— Образованность не всегда означает нудность.
Она светилась, и это было очень заметно.
— Я никогда не предполагала, что званый обед способен доставить тебе столько радости, — прокомментировала я. — Это внушает мне определенную надежду. Мне уже приходило в голову, что недалек тот день, когда мне тоже придется посещать эти обеды.
— Все зависит от того, кто еще там присутствует, — улыбаясь пояснила Фелисити.
— Ты еще не рассказала мне об этом молодом человеке.
— Ну, я бы сказала, что ему уже под тридцать.
— Ах, так значит, он не так уж и молод.
— Для профессора молод.
— И чем он занимается?
— Египтом.
— Эта тема, похоже, пользуется успехом.
— Твои родители вращаются в определенных кругах.
— Ты рассказала ему, что меня назвали в честь камня Розетты?
— Если честно, то да, рассказала.
— Надеюсь, это произвело на него должное впечатление.
Мы продолжали легкомысленно болтать, и мне не пришло в голову, что поскольку Фелисити понравился сегодняшний обед, меня ожидают перемены.
Уже на следующий день я познакомилась с Джеймсом Графтоном. Мы с Фелисити, как всегда, отправились на нашу утреннюю прогулку. С тех пор как мы услышали историю о сорока следах, мы определили место, где разворачивались описанные мистером Долландом события, и часто там бывали. Там и в самом деле был участок, на котором трава росла очень плохо, и это производило гнетущее впечатление, способное закрепить веру в правдоподобность всей истории.
Неподалеку от этого клочка земли стояла скамейка, на которой я любила сидеть. Мистер Долланд так живо изобразил все происшедшее, что мне нетрудно было представить себе смертельною схватку братьев.
Следуя укоренившейся привычке, мы подошли к скамье и сели на нее. Мы пробыли там совсем недолго, когда к нам подошел какой-то мужчина. Он снял шляпу, поклонился и улыбнулся нам. Фелисити залилась краской и стала еще красивее.
— Да ведь это мисс Уиллс собственной персоной, — произнес мужчина.
— Доброе утро, мистер Графтон, — рассмеялась она. — Познакомьтесь, это мисс Розетта Крэнли.
Он повернулся в мою сторону и еще раз поклонился.
— Очень приятно, мисс Крэнли, — произнес он. — Вы позволите мне присесть на минутку?
— Сделайте одолжение, — ответила Фелисити.
Интуитивно я поняла, что перед нами молодой человек, с которым она познакомилась во время званого обеда накануне вечером, и что эта встреча отнюдь не случайна. Они о ней условились.
Мы немного поговорили о погоде.
— Так значит, это ваше любимое место, — произнес он, и у меня появилось ощущение, что он делает над собой усилие, чтобы включить меня в разговор.
— Мы часто сюда приходим, — отозвалась я.
— Нас заинтриговала история о сорока следах, — добавила Фелисити.
— Вы ее знаете? — поинтересовалась я.
Он ее не знал, так что я его просветила.
— Когда я здесь сижу, я представляю себе их дуэль, — разоткровенничалась я.
— Розетта очень романтична, — заметила Фелисити.
— Все мы в душе романтики, — ответил он и ласково улыбнулся мне.
Он сообщил нам, что направляется в музей. Из Египта привезли новый папирус, и профессор Крэнли позволил ему взглянуть на него.
— Это так волнует, когда появляются новые находки, позволяющие расширить область наших познаний, — добавил он. — Вчера вечером профессор Крэнли сообщил нам о чудесных открытиях, сделанных за последнее время.
Он начал рассказывать об этих открытиях, а Фелисити слушала его, как зачарованная.
Внезапно я осознала, что происходит нечто, способное оказать влияние на всю мою жизнь. Фелисити от меня ускользала. У меня не было никаких оснований подозревать ее в этом. Она по-прежнему была мила и заботлива, но мне чудилась в ней какая-то рассеянность, как будто, разговаривая со мной, она думает о чем-то другом.
Однако в нашу первую встречу с симпатичным профессором Графтоном я еще не догадалась, что Фелисити влюблена.
После этого мы встречали его еще несколько раз, и я знала, что ни одна из этих встреч не случайна. Раз или два он обедал в нашем доме, и каждый раз Фелисити тоже приглашали к столу. Мне пришло в голову, что мои родители посвящены в их тайну.
Фелисити купила новое платье. Мы вместе ходили в магазин. Это оказалось не совсем то, что она хотела, но это платье было лучшим из тех, которые она могла себе позволить. Тем более что с тех пор, как она познакомилась с Джеймсом Графтоном, она еще больше похорошела и выглядела в этом платье просто прелестно. В платье, голубом, под цвет ее глаз, мне казалось, она светится.
Наконец и мистер Долланд с миссис Харлоу поняли что происходит.
— Это очень хорошо, — многозначительно кивала миссис Харлоу. — У гувернанток незавидная участь. Они привязываются к ребенку, а потом, когда в их услугах больше не нуждаются, им приходится покидать дом и искать другое место работы. И так до самой старости… а потом что? Она молодая и хорошенькая, и ей пора обзавестись мужчиной, который мог бы о ней позаботиться.
Я вынуждена была признаться себе, что подобная перспектива меня пугает. Если Фелисити выйдет замуж за мистера Графтона, она не сможет быть со мной. Я попыталась представить себе жизнь без Фелисити.
Она очень интересовалась Древним Египтом, и мы часто наведывались в Британский музей. Я переросла детское благоговение перед этим святым местом. Его сменил живой интерес. Подстегиваемая Фелисити, я восторгалась залом египетских древностей почти так же сильно, как и она.
Особенно меня привлекали мумии, хотя мой собственный интерес казался мне не совсем здоровым. Я вообразила, что если останусь с ними наедине, они оживут.
Иногда в музее к нам присоединялся Джеймс Графтон. Я бродила между экспонатами, предоставляя возможность Фелисити и Джеймсу пошептаться. Я изучала лица Озириса и Изиды, которые выглядели точно так же, как и тысячи лет назад, когда на них смотрели фараоны, считавшие себя богоподобными.
Однажды в зал вошел отец. Он увидел нас, и на его лице отразилось недоумение. Он не сразу осознал, что здесь, в святая святых, находится его собственная дочь.
Когда он набрел на меня, я стояла у имеющего форму мумии саркофага фараона Менкауры, одного из самых древних в коллекции. Его глаза вспыхнули от удовольствия.
— Я рад видеть тебя здесь, Розетта, — произнес он.
— Я пришла с мисс Уиллс.
Он медленно обернулся туда, где стояли Фелисити и Джеймс.
— Ясно.
На его лице появилось выражение, которое можно было бы назвать почти проказливым, хотя в его случае оно указывало лишь на снисходительную осведомленность.
