрестностей. Он говорит вполголоса и по временам посасывает трубку. Власов тоже встает. Сталин идет по комнате. Генералы поворачиваются за ним, не спуская с него глаз. Походка красного диктатора напоминает подкрадывание дикой кошки. Приглушенный голос еще усиливает своеобразное впечатление, что перед вами залег в засаде дикий зверь.
— Власов, вы же понимаете положение! Вы, конечно, сами о нем уже хорошо осведомлены. Вот, смотрите сюда. Здесь вы остановите продвижение немцев. — Сталин строго смотрит на генерала.
— Слушаюсь!
Власов хочет что-то добавить. Сталин на мгновение поднимает густые брови и продолжает:
— Я еще не сказал всего… Вы сформируете новую армию. Для этого вы получите нужные полномочия. При этом средства и усилия не играют роли. Но все должно быть сделано быстро. Вы меня поняли?
— Рад стараться, товарищ нарком!
Сталин опять садится. Власов слегка поворачивается. Он думает, что вот настал момент проявить то, что у него на сердце.
— Разрешите сказать, товарищ нарком!
Сталин удивленно смотрит, но все же говорит: «Что?»
— Товарищ нарком, я прошу снабдить меня такими полномочиями, которые позволят мне принимать самостоятельно решения, вне зависимости от советов других, то есть политических советников.
Власов намеренно употребил термин «советников», так как он сознает, чем он рискует в данный момент. Сталин смотрит на генерала с нескрываемым изумлением. Он молчит, а затем произносит:
— Вы получите достаточные полномочия, чтобы выполнить поставленную задачу. Прежде всего позаботьтесь, чтобы ваша армия была сформирована и была боеспособна. Остальное приложится.
У Власова отлегло от сердца: он сознает, чем он рисковал. Ему кажется, что теперь будет неразумно возвращаться к теме «советников» и вспоминать о затруднениях, которые они причинили ему во Львове и в Киеве. Однако он понимает, что его просьба по меньшей мере была понята. В какую-то долю секунды он взглянул на Шапошникова и Василевского и заметил, что Шапошников побагровел, а Василевский затаил дыхание. До сих пор Сталин не сказал ни одного слова этим генералам. Казалось, что с момента, когда они переступили порог этого помещения, они находились в состоянии какого-то транса. Власову было известно, что Шапошников не пользуется полным доверием диктатора, но Власов до сих пор не думал, что эти люди, несмотря на высокие посты, занимаемые ими, так мало были солдатами по духу. Правда, Шапошников — старый царский офицер. Еще при царе он служил в Генеральном штабе. Он — специалист первого разряда по всем поенным вопросам и вместе с тем выдающийся тактик и стратег. Его внешность подтверждает его хорошее воспитание, что в значительной мере отличает его остальных военных руководителей. И этого одного достаточно, чтобы ограничить его моральный престиж в Советском Союзе. Особенно повредили ему последние поражения на всех фронтах. Его авторитет при этом значительно пострадал.
Василевский производит более уверенное впечатление, хотя он в присутствии диктатора превращается в нуль. Зато он пользуется полным доверием. В то время еще было тайной, что Василевский подло и хитро работал над тем, чтобы занять место Шапошникова. Только через некоторое время это ему удалось.
Сталин поворачивается к Шапошникову и задает ему несколько вопросов. Он быстро получает ответ. Цифры звучат в помещении, упоминаются имена, создается впечатление, что в лице Шапошникова перед вами живой энциклопедический словарь. Но ведь он только один из многих, у которых головы забиты данными. Ведь это нужно, чтобы выстоять перед хозяином. Все это часто сопровождается возгласами «Слушаюсь!» и стуканьем каблуками.
Затем приходит очередь Василевского. И он отвечает на все вопросы с такой проворностью, которая вызывает восхищение, но и он не решается сам задать вопрос, несмотря на то, что сама обстановка не только оправдывает такие вопросы, но делает их прямо необходимыми.
У Власова имеются все основания удивляться этим людям. Ведь они уже много раз выстраивались перед своим хозяином и могли освободиться от своего смущения. Но, может быть, это и значит, что как раз из-за этого они запуганы. Сталину, благодаря его жесткой беззастенчивости и непревзойденной по своему хитроумию системе доносительства, удалось, противопоставляя одного другому, превратить своих трабантов в безвольных исполнителей.
Теперь опять очередь за Власовым. Он внимательно слушает и задает несколько вопросов, на которые диктатор или коротко отвечает, или делает вид, что их не слышит. Но все же Власов может считать себя удовлетворенным: по всему существенному он получил нужные разъяснения. Он также теперь точно знает, что ему предстоит делать. Чувство гордости охватывает его при мысли, что и он будет участвовать в защите Москвы. Он придаст новой армии (она будет носить номер 20) свой отличительный знак. На нее он перенесет традиции стрелковой 99-ой дивизии. Правда, это еще большой вопрос, насколько это ему удастся, ведь времени осталось мало. Во всяком случае будет сделано все, что можно. Он Свое сделает! Его первоначальное малодушие сменилось полным надежд оптимизмом с того момента, когда вседержитель заговорил с ним. У него такое чувство, что Сталин внушил ему свою несгибаемую волю. Теперь всё должно удаваться…
Сталин опять вернулся к большому столу. Он бросает еще раз взгляд на карту, показывает пальцем на место к западу от Москвы и холодно произносит: «Смотрите, Власов, я ожидаю, что вы еще до конца года будете стоять здесь со своей армией».
Власов хочет сказать «Слушаюсь!», но не может произнести ни слова. Сталин смотрит на него. Власов, со своей стороны, смотрит прямо в глаза диктатору. Сталин оборачивается, обходит стол и подает руку Власову. На других он не обращает внимания. Они понимают, что прием закончен. Сталин уже у своего письменного стола и берет в руки бумагу. Генералы колеблются еще одно мгновение. В этот момент Власов имеет возможность четко оценить диктатора. Таким он наблюдал его несколько раз, правда, с большого расстояния. Он — небольшого роста. Это напоминает Власову слухи о небольшой скамеечке, на которую Сталин становился на почетной трибуне на Красной площади во время парадов, чтобы не быть на полголовы ниже, чем другие товарищи. Та же скромная тужурка, без орденов и других знаков почета или еще чего-нибудь. Простые брюки, сапоги кавказского образца с низкими каблуками. Его густые усы и волосы значительно поседели. Только его густые черные брови не потеряли своего цвета. Следы оспы, которые не видны на сотнях, тысячах его портретов, теперь ясно проступают без всякого грима. «Не русский!» — эта мысль как молния пронзает голову Власова. А уж, конечно, не русский и выговор. Он выдает с первых слов Сталина как подлинного грузина. Все это Власов давно знает, но в этот момент он еще больше убеждается в этом.
Теперь Шапошников делает направо кругом и первым направляется к двери, ведущей в помещение Поскребышева. Власов покидает помещение последним. У него неприятное чувство, что взгляд всемогущего покоится на его спине. Следует короткое прощание с Поскребышевым. Власов смотрит на стенные часы и видит, что прошло почти два часа с того момента, как он в первый раз в жизни вошел в рабочий кабинет Сталина. Мысли перегоняют одна другую в его мозгу. Он уже формулирует в голове приказы, которые он в сотрудничестве с Шапошниковым и Василевским должен будет издать.
