Я оглядела свою одежду. Спортивные шорты и майка по утрам настолько вошли в привычку, что я даже не задумалась над тем, что надеваю.
– Я всегда выхожу сразу, как проснусь.
– Можешь свободно бегать по кладбищу. А если захочешь исследовать окрестности, выходи через те большие ворота. Дорога здесь одна, так что ты не заблудишься.
Дверь туристического центра снова открылась, и из нее высунулась Глория:
– Мистер Мерсер? Эта дама утверждает, что экскурсия длится всего полчаса. А я специально в письме указала, что мы хотим двухчасовую.
– Сейчас подойду. – Говард повернулся ко мне. – Удачной пробежки.
Когда он уходил, я рванулась вперед, чтобы разглядеть оба наши отражения в стеклянной двери. Пусть Глория и чокнутая, но отметить очевидное она не постеснялась. Говард – великан под два метра с волосами цвета пшеницы и голубыми глазами. Я – темноволосая и темноглазая, покупаю одежду в детском отделе. Но порой гены пропускают парочку поколений.
Ведь так?
Я выбежала из главных ворот и пересекла парковку. Направо или налево? Без разницы, наверное. Главное – убежать подальше от кладбища. Налево. Нет, направо.
За мемориалом пролегала двухполосная дорога, и я побежала вдоль нее по обочине, все быстрее и быстрее, пока не заметила, что мчусь на всех парах. Обычно во время пробежки мне удавалось отогнать назойливые мысли, но эту было просто так не стряхнуть. Почему я совсем не похожа на Говарда?
Возможно, особой причины здесь нет. Многие дети не похожи на матерей и отцов. Эдди – единственная блондинка в семье, а один мой друг детства перерос своих родителей еще в шестом классе. Но все же. Разве мы с Говардом не должны хоть чуть-чуть походить друг на друга?
Я уперла взгляд в землю. «Ты быстро там освоишься. Он замечательный человек», – сказала моя бабушка, которая Говарда и в глаза не видела. Лицом к лицу они точно не встречались.
Мимо пронесся огромный синий автобус и обдал меня горячим воздухом. Я подняла взгляд и ахнула. Что за… Я бегу по обложке меню из ресторана «Олив Гарден»? Какая идиллия! Деревья обрамляют дорогу, которая изящно огибает деревенские жилые и нежилые дома. Вдали растянулись разномастные холмы, а за доброй половиной домов скрываются настоящие виноградники. Так вот что это за Италия, о которой все говорят. Неудивительно, что по ней сходят с ума.
За мной снова послышался шум мотора, и кто-то громко засигналил, отрывая меня от любования Италией. Я отпрыгнула от дороги и оглянулась. Это оказался маленький красный автомобиль, который явно хотел казаться дороже, чем он есть на самом деле. Возле меня он замедлился, и я разглядела парней, сидящих в машине, – оба темноволосые, обоим лет по двадцать с небольшим. Когда я встретилась глазами с водителем, он улыбнулся и засигналил.
– Успокойтесь, я же вам проехать не мешаю, – пробормотала я. Парень, словно услышав мои слова, перестал сигналить, а потом нажал на тормоза и остановился посреди дороги. Его пассажир, который выглядел на год-другой постарше водителя, открыл окно и ухмыльнулся:
– Ciao, bella! Cosafai stasera[2]?
Я помотала головой и побежала дальше, но водитель снова завел мотор и перегородил мне дорогу.
Прекрасно. Я бегаю уже четыре года и знаю подобных парней насквозь. Не знаю, откуда они взяли, что «я вышла одна на пробежку» переводится как «подкатите ко мне, пожалуйста». И отказать им недостаточно. Они решают, что ты только строишь из себя недотрогу.
Я перешла на другую сторону дороги, повернулась к кладбищу и затянула шнурки покрепче, чтобы не мешали. Глубоко вдохнула, нарисовала в своем воображении стартовый пистолет и… Марш!
Из автомобиля послышался изумленный крик:
– Dove vai[3]?
Я даже не оглянулась. Я знала, что могу обогнать кого угодно, если сильно захочу. Даже итальянцев с их дешевой красной машиной. Я и забор перепрыгну, если понадобится.
Пока я добиралась до кладбища, они успели еще дважды меня нагнать. Наконец они сдались, а у меня, кажется, вспотели даже веки. У ворот спиной ко мне стояли Говард с Соней, но они обернулись, заслышав мои шаги. Или дыхание больного астмой оборотня.
– Ты быстро, – заметил Говард. – Все в порядке?
– За… мной… гнались…
– Кто?
– Парни… на машине…
– Наверное, потеряли голову, когда тебя увидели, – улыбнулась Соня.
