— Джон, погоди минутку.
Это была Сьюзан, она поджидала его на краю лагеря. Девушка указала на бластер у него на бедре.
— Зачем ты это носишь?
— Ты не можешь не знать. Ты же видела, какой стала обстановка в лагере. Ты пришла сказать, что не собираешься выцарапать мне глаза за шанс отправиться в город и жить в роскоши?
Ее серые глаза потемнели.
— Не совсем. Но… но если б я так сказала, ты бы мне поверил?
— Поверить тебе? — Рейд презрительно фыркнул. — Ты пытаешься убедить меня, что готова отказаться от этой возможности вернуться к легкой жизни, которую знала — красивые платья, духи, украшения… и все остальное, что любит женщина?
— Да, — ответила она очень тихо.
— Сьюзан! — Рейд схватил ее за плечи, пальцы больно вонзились в мягкую кожу. — Посмотри на меня, девочка! Ты играешь со мной? Что ты хочешь сказать?
Ее серьезный взгляд встретился с его озадаченным.
— Джон, знаешь, кем я была до войны? Дебютанткой, глупой прожигательницей жизни. У моего отца была куча денег, и мне никогда не приходилось ничего делать. Как безмозглая бабочка, я кружилась в нескончаемом вихре развлечений. Но война и жизнь здесь, на Нью-Терре, кое-чему научили меня. Я нашла цель в жизни, причину для существования. Да, я много и тяжело трудилась вместе с остальными… но, Джон, мне это нравилось! Впервые в своей жизни я делала что-то настоящее и важное. Я была действительно полезной!
— Да, но я не понимаю.
— Погоди, Джон. Я, вероятно, здесь одна из немногих, кто по-настоящему верит в твою мечту. Я хочу увидеть фундамент, заложенный для новой, лучшей цивилизации. И я готова работать для этого, ибо нашла счастье в труде. Но остальные — нет, и просто не могут смотреть на это так. Они здорово настрадались, особенно, в последнее время, от этой жары и засухи. Они понимают, что если покинут Нью-Терру, им придется начинать все заново, и еще неизвестно, какие испытания их ждут в новом мире. Больше они не могут вынести, они сломлены физически и душевно. И мне это невыносимо, Джон! — Поток слов Сьюзан закончился внезапным всхлипом. Ее маленькое личико сделалось умоляющим, губы задрожали.
— На себя мне наплевать, — продолжала она. — Но я не могу позволить и не позволю им страдать еще сильнее. В лагере перешептываются о бунте. О, разумеется, я знаю об этом. Этому я тоже не могу позволить случиться, ибо это будет означать новые страдания, боль и смерть для многих. — Она помолчала, ее серые глаза снова потемнели.
— Джон, я знаю о твоих чувствах ко мне. Они так очевидны… послушай, если я… если я отдамся тебе, ты тогда предпримешь необходимые шаги, дабы избежать дальнейших страданий и, может, даже кровопролития? Позволишь Аркайтам отправиться в город?
Рейд смотрел на нее, онемев от потрясения и изумления.
— Ты… ты бы отдалась мне… ради этого? — хрипло спросил он.
— Да, Джон.
— Но ты же любишь Норлина!
Она опустила глаза на свои покрасневшие руки и медленно кивнула.
— Но он тут ни при чем, — внезапно проговорила она, вскидывая глаза. — Это не будет иметь значения. Клянусь, что буду такой же верной.
Рейд обратился в каменную статую, для которой слова были бесполезны. Сьюзан вновь повесила голову и закусила губу. Слезинки выкатились из глаз и повисли на кончиках длинных ресниц.
Рейд посмотрел на ее склоненную, золотисто-каштановую головку и маленькие плечи, дрожащие под грязной блузкой. Он испытал внезапный, всепоглощающий порыв заключить ее в объятия и прижать к себе. Но он знал, что этому никогда не бывать, и отвернулся. Грустная, нежная мелодия, которая играла в его сердце, закончилась на оборванной струне.
Он зашагал вверх по склону к «Парсеку», но до него вновь донесся голос девушки.
— Джон… разве ты не хочешь меня?
Он резко развернулся.
— Не хочу тебя! Да я… — он проглотил слова, которые сказали бы ей о любви и желании, которые наполняли его так же, как прекрасная, счастливая жизнь наполнит город его мечты. Его лицо снова стало каменным.
