Но шовинисты в обязательном порядке должны были кого-то бить, чтобы их пламенные чувства претворились в дела. Расплачиваться пришлось обитающим в Италии туркам и своим итальянским социалистам.
Ну, туркам — это понятно. Турок били за то, что они якобы угнетали несчастных триполитанцев. Вполне возможно, однако, что те турецкие коммерсанты, которые проживали в незначительном числе в итальянских городах, и не были персонально повинны в угнетении жителей Триполи. А вот социалистов, по мнению пылких приверженцев национальной идеи, обвиняли за дело. Эти упрямые социалисты почему-то никак не хотели соглашаться, что у Италии нет никакого иного выхода, кроме войны!
Турок пронять было не слишком трудно, их магазины и дома были вскорости разгромлены. Труднее было найти управу на социалистов. Их стали хватать на улицах, сажать в тюрьмы и отдавать под суд. Судьи отлично понимали, в чем состоит их долг, и не миндальничали.
Жизнь била ключом. На улицах Турина гремела военная музыка.
«Триполитанский марш» рвал воздух в клочья. Солдаты четко отбивали шаг, вид у них был скорее праздничный, и все-таки население отнюдь не ликовало.
И кое-кто уже даже и называл социалистов «турками», так оно и короче и выразительней. Вообще-то говоря, социалистические взгляды, социалистическая сознательность были присущи рабочим крупнейших заводов Турина, во всяком случае очень многих из них. Туринские ремесленники были куда менее развиты, круг их интересов ограничивался скачками, «банко-лото» и спортивным тотализатором.
Дискуссии в стенах Туринского университета и на прекрасном его дворике шли очень оживленно.
Студенты забывали обо всем на свете, самые рьяные уже не заглядывали более в университетскую библиотеку, предоставляя ее двумстам тысячам томов пылиться без движения.
Очень многим из студентов гораздо более импонировали новейшие сочинения националистов Энрико Коррадини и Сигеле.
Филолог-первокурсник Антонио Грамши частенько бывал свидетелем и слушателем подобного рода диспутов и дискуссий. По большей части студенты-националисты не утруждали себя приобретением собственных мыслей. Они добросовестно пересказывали целые страницы из Коррадини. Антонио по присущей ему любознательности раздобыл книжонку этого автора. Вышла она в Неаполе в текущем, 1911 году. Коррадини умел объяснить все на свете. Вот, например, что такое НАЦИЯ.
«Нация, — вещал он, — есть общество близких друг другу людей, имеющее целью удовлетворить инстинкт, с которым родится всякий индивидуум, инстинкт сконцентрировать в своих руках максимум обладания».
Немножко громоздко, немножко малограмотно, но зато напористо. А главное, «инстинкт обладания». Попробуй поспорить с ним! Словом, панацеей от всех бед, от нищеты, от малярии, от кромешной тьмы и невежества оказывался, если верить Коррадини, национализм!
Что же это такое?
«Национализм, — вещал он, — должен быть приведенным в действие, и в таковом своем виде он является империализмом, который инстинктивно был свойствен древнему Риму, Риму завоеваний и властвовании».
Итак, филолог Антонио Грамши выяснил, как обстоят дела с национализмом. И выяснил еще из сочинения Коррадини, что весь мир должен преклониться перед Италией.
«Европа — потому, что Италия дала много, очень много цивилизации, а Америка должна нам быть благодарна за то, что Христофор Колумб открыл ее».
Вот потому-то, из-за этого-то обстоятельства страны Латинской Америки должны заказывать военные корабли и коммерческие суда в Италии, а не в Германии, скажем, и не в Англии, и не в Соединенных Штатах!
Из-за Колумба! Задал им задачу старый Христофор!
Антонио Грамши беззаветно любил Италию, но аргументы Коррадини показались ему малоубедительными.
Впрочем, другой лидер националистов — Сигеле был поутонченней, чем Энрико Коррадини.
Так, например, Сигеле писал, что «основным стимулом действий итальянца является кампанилизм — это словечко означает нечто вроде «способность глядеть на все со своей колокольни» (ведь «кампаниле» и есть «колокольня») — кампанилизм, закрывающий широкие горизонты и делающий из гражданина королевства прежде всего римлянина, миланца, жителя Палермо, туринца, а потом уже итальянца».
И вот по этой причине «патриотизм у итальянцев — спорадический и словесный, а не постоянный и деловой».
Что ж, Антонио не может не согласиться с этой оценкой «кампанилизма», но пренебрежительный тон, которым вещает Сигеле, его несколько коробит.
Он, Антонио Грамши, конечно же, прежде всего сардинец. И Сардиния ему милее всего на свете. Но можно ли добиться ее пробуждения, можно ли сделать ее процветающей, богатой и счастливой, минуя стадию социалистических преобразований?
Антонио глубоко убежден, что нет, что только социализм, воплощенный в помыслах и деяниях великого множества итальянцев, откуда бы они ни были родом, сможет разрешить все неотложные, все самые наболевшие общенациональные проблемы. Да и что такое итальянский социализм?
«Чисто пролетарское движение? Кто-нибудь, может быть, и думает так! Профессора, доктринеры. А по мне, — думает Антонио, — они, конечно, не правы. Нет, наш итальянский социализм — это ведь и движение ремесленников, движение крестьян, движение всех противников феодализма и клерикализма».
Плохо или хорошо, что это движение имеет такую широкую социальную базу? Скорее хорошо, чем плохо.
Быть может, движение проигрывает в четкости, в определенности, в ясности; может быть, оно не сразу даст свои результаты, быть может, им нелегко будет управлять, но зато постепенно оно захватит, непременно захватит, самые широкие слои пробуждающегося итальянского населения.
Ибо что представляет собой социалистическое движение в Италии?
Оно представляет собой пробуждение и восстание целого народа против угнетения и эксплуатации, не дававших ему житья; оно представляет собой восстание против жандармов, и против сборщиков налогов, и против хозяев и хозяйчиков, против ханжества попов, монахов и монахинь; оно представляет собой восстание не против отдельных лиц — это восстание против государства.
Вот в этом-то и состоит сила социалистического движения, но в этом же, может быть, таится и источник его слабости.
И все-таки движение это зародилось, а теперь уже — в 1911 году — и явно укрепляется; да и пусть ему присущи некие слабости, все равно у него чрезвычайно характерные, весьма характерные, подлинно революционные черты. А временные слабости будут преодолены.
В этом Антонио Грамши, студент-филолог и юный социалист, нисколько не сомневался.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
