- Ну что, ребята — услышали они голос Роба. — Все кончено. Давайте не будем мокнуть, идем дальше. На эту троицу можете не обращать внимания. Если что, я их хорошо шугану.
Только теперь Кит почувствовал как вода стекает по лицу, по ногам под насквозь мокрыми штанами. Волосы Джессики, когда она отошла от него, слиплись поблескивающими и еще более черными от влаги беспорядочными прядями. Хорошо было только Робу, в его глухом комбезе, капюшон которого он набросил сейчас на голову поверх вязаной шапочки.
Они быстрым шагом двинулись вперед, не обращая уже никакого внимания на встретившуюся и прошедшую совсем рядом снукершу. Отворачиваясь, прошли мимо бесформенной окровавленной массы, приткнувшейся к куче мусора. Миновали новообращенного гуима–бандита, который так и стоял, согнувшись, безвольно свесив руки, с которых ручейками стекала дождевая вода. Лицо его застыло в привычной бессмысленно улыбающейся маске.
- Эй! — произнес он, когда Кит и Джессика поравнялись с ним, огибая его стороной. — Эй! Пацаны! Чего такие невеселые, а? Жить зашибись, пацаны! Эй, пацаны! Эй! Подождите!
К счастью, он не сдвинулся с места, чтобы догнать их, так что Кит напрасно достал кастет и быстро нацепил его на руку.
Уже отойдя метров на десять, они услышали заливистый смех причащенного, прервавшийся потоком отборного мата. Но оборачиваться не стали…
До дома под номером сто девять они добрались без приключений, зашли в подъезд, на двери которого чудом или чьим–то неустанным попечением, сохранялся цифровой замок. Хотя все окна были выбиты, однако постоянно закрытая дверь позволяла содержать лестничные клетки в относительном порядке. Судя по всему, снукеры сюда не заходили.
- В вашем подъезде не живет ни один гуим? — спросил Кит.
- Нет, — покачала головой Джессика. — Появлялись двое. Но Саймон их быстро выселил отсюда.
- Кто это, Саймон?
- Хороший дядька. Это он постоянно чинит замок, который ломают снукеры. Работает то ли программистом, то ли оператором, на кордоне. Мощный такой…
- Восемь часов, — поторопил их Роб. — Каковы твои планы, парень?
- Мне пора на работу, — ответил Кит.
- На работу? — удивился мужчина. — Ты что–нибудь сторожишь по ночам?
- Охочусь, — усмехнулся Кит.
- Ну–ну, — процедил Роб. — Так что, идем? Тебе куда? Составлю компанию, если по дороге.
- Никуда вы не пойдете, — вмешалась девушка. — Хотя бы пока не кончится ливень.
Мужчина покачал головой.
- Мне дождь не страшен, — гордо произнес он. — Это вы промокли до нитки, а моя шкурка, — он похлопал по влажному комбезу, — спасает меня ото всего. Ее и иглой не возьмешь — метокситановая нить. Даже пистолетная пуля с пятидесяти метров уже не возьмет.
- Ого! — улыбнулся Кит. — Мне бы такую шкурку! Тоже из прошлой жизни?
- Оттуда, — кивнул Роб. — Ну? Идем?
Киту не хотелось никуда идти. Очень нужно было. И очень не хотелось. Было очевидно, что Джессика непрочь приютить его хотя бы на время, хотя бы пока он не обсохнет. На просыхание уйдет не меньше часа. А там уже и ночь… Не выгонит же она его на ночь глядя! А там… Чем черт не шутит…
Но нужно позаботиться о дозе на утро для мамы.
- Ты не пойдешь никуда, — сказала Джессика.
Он покачал головой.
- Мне нужно. Ты же видела маму.
- Ну хотя бы обсохни! Я включу электрокамин. Через час ты будешь сухим.
- Послушай ее парень, — улыбнулся Роб. — Охота подождет.
Не дожидаясь ответа, словно все уже было решено, он повернулся и вышел из подъезда, захлопнув за собой дверь.
Кит не успел ничего ни сказать ни подумать — девчонка схватила его за руку и потянула к лифту.
Лифт работал! Они поднялись на седьмой этаж, но прежде, чем ввести Кита в квартиру, она остановилась у двери и, взяв его за пуговицу ветровки, произнесла:
- Что хочу сказать… Если ты думаешь, что… Если ты… То тебе лучше догнать Роба.
- Ты о чем? — прикинулся он дурачком.
Она улыбнулась, кивнула.
- Рада, что ты меня понял.
***
В последнее время ему часто снится этот сон.
Мама здорова. Они идут по двадцать седьмой улице, в парк. Она держит его за руку и что–то рассказывает, что–то веселое и очень важное для понимания его, Кита, прошлой жизни. Но Кит никак не может расслышать ее слова — мамина речь неразложима на отдельные звуки как журчание ручья.
