Он знал, что не смог бы долго довольствоваться ролью наблюдателя, что в один прекрасный день ему следовало бы первым сделать шаг навстречу, завязать более тесные отношения, заговорить с ней, но боялся, что слова могут все испортить.
В действительности же он боялся столкнуться с реальностью. Всеми фибрами своей души он чувствовал, что любит ее, но боялся, что она не ответит на его порыв. Более того, он опасался, что она будет насмехаться над ним.
Неожиданно Энджел повернул голову в его сторону.
Джаг уже свыкся с его обликом и не вздрагивал при виде его огромного непропорционального лба, занимавшего половину лица. У него не было ни глаз, ни, естественно, бровей и ресниц. Иногда Джаг сравнивал его лицо с фасадом дома без окон.
На месте ушей у Энджела виднелись два отверстия, окаймленные кожистыми складками. Нос выглядел как небольшое утолщение на лице, нормальный же рот с великолепно очерченными губами никак не вписывался в этот комплекс ошибок природы.
Однако аномалии на этом не заканчивались: у ребенка не было рук, а длинные тонкие ноги, казалось, были лишены плоти и обтянуты одной кожей. Спину его деформировали два горба, но Энджел пытался держаться как можно прямее и постоянно крутил головой справа налево, словно опасался окружающего его мира, воспринимать который он мог только на звук.
Этот ребенок был одной из причин треволнений Джага. Он не знал, кем дитя приходится Мониде – сыном или, быть может, братом, и поэтому считал неприличным ухаживать за ней в его присутствии.
В этот момент огромный лоб Энджела был обращен к Джагу, его красивые губы шевельнулись, и ребенок что-то сказал молодой женщине, которая тут же повернулась в сторону Джага, и хотя тот находился в тени, он отпрянул назад, словно мальчишка, попавшийся на чем-то недозволенном.
Еще долго головы ребенка и Мониды были обращены в сторону наблюдательного поста Джага. Также долго оставался неподвижным и Джаг, затаивший дыхание, словно боясь быть обнаруженным. То, что произошло на его глазах, поразило его до глубины души. Как следовало понимать? Это случайность или?.. Ведь он прекрасно видел, что именно ребенок первым заметил его присутствие, обратив к нему свое слепое лицо. Не зная, что и думать, Джаг решил уносить ноги и начал медленно отходить назад, стараясь все время держаться в тени.
Он обогнул загон для лошадей и хотел уже вернуться к поезду, как вдруг перед ним возник чей-то силуэт.
Это был Кавендиш.
Глава 4
Разведчик вновь обрел свою прежнюю выправку.
Он был одет в новую кожаную куртку с бахромой и чисто выбрит. Из-под неизменной широкополой шляпы поблескивали льдинки его бледно-голубых глаз. Он смерил Джага таким взглядом, будто видел его первый раз.
– Так вот оно что! – протянул он. – А я-то думал, что ты увлекся Розой! – Не дожидаясь ответа, Кавендиш продолжил: – Только не говори мне, что ты остался из-за этой девчонки и ошибки природы, которую она таскает на руках.
Охваченный холодным бешенством, Джаг точным прямым ударом в подбородок свалил Кавендиша на пыльную землю и, бросившись на него, схватил его за горло. Но разведчик стремительным движением выхватил из кобуры револьвер, и холодный ствол уперся в лоб Джага.
– Спокойно, Джаг, спокойно! – прошептал Кавендиш. – Я слишком дорого заплатил сегодня за свою жизнь, так что не вынуждай меня идти на крайние меры.
Видя, что его угроза не погасила огонь ненависти, сверкавший во взгляде противника, он посоветовал:
– Подумай о них, кто защитит их? Во всем поезде не найдется другого такого сумасшедшего, как ты.
Такой аргумент пришелся как нельзя кстати, и Джаг отпустил горло разведчика. Противники поднялись с земли и отряхнули запыленную одежду.
– Ты сошел с ума! – сказал Кавендиш, пряча револьвер в кобуру. – Тебе ничего не светит. Чтобы выжить, нужно быть сильным, а сильный человек – только тот, который отвечает сам за себя. Когда ты начинаешь заботиться о ком-то еще, ты становишься уязвимым.
– Если бы я думал только о себе, вы были бы уже дважды мертвы!
Кавендиш промолчал – возразить ему было нечем. Джаг действительно дважды спас ему жизнь. Первый раз во время налета Пиявок, а второй – всего несколько часов назад: он вовремя подоспел разведчику на помощь, когда один из дикарей, которому Джаг сознательно дал сбежать, уже собирался размозжить Кавендишу кастетом голову.
