Старший охраны молчал, с интересом прислушиваясь к говорящему, потом прервал его:
— Хватит! С едой мы разберёмся. У вас кишечная инфекция, врачи уже вызваны и завтра вас будут лечить.
— До завтра мы не доживём! — выкрикнул Фарах.
— Ты точно не доживёшь, — усмехнулся старший.
— Они хотят убить меня! — истошно заорал Фарах.
Толпа заволновалась и дёрнулась в сторону охраны. Та схватилась за револьверы. Щёлкнули затворы автоматов на вышках.
— Они боятся нас, боятся, — выкрикнул кто-то ещё. — Идёмте на них!
Толпа угрожающе двинулась вперёд. Нервы у всех оказались на пределе.
— Бей их! Что на них смотреть? — заорал я и метнул деревянный молоток.
Прочертив дугу, деревяшка врезалась в лоб старшему, отбросив его в сторону, и в тот же момент по заключённым хлестнула очередь из автомата. У часового тоже не выдержали нервы! Собственно, на этом и строился весь расчёт. Однако чтобы остановить многотысячную толпу одного автомата маловато.
— Аааа! Бей их! — взревела толпа и бросилась в бой.
Несколько выстрелов из револьвера никак не могли остановить эту разъярённую лавину, и тройку тюремщиков просто смяли и тут же растоптали. Два десятка других охранников бросились бежать в разные стороны, побросав свои резиновые дубинки. Их догоняли и сбивали с ног, добивая уже на земле. Толпа кровожадна, а уж толпа из озверевших негров хуже всего.
Схватив револьвер одного из полицейских, я бросился к ближайшей вышке, откуда строчил автомат. С трёх других вышек тоже открыли огонь, но людей было много, и их заслоняли крыши бараков. Ничего сделать эти часовые не могли.
Револьвер холодил мою вспотевшую руку. Я прицелился и начал стрелять по охраннику на вышке. Два раза промахнувшись, я попал с третьего раза и ранил охранника. Не теряя времени, схватился за ступеньки и, быстро перебирая руками, полез наверх, где одним выстрелом прервал мучения раненого.
Сняв автомат с трупа, я наскоро обшарил карманы в поисках запасных магазинов и глянул, что творится на других вышках и внизу. Там царила вакханалия. Прицелившись по другой вышке, я открыл по ней огонь и, кажется, попал. Заменив магазин, слетел вниз и побежал к воротам, которые уже пыталась вынести толпа.
Автомат сказал своё слово, запоры разлетелись искрами металла, толпа ударила в ворота и вынесла их. Фарах тут же пробился ко мне и, подхваченные толпой, мы выбежали наружу.
Влажный и жаркий запах свободы щекотал ноздри. Тюрьма находилась на краю города, и до Джибути очень далеко. С собой ни еды, ни воды, лишь автомат да два магазина к нему.
— Бежим! — гаркнул я Фараху, и мы, выбросив в придорожную канаву наши рубашки с именами и цифрами, побежали.
Нужно оторваться от толпы. До города оставалось ещё километров двадцать, когда Фарах выдохся. Такими темпами дойти до его крайних кварталов мы бы смогли только к утру, если, конечно, нас не поймают раньше. А в том, что полиция уже поднята на уши, я нисколько не сомневался. Короче, нужен транспорт.
Мимо изредка проносились машины, объезжая нас по широкой дуге и обдавая выхлопами отработанных газов. Уже стемнело, и водители включили фары, в свете которых мы были словно кролики в лучах прожектора.
Сзади блеснули очередные фары, бьющие ярким светом. Хотя нет, вру. Оглянувшись ещё раз, понял, что горит только одна фара, и вообще это небольшой грузовик, а не легковая машина. Пожалуй, подойдёт. Дёрнув за руку Фараха, я вышел с ним на середину дороги и выставил перед собой автомат.
Ствол автомата находился как раз на уровне головы водителя, что сейчас сидел за рулём грузовика. И хоть фара горела у него одна, в её мутном свете ясно был виден автомат и моя угрюмая фигура. Но, судя по той скорости, что набирал грузовик, останавливаться он не собирался, а я не собирался отскакивать.
