Потому что натуральные камни такого размера просто так в торт не суют. А Юлька уверяла, что камень натуральный. А как он оказался в торте, это еще выяснить надо. Но само кольцо было золотым. И явно очень старинным. Никак не современной фабричной штамповки.
— Мне оно впору, — сказала Юлька, нацепив кольцо на левую руку.
После этого, оставив кольцо в покое, мы с аппетитом уничтожили по два куска восхитительно вкусного торта из безе, орехов и чудесного сливочного крема с прослойкой из кураги. И выпили по три чашки кофе.
Когда мы поняли, что больше сладкое в нас не влезет, вернулась Мариша.
— Странное дело, — задумчиво сказала Мариша, присаживаясь к столу и принимаясь ковыряться ложечкой в недоеденном куске торта. — Торт мне подарила Вика.
— Какая Вика? — спросила я. — Белянина?
— Ага, — кивнула Мариша.
— Не может быть! — возмутилась я. — Белянина страшная скряга. Да этот торт максимум, на что она способна ради тебя. Ни за что в жизни она бы не подарила тебе кольца!
— Вот и она уверяют, что никакого кольца мне не дарила, — так же задумчиво ответила Мариша. — Обиделась даже.
— На что?
— Ну, когда я начала у нее спрашивать, с чего это она решила удариться в экстравагантность и подсунуть кольцо с камнем в торт, она даже расплакалась.
И заявила: если я считаю, что торт без начинки для меня слишком скромный подарок, то она меня знать больше не хочет. И не нужно было делать такие нелепые намеки. Она и так понимает, что после того, как я вышла замуж в Вене, она мне не ровня. И что с моей стороны подло тыкать пальцем в ее бедность.
— Бедность! — фыркнула я. — Да у ее муженька в обороте бешеные тысячи. И Вика ни в чем отказу не знает. У нее только зимних шуб целых пять штук.
И все новые. И из натурального меха, разумеется.
— Но кольца она мне не дарила, — сказала Мариша. — Это точно. Она поклялась.
— А как же оно тогда очутилось в завязанной коробке с тортом? — удивилась я. — Может быть, его положили прямо в магазине? Или даже на кондитерской фабрике?
— Дай мне еще разок взглянуть на это кольцо, — сказала Мариша. — Что-то в голове вертится, связанное с ним, а что, в толк не возьму.
Юлька стянула с пальца и протянула Марише кольцо. И та принялась разглядывать его, вертя так и этак.
— Примерь ты! — обратилась она ко мне. — Посмотрим, как оно тебе.
Я попыталась надеть кольцо. И мне оно было велико.
— Не пойму, вроде бы я уже видела это кольцо, — сказала Мариша, поднеся мою руку к своему носу. — И совсем недавно! О, черт! Вспомнила!
— Что? Что ты вспомнила? — заволновались мы с Юлькой.
— Это или похожее кольцо я видела сразу у двоих, — сказала Мариша.
— И у кого же?
— Во-первых, на руке у невесты было большое кольцо с крупным красным камнем, — очень гордо начала перечислять Мариша. — И, во-вторых, на руке у Лиды. Ну, у той девушки, которую нашли мертвой с перерезанным горлом.
Произнеся эту фразу, она замолчала. А я начала судорожно стягивать с пальца кольцо. Не люблю вещей, принадлежавших покойникам. К самим покойникам испытываю смутные чувства, подобно многим другим людям. Но стараюсь покойников не обижать. Поэтому и захотелось избавиться от кольца как можно быстрей.
— Ты уверена? — спросила тем временем у Мариши Юлька.
Мариша с мрачным видом кивнула.
— Одного не пойму, как Лидино кольцо очутилось в закрытой коробке с тортом? — произнесла она.
— Так ведь коробка вовсе и не была закрыта, — воскликнула Юлька. — Ведь все гости составили подарки на сервировочный столик. А тортом мы полюбовались и решили съесть его на десерт. И ты помнишь, когда эта заварушка началась, мы как раз готовились приступить к десерту. Так что коробка с тортом простояла открытой весь вечер. Кто угодно из присутствующих в ресторане мог спрятать в нем кольцо убитой девушки.
— Или она сама, — сказала я. — Сама и спрятала.
Нужно узнать в милиции, было ли на убитой кольцо с красным камнем.
Мариша молча кивнула. Тем временем часы начали бить одиннадцать.
— Батюшки! — встрепенулась Мариша. — Мне же к двенадцати часам нужно быть в милиции. Я же клятвенно обещала Славе.
— Я тебя подвезу, — предложила Юлька. — Иди, причешись.
Совет был вполне резонным. Если с умыванием, макияжем и даже душем Мариша могла управиться за двадцать минут, то на приведение своей шевелюры в приличное состояние у нее уходило порой по часу, а то и больше. Все дело в том, что природа очень несправедливо раздает свои дары. Одним она дает слишком много, а другим слишком мало.