– Минуточку. За тобой гнались парни на машине? Как они выглядели? – Говард сжал челюсти и бросил на дорогу взгляд «а не погнаться ли за ними с бейсбольной битой?», и я даже простила его за «Она очень тихая».
– Ничего страшного, – ответила я, отдышавшись. – Просто в следующий раз побегаю по кладбищу.
– Или за ним, – предложила Соня. – Там есть ворота, которые ведут на высокий холм. По нему бегать сложнее, виды там чудесные и машины не ездят.
Говард все еще пыхтел, как разъяренный бык, и я решила сменить тему:
– А где Йоргенсены?
– У нас возникли… разногласия, – ухмыльнулась Соня. – Они решили сами устроить себе экскурсию. – Она махнула рукой на кладбище. Глория бодро шагала между могилами и тащила за собой Хэнка. – А твой папа как раз говорил о том, что хочет отвезти тебя поужинать во Флоренцию.
Говард кивнул, и его лицо смягчилось.
– Можем прогуляться мимо Дуомо[4] и зайти поесть пиццу.
Мне полагается знать, что это такое? Я переступила с ноги на ногу. Скажу «да», и мне обеспечен ужин наедине с Говардом. Скажу «нет» – и меня, скорее всего, ждет то же самое. Что ж, по крайней мере, посмотрю на город. И Дуомо, чем бы оно ни было.
– Ладно.
– Отлично! – обрадовался Говард, как будто я сказала, что мне очень хочется пойти. – Сможем поговорить. О всяком.
У меня тут же душа ушла в пятки. Разве мне не полагается неделька-другая милости перед тем, как Говард огорошит меня заготовленным оправданием? То, что я сюда прилетела, для меня уже слишком.
– Пойду домой, – сказала я и вытерла пот со лба, чтобы никто не заметил, как я расстроена.
Соня поспешила за мной.
– Не зайдешь ко мне по пути? У меня есть одна вещь твоей матери, и я с радостью тебе ее отдам.
Я посторонилась, отойдя на лишние шесть дюймов:
– Простите, мне надо в душ. Давайте в другой раз?
– О… – Она нахмурилась. – Конечно. Но ты заходи, когда будет минутка. Вообще-то я могла бы…
– Спасибо большое. До встречи.
Я побежала вперед, чувствуя на себе тяжелый взгляд Сони. Мне не хотелось ей грубить, но у меня не было совсем никакого желания забирать эту загадочную вещь. Мне постоянно отдавали то, что принадлежало моей матери – в основном фотографии, – а я не знала, что делать с этими сувенирами из моей прежней жизни.
Я окинула взглядом кладбище и вздохнула. Мне больше не приходилось напоминать о том, что все изменилось.
Глава четвертая
Я зашла в дом и тут же направилась на кухню. Уверена, если бы я спросила разрешения у Говарда, он толкнул бы типичную «mi casa, su casa»[5] речь (возможно, с итальянским произношением), так что я решила даже не спрашивать и совершила набег на холодильник.
Верхние две полки были забиты оливками, горчицей и прочими продуктами, которые делали еду вкусной, но сами едой не являлись. Я принялась открывать стеклянные отсеки, пока не обнаружила баночку с кокосовым йогуртом и большую буханку хлеба. Я сильно расстроилась, не найдя остатков лазаньи.
Сожрав половину буханки и дочиста вылизав баночку из-под йогурта (без сомнений, это был лучший йогурт из всех, что я пробовала), я стала шарить по шкафчикам, пока не отыскала коробку гранолы с надписью «CIOCCOLATO». Джекпот! Шоколад я пойму на любом языке.
Я уничтожила огромную миску гранолы и прибралась на кухне, как убийца на месте преступления. Что теперь? Будь я сейчас в Сиэтле, я бы уже собиралась в бассейн с Эдди или выкатывала велосипед из гаража, убеждая лучшую подругу зайти за молочными коктейлями «тройной шоколад» – только ими я там и питалась. А здесь что? Даже Интернета нормального нет.
– Душ, – сказала я вслух. Займусь хоть чем-то. Да мне и правда надо бы помыться.
Я поднялась к себе в комнату, схватила с комода стопку полотенец и пошла в ванную. Там было невероятно чисто, как будто Говард каждую неделю отскребал ее с отбеливателем. Может, как раз поэтому у них с мамой не срослось. Она была невозможной неряхой. Однажды я нашла у нее на столе контейнер с лапшой, которая стояла там так долго, что успела посинеть. Посинеть.
Я задернула занавеску и задумалась, что делать дальше. Под крошечной, хлипкой на вид душевой лейкой блестели два вентиля с буквами «С» и «R».
– Согревающая и расплавляющая? Сжигающая и раскаленная?
Я включила «R», немного подождала и сунула руку в поток воды – она как была, так и осталась ледяной. Ладно, попробуем «С».