Патрон уже давно находился в патроннике, а во мне буквально клокотали злость и ярость. Лёгкий автомат несколько раз дёрнулся у меня в руках, и лобовое стекло грузовика разлетелось на мелкие осколки. Целился я в верхнюю часть, и пули не задели водителя, прострелив крышу кабины.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Визжа тормозами, грузовик пошёл юзом и, медленно заваливаясь на бок, опрокинулся. Мы еле успели отскочить от бешеного грузовика, как он, скрежеща корпусом, проехался по шоссе и замер ровно посередине.
— Твою же мать!
«Грёбанный я идиот! Грёбанные негры-водятлы, грёбанное Сомали, грёбанная жизнь, грёбаная тюрьма!» — и ещё три десятка названий с эпитетом грёбанные сорвалось с моего языка после констатации самого факта ДТП. Движение оказалось почти полностью перекрытым, и от этого только было хуже. Но в любом минусе всегда есть и плюс. Это аксиома, не требующая доказательств. Для кого-то темнота — это ужас, а для кого-то друг…
Подбежав к кабине грузовика, я столкнулся взглядом с насмерть перепуганным водителем. По его виду трудно сказать, насколько он пострадал, крови на лице не заметно, да и вообще видно, что он ещё легко отделался.
— Сиди внутри и не высовывайся, кто бы тут ни проехал, понял? — и я сунул ему под нос дульный срез автомата. — Чуешь, чем пахнет?
Для меня ствол пах порохом, а для водителя — смертью. Он усиленно закивал головой, не в силах вымолвить и слова.
— О’кей! — и я исчез в темноте.
Первый раз я не пожалел, что негр, потому как разглядеть меня в чернильной ночной мгле было нелегко. Лишь грязно-серые штаны выделялись на общем фоне. Отскочив в сторону, я стал ждать подходящую машину, чтобы уехать на ней.
Грузовик упал так, что проехать по одной полосе всё же можно, пусть и зацепив обочину. Лёжа в темноте, мы провожали взглядами редкие машины со стороны города. Всего их проехало две, и обе едва ли не разваливались, а мне нужна помощнее и получше, чем этот автохлам.
Машины на секунду притормаживали и, разглядев опрокинутый грузовик, объезжали его, прибавляя скорость. Никто не хотел связываться, а я не хотел останавливать их. Пусть едут куда хотели, а вот первая, что будет ехать в город, станет моей добычей. Щёлкнув предохранителем, я уставился в темноту.
Через пять минут я, наконец, увидел долгожданные огоньки автомобиля, приближающиеся со стороны тюрьмы. «Пора!» — решил я для себя и выскочил на дорогу.
***
Изабелла Кларкс, выпятив пухлые губы, крепко держалась за руль автомобиля, который взяла напрокат в американском посольстве. Залетавший в приоткрытое окно ветер трепал короткие обесцвеченные волосы высокой длинноногой блондинки. Она возвращалась с пляжа Дорале, где отлично провела время со своим спутником Яковом Джейбсом.
Золотой песок, мелкий и мягкий, чистое ласковое море, жаркие объятия её любовника и горячий секс, о котором она временами вспоминала, изрядно разнообразили её время в этой стране. Яков Джейбс числился вторым секретарём посольства, и познакомились они ещё в Нью-Йорке на какой-то выставке, посвящённой защите животного мира Африки.
Сама Кларкс была журналисткой, работавшей в журнале «National Geographic», и здесь находилась в командировке. Эту командировку она подгадала, чтобы встретиться со своей любовью, он же помог ей арендовать посольское авто.
Жизнь казалась прекрасной, море тёплым, а все негры миролюбивыми человекообразными животными. Нет, Кларкс не считала себя расисткой, разве что совсем чуть-чуть, как и все белые американцы.
Она спешила поскорее вернуться в свой отель и принять душ, чтобы смыть с себя морскую соль и пыль дороги. Яков спал, развалившись на заднем сиденье. Он, конечно, порывался вести машину, но потратил на неё столько сил (тут она лукаво улыбнулась, вспомнив их безумные ласки), что заслужил отдых.
К тому же она и сама любила водить автомобиль, что и делала с удовольствием с тех пор, как впервые села за руль под присмотром отца. Ей нравилась скорость и мощь железного коня, а кадиллак, что она сейчас вела, радовал своей укрощённой брутальностью.
Ревел мотор, яркие фары, разрезая африканскую ночь, выхватывали из темноты дорогу и часть обочины. Навстречу изредка попадались машины, но с каждым часом их становилось всё меньше и меньше. И теперь лишь редкие огоньки чужих фар, на мгновение осветив морду её кадиллака, уносились прочь.