Они идут почему–то очень быстро. А ведь Кит еще маленький; он не поспевает за быстрым маминым шагом и ему приходится почти бежать.
Навстречу движется поток людей. Не видно, чтобы кто–то шел в ту же сторону, что и он с мамой, но навстречу им движется целый поток, серая масса, которая вот–вот сметет их с пути. Мужчины, женщины, дети, они идут медленно и бессмысленно, словно рыбы, плывущие от одной стенки аквариума до другой, чтобы там повернуть и так же медленно и бессмысленно плыть обратно. На их лицах застыли прозрачные шутовские улыбки, а в глазах не видно ничего, кроме пустоты.
Мама останавливается у тележки мороженщика. Кит очень хорошо помнит эту тележку, она всегда стояла налево от входа в парк, и к ней вечно было не пробиться, потому что уже тогда мороженое становилось редкостью.
Но сегодня возле тележки пусто, нет никакой очереди.
- Два ванильных, без сои, — говорит мама.
Кит привычно протягивает руку, чтобы взять холодный ароматный рожок, но тут его запястье стискивают чьи–то сильные и жесткие пальцы. Это мороженщик.
Кит не понимает, что происходит. А мороженщик, еще крепче сжав его руку, быстро поднимает рукав детской рубашки и подносит к сгибу, туда, где вдруг большим пульсирующим волдырем надулась вена, поблескивающий шприц.
- Мама! — кричит Кит. — Что это?! Зачем?!
- Тише, сынок, — отвечает мама. — Ты же хочешь пойти в парк?
- Нет, — отвечает он. — Не хочу. Там собаки. Они съедят нас.
Мороженщик никак не может попасть иглой в его вену, потому что Кит дергается, прыгает, пытается вырвать руку. Тогда мама приходит продавцу на помощь. Она обнимает Кита, крепко прижимает к себе, лишая возможности двигаться.
Он видит прямо перед своим лицом мамину бессмысленную улыбку гуимплена, обнажившую анемичные десны с шатающимися зубами. Ее стеклянные глаза–пуговки не знакомы ни с любовью, ни со слезами, ни с искорками радости — они пусты и безжизненны.
***
На этом месте он всегда просыпается. Еще ни разу ему не удалось досмотреть этот сон до конца, а в том, что у него есть продолжение, он не сомневался.
Ливень утих, но дождь еще продолжался, постукивал неторопливыми каплями по карнизу. Ночь.
Ночь давно стала его любимым временем суток. Ночью район номер восемь перестает быть похожим на нынешнего себя, и тогда можно представить его таким, каким он был двадцать лет назад — сонным, тихим, с любопытной улыбкой заглядывающим в будущее. Да, тогда, если выглянуть ночью в окно, можно было увидеть огни рекламы, фонари, фары редких машин, парочки, спешащие в ночной клуб или возвращающиеся из бара. Сейчас в окно смотреть бесполезно. Если на небе хорошая луна, то можно рассмотреть только контуры домов да пустые провалы захламленных улиц. И все же, ночь — это любимое время суток, потому что ночью город больше всего похож на себя двадцатилетней давности…
Квартира Джессики оказалась уютнее, чем он ожидал, чистой и ухоженной. Как ни силился, Кит не мог представить эту девушку, ходящей по комнатам с тряпкой для протирания пыли, или рядом с пылесосом, или возле кухонной плиты. Ее образ, сложившийся у него за короткое время их знакомства, никак не вязался с домашним хозяйством.
Вечером они выпили по чашке растворимой гадости с ароматом чая, разбавив ее соевым молоком и сахарином. От безвкусной соевой лепешки с соевым же сыром он отказался — не хотелось так быстро расставаться с воспоминаниями о вкусном ужине у Роба.
Она постелила ему на старом диване в гостевой, с ироничной улыбкой пожелала ему спокойной ночи… И заперла дверь снаружи на ключ!
- Эй! — позвал он. — Ты с ума сошла?! А если мне приспичит ночью?
- Там у тебя есть дверь, налево, — услышал он ее удаляющийся голос. — Это туалет.
- Ну… Ну а если будет приступ?
Она, кажется, остановилась, призадумалась.
- Но ведь случались же у тебя приступы и раньше, — ответила она наконец. — И никого не было рядом. И ничего.
- Жестко… Ну а если… Если я захочу попить… Или…
- В баре есть вода. И соевые чипсы, если ты вдруг захочешь поесть. На полке стоят книги, если захочешь почитать. Есть плейер, если захочешь послушать музыку. Только не забудь надеть наушники. Если захочешь поиграть, там где–то валялась игровая приставка. Кажется, она еще работает.
Вот коза!
Но он был неготов к такому повороту событий. Кит и сам не знал, почему он решил, что сегодня ночью ему что–нибудь обломится, но сейчас чувствовал себя жестоко обманутым.
- Ну а если… — начал было он, но она не дала ему договорить.