Ну, скажите, что бы ей стоило взять и часть волос с головы Мариши пожертвовать какому-нибудь облысевшему в девятнадцать лет парню? И тому хорошо, и Марише меньше проблем. А так пышная белокурая шапка после сна вставала у нее на голове таким спутанным комом, что распутать волосы до конца почти никогда так и не удавалось.
Время от времени Мариша просто ходила в салон, и там ей выстригали лишние или совсем уж непослушные локоны. Но в последний раз Мариша делала стрижку больше месяца назад. И чтобы привести ее голову в относительно приличный вид, мы с Юлькой должны были поработать в четыре руки почти сорок минут.
— Состригла бы ты их, что ли! — с досадой сказала Юлька, когда мы закончили свой титанический труд. — Никаких же сил с ними бороться нет.
— Пробовала. Не помогает, — вздохнула Мариша. — Они потом все равно отрастают. И словно в отместку становятся еще гуще. И вьются вообще со страшной силой.
В общем, приведя Маришу в порядок, Юлька доставила всех нас к отделению милиции, где работал Слава.
— Как я выгляжу? — кокетливо спросила Мариша у нас.
— Отлично, — кисло заверили мы ее. — Иди, мы тебя подождем.
И Мариша отправилась на свидание с красавцем Славой. То есть это она так считала. А на самом деле, когда она вошла в нужный ей кабинет, Славы там не было и в помине. А вместо него сидел какой-то противный сухопарый субъект в огромных очках. Лет под сорок. В смысле, субъекту. Хотя и очки выглядели почти его ровесниками.
— Следователь Сухоруков Андрей Витальевич, — представился он Марише. — Присаживайтесь. Разговор у нас с вами будет долгий.
Мариша послушно присела на колченогий стул, продавленный многими страдальцами, которые сидели на нем до нее. Чем больше Мариша глядела на Сухорукова, зарывшегося в какие-то бумаги, тем сильней он ей не нравился.
— Ну так что? — наконец отвлекся от своих бумаг следователь. — Писать явку с повинной будем? Бумага у вас есть?
— Что? — подняла брови Мариша. — Вы меня ни с кем не путаете?
— Вовсе нет, — заверил ее следователь. — Вот же ваш паспорт.
И Мариша увидела, что перед ним на столе и в самом деле лежит ее паспорт. Интересно, откуда бы ему тут взяться? Должно быть, дивный красавчик Слава был вовсе не так прост. Упер у нее из сумочки паспорт и даже не сказал, что это он его взял. Вот и верь милиции. Да чем действия Славы отличались от действий какого-нибудь карманника? Слава действовал во имя справедливости? Да чушь все это! Какая ей, Марише, разница, лишилась она паспорта во имя справедливости или во имя чего другого. И Мариша почувствовала, что в ней вскипает злость.
— В чем мне признаваться? — спросила она у следователя. — Я ни в чем не виновата.
— А орудие преступления куда спрятала? — хитро прищурившись, спросил у нее следователь. — Где вы его взяли, можете не признаваться. Ресторанный повар уж хватился одного из своих любимых ножей. Но куда вы его спрятали?
У Мариши открылся рот: И пропала вся злость.
Чего на дураков злиться? А разве этот Сухоруков не дурак, если думает, что это она убила Лиду?
— Я его вовсе не прятала, — наконец собравшись с силами, ответила она. — И Лиду не убивала.
— Вот, но тем не менее вы знали имя покойной! — обрадовался следователь. — И у нас есть свидетели, которые видели, как вы с ней разговаривали буквально за несколько минут до совершения убийства. И жертва при этом выглядела очень расстроенной. Плакала.
— Да, Лида плакала, — признала Мариша. — Но она была пьяна. И вообще она плакала не из-за меня.
Вы бы тоже облились горючими слезами, если бы ваша любимая девушка вышла замуж за другого, а вас бы пригласила свидетелем на свадьбу.
Мариша сказала и сама поразилась эффекту. Сухоруков залился яркой краской, потом побледнел, а потом разозлился.
— Этот факт моей биографии к делу не относится! — взвизгнул он. — И если хотите знать, мы все равно остались с ней добрыми друзьями.
— Извините, я не хотела вас обидеть, — растерянно произнесла Мариша. — Я не знала, что у вас была такая же драма.
— Нет! Говорят вам, не было никакой драмы! Девушка была, а драмы не было. Не было!
— Ладно, ладно, — поспешно согласилась Мариша. — Не волнуйтесь так.
— Кто волнуется? — мечась по кабинету, словно угорелый, спросил у нее Сухоруков. — Я волнуюсь? С чего бы это мне волноваться? Это вам следует волноваться. Потому что вы подозреваетесь в совершении убийства вашей знакомой Лидии Совиной.