— А с чего ты вообще решила, что ты для меня важнее будущего целого народа? Построив свой мир, мы сохраним нашу культуру и традиции. Живя в том городе, мы потеряем нашу самобытность и с таким же успехом канем в небытие, как если бы остались в Солнечной системе и погибли вместе с остальными. Ты думала, я бы допустил это — только ради тебя?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
И вам не приходило в голову, что люди в том городе могут нам не обрадоваться и не встретить с распростертыми объятиями, как вы все вообразили? Разве кто-нибудь из вас на самом деле побывал в том городе, видел их лицом к лицу, разговаривал с ними? Они могут походить на нас, но не забывай, что это чужой мир, удаленный от Земли на несколько световых лет. Они могут быть настолько чуждыми, что мы сойдем с ума в попытке понять их или поладить с ними. Или, с другой стороны, они могут уничтожить нас по какой-нибудь идиотской религиозной, политической или экономической причине… или просто потому, что им не понравится наш запах. — Рейд рубанул рукой по воздуху.
— Ну, все, хватит. Как только мы с Лейном починим двигатель, мы покинем Нью-Терру. — Не сказав больше ни слова и не оглянувшись, он зашагал вверх по склону.
Наверху какое-то неожиданное ощущение прохлады заставило его приостановиться. Ветер! Он растрепал ему волосы и захлопал краем туники по шортам. Он загудел в ушах и ударил в ноздри запахом свежести.
Небо резко потемнело. Взглянув вверх, Рейд увидел огромное черное облако, плывущее в небе. А потом не только ветер стал прохладой; она разом накрыла землю, словно вдруг сорвали теплое одеяло. Черные тучи собирались на востоке и направлялись в сторону лагеря. Пока Рейд наблюдал, внезапно сверкнула ослепляющая молния, а мгновение спустя прогремел раскат грома, как рассерженный рев разбуженного гиганта.
Рейд ошеломленно огляделся вокруг. На Нью-Терре грозная стихия пробуждалась к жизни. Деревья, росшие на дальнем краю холма, гнулись и раскачивались, словно от мучительной боли, их листья шелестели как тысячи дрожащих от ужаса тамбуринов. Сухая бурая трава опадала и вздымалась как волны на бесконечно волнующемся море.
Дождь! Рейд пробежал оставшийся путь до «Парсека» и заколотил в переходный шлюз.
— Дуг! — прокричал он. — Дуг! Иди сюда скорее!
Когда Лейн появился, его длинное лицо было бледным и напряженным.
— Я думал… что… — А потом заметил: — Дождь! — прошептал он. — Хвала небесам, наконец-то!
Они наблюдали за тем, как неистовствовал ветер, а огромные черные тучи наползали до тех пор, пока, казалось, не закрыли все небо. Молния сверкнула еще раз и еще, и оглушительный раскат грома сотряс землю. Это было как сигнал, прозвучавший на гигантском барабане где-то в небесах. Дождь застучал крупными, полными каплями, вначале медленно, потом быстрее и быстрее, пока потоки воды не превратились в одну сплошную серую стену между небом и землей.
— Силы небесные! — воскликнул Лейн. — Да там настоящее светопреставление!
Рейд кивнул, глядя широко открытыми от потрясения глазами. Действительно, это был не просто дождь, которого он ожидал поначалу… это была буря невероятной, ужасающей силы. Ветер превратился в воющий, бушующий ураган, молния трещала и вспыхивала почти безостановочно, а гром оглушительно грохотал, как предвестник конца света. Сама земля, казалось, сотрясалась под «Парсеком».
Внезапно Рейд оцепенел.
— Аркайты! — вскричал он. — О, боже! Дуг, я должен идти. — С лицом, посеревшим и исказившимся от ужасных предчувствий, Рейд выбежал в бурю.
— Вернись, глупец! — заорал Дуг. — Слишком поздно что-то делать!
Но Рейд был уже снаружи. Пошатываясь, он сделал несколько шагов, а потом ураганный ветер налетел на него и повалил на землю, как подкошенный ствол дерева. Он терзал его, перекатывал. Дождь колотил по нему, ослеплял. Грохот бури его оглушил.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Истерзанный, задыхающийся, насквозь промокший, Рейд пробивался назад к «Парсеку». Он смутно сознавал рядом с собой других, тоже сражающихся со стихией. Затем ощутил холодный металл корпуса корабля под своей ладонью и стал на ощупь искать шлюз. Его ищущие пальцы наткнулись на мокрую человеческую плоть — другие тоже пытались войти в корабль. Он действовал механически, оцепенелый от ярости стихии, с которой столкнулся. Одному за другим, он помогал людям скрыться в корабле, тянул, толкал, промахиваясь на скользкой, мокрой коже, при этом все время всеми силами пытался устоять на ногах под ударами неистового ветра. Он не знал, сколько их было, ибо чувства его были настолько перенапряжены, что уже не отмечали больше никаких впечатлений. Все это длилось, казалось, бесконечно… а потом он провалился в черную пропасть беспамятства.