– Я напоминаю об этом вовсе не для того, чтобы поставить вас в затруднительное положение, в этом плане мы квиты, просто я хочу дать вам понять, что иногда наступает такой момент, когда испытываешь потребность в другом человеке. – Кивком головы он указал на Мониду и Энджела. – Я знаю, что физически они не окажут мне никакой помощи, но их присутствие придает мне силы. С ними я совсем другой человек. Я знаю: моя жизнь легче не станет, но это так.
Кавендиш промолчал, затем улыбнулся краешком губ и произнес:
– Если бы ты дважды не выручил меня, то к этому времени был бы уже мертв. Никто в жизни не смел поднять на меня руку и остаться в живых. Пользуйся случаем, другого раза не будет!
– Это будет не так просто сделать, как вам кажется!
– Все просто, когда знаешь, чего хочешь, проблема только в выборе средств. Ну, да ладно, пошли. Галаксиус ждет нас!
– Я обязан идти?
Кавендиш пожал плечами.
– Поступай, как знаешь, но твое отсутствие будет плохо истолковано. На твоем месте я бы избегал необдуманных действий. Или тебе так хочется вернуться в хвостовые вагоны?
Последний аргумент подействовал на Джага, и он уступил.
По пути к голове поезда они встретились со Спиди, который стоял, прислонившись спиной к одному из вагонов. Увидев Джага, негр подчеркнуто зло плюнул ему под ноги, выражая тем самым свое презрение.
– Не реагируй на подобные провокации, – сказал Кавендиш, заметив колебания Джага. – Ты ничего не выиграешь от стычки с ним.
– Он еще подумает, что я боюсь его!
– Пусть думает, что хочет, ты найдешь случай рассчитаться с ним.
Подходя к месту чудовищного пиршества, Джаг промолвил:
– Меня волнует одна деталь, один вопрос, на который я не могу найти ответа...
– А именно?
– Речь идет о Мониде, женщине с ребенком... Все другие женщины кошмарно толстые, почему она не такая?
– Поспеши немного, мы уже опаздываем, – уклонился от ответа Кавендиш, ускоряя шаг.
– Эй! Подождите! – закричал Джаг, догоняя его. – Что это на вас нашло?
– Я тебе уже сказал, что нас ждет Галаксиус.
– Он не тот человек, чтобы беспокоиться по этому поводу, тут что-то совсем другое!
– Только то, что мне уже осточертело слушать твою болтовню. Врач накачал меня обезболивающим и теперь, чтобы разогнать сонливость, мне нужно больше двигаться.
– Вас поставил в затруднение мой вопрос. Вы уходите от ответа!
Разведчик хмыкнул.
– Ты слишком много мнишь о себе!
– Тогда ответьте мне!
Кавендиш остановился так же резко, как секунду назад ускорил шаг, и обернулся к своему собеседнику.
– А-а-а, ты хочешь все знать? – прошипел он. – Хорошо, я скажу тебе правду! Но ты пожалеешь об этом, поверь мне!
– Я готов ко всему.
– Ну, как хочешь! Серасальмо – пожиратель тухлятины, но он прежде всего – мужчина! И женщины ему небезразличны. По этой причине приходится поставлять ему самых красивых женщин. А это не очень приятно для них, так как Серасальмо весит более 200 килограммов, его сексуальные вкусы весьма своеобразны. И это самое мягкое, что можно сказать о его наклонностях.
– Хватит! – выкрикнул Джаг, побелев, как мел.
Кавендиш упрямо качнул головой.
– Ну нет! Ты хотел знать правду, и я выскажусь до конца. Как бы то ни было, лучше, если ты будешь в курсе. У Серасальмо есть следующее пристрастие: когда женщины, которые делят с ним ложе, беременеют, он терпеливо ждет роста плода до последнего месяца. А затем велит сварить женщин живьем. Ты слышишь – сварить! Живыми! Их бросают в котел с кипящей водой и варят до готовности, пока кожа не станет полностью красной...
– Хватит! – отшатнувшись от разведчика, повторил Джаг.
Но железная рука Кавендиша удержала его на месте.
– Нет! Ты должен знать все до мелочей! Возможно, это поможет тебе в трудную минуту! Если ты хочешь взвалить на себя заботу о ней, ты должен знать, что тебе придется превзойти самого себя, вероятно, принимать чрезвычайно важные решения. Так вот, слушай: в этом процессе Серасальмо больше всего интересует не сама женщина, а выношенный ею и заключенный в ее чреве плод. Плоть от плоти его. Он пожирает нерожденного младенца вместе со всеми косточками, а распотрошенное тело матери отдает на съедение своим людям. Он считает, что таким образом останется вечно молодым.
– Боже мой! – пролепетал Джаг, не веря своим ушам, – не может этого быть, это неправда.
– Истинная правда, – отчеканил Кавендиш, тряся Джага, как грушу.
– И вы допустите, чтобы произошло такое ужасное преступление?
