к Ивану:
– Пиши тогда. Указ о Вольности народной.
Все в изумлении уставились на меня. Да, господа, хорошие. Если начинать – то с козырей. Мало отбить у правительства Оренбургскую губернию. Екатерина вернет армию, которая сейчас воюют с Турцией обратно в страну и легко подавит в крови народное восстание. Надо быстро поджечь Урал, Прикамье, Башкирию, всю Западную Сибирь и Среднее Поволжье. В идеале и центральную Россию тоже. Под ногами дворян и правительственных войск – земля должна гореть. Для этого существует уже испытанный Пугачевым способ. Не только объявить себя Петром III крестьянам, но даровать им волю. А заодно и землю. За это меня народ сделает настоящим царем.
– Пиши – я начал вслух вспоминать знаменитый манифест – Божиею милостию, мы, Пётр Третий, император и самодержец Всероссийский и протчая, и протчая, и протчая. Жалуем сим имянным указом с монаршим и отеческим нашим милосердием всех, находившихся прежде в крестьянстве и в подданстве помещиков, заводчиков и других душегубов полной волей и награждаем древним крестом и молитвою, головами и бородами, свободою владеть пахотными землями, лесными, сенокосными угодьями, пастбищами, рыбными ловлями, и соляными озёрами без покупки и без оброку; и освобождаем всех от прежде чинимых от злодеев дворян и градцких мздоимцов-судей…
Диктуя указ я вижу, как у соратников в буквальном смысле отваливаются челюсти. И в реальной истории летний указ от 1774-го года произвел эффект разорвавшейся бомбы. Уже почти проигравшие пугачевцы получили второе дыхание. В отряды повстанцев потекли даже не ручейки, а целые реки вооруженных крестьян и горожан. Увы, было слишком поздно.
…. А как ныне имя наше властию всевышней десницы в России процветает, того ради повелеваем сим нашим имянным указом:
Первое. Принять присягу на верность истинному царю Всероссийскому Петру III. Послушать его начальных людей, нести свой крест стойко и терпеливо.
Второе. Кои прежде были дворяне в своих поместиях и водчинах, – оных неприсягнувших противников нашей власти и возмутителей империи и разорителей крестьян, ловить и казнить и поступать равным образом так, как они, не имея в себе христианства, чинили с вами, крестьянами…
Третье. По замирению собрать на Москве поместный собор из всех сословий и утвердить всем миром законы и установления государства Российского…
– Любо!! – первым закричал Чика. К нему тут же присоединились остальные соратники Пугачева. Они выхватили пистолеты из-за кушаков, начали палить вверх. В шатер тут же принялись заглядывать казаки, крутить головами. Лагерь обеспокоенно зашумел. Не сразу, но постепенно удалось всех успокоить.
– Дан указ октября 11 дня 1773 году – наконец, смог закончить я исторический документ.
Да, пришлось слегка поменять смысл указа. Никакого первого и третьего пунктов в оригинале не было. Самый убийственный второй – в буквальном смысле убийственный (после публикации указа летом 74-го было отправлено на тот свет по всей стране больше 3000 дворян) – я тоже скорректировал. Оставив лазейку с «присягнувшими». Возможно, таким образом удастся снизить накал народного гнева. Кто-то из жирующей аристократии – самый трусливый – присягнет мне, кто-то уедет из страны… Не убивать дворян – не получится. Крышка котла уже сорвана и обжигающий пар крестьянской ненависти бьет во все стороны. Моя же задача заставить этот пар крутить колеса истории.
Кое-что я не только добавил, но и убрал из документа. Это утопическое обещание не брать никаких податей и рекрутов. Как может существовать государство без налогов и армии – я представлял слабо.
– Написал? – я взял в руки серый лист бумаги, перекрестился – Оставь, я почитаю и подпишу. Сделаем списки с указа и разошлем с гонцами во все города и губернии России. А также в сопредельные страны.
– Якши, государь! – прищелкнул языком хан Нур-Али – Дал ты нам волю, век тебя будем благодарить и поминать в молитвах Всевышнему.
Башкиры дружно кивнули вслед киргизу.
– Теперь второе дело, ради которого я вас всех позвал – я побарабанил пальцами по рукояти сабли – Нас уже тут три тысячи. И приходят все новые люди. Пора заводить регулярство. Учить новиков правильному строю, маневру… Иначе государевы войска побьют нас. Видит бог, побьют.
Я вспомнил об Александре Суворове, который со своими молодцами-гренадерами бьет турков, а совсем скоро будет отозван для подавления восстания в Россию.
– Согласны господа хорошие? – я посмотрел в лицо каждого. Станичники вздыхали, но глаз не отводили. Регулярство им не нравится, но куда денешься с этой подводной лодки? Башкиры с киргизом же поклонились, лбами в ковер. От этих неприятностей ждать не приходится – послушание старшему у них в крови.
– Больше не держу вас. Отдыхайте. Завтра тяжкий день.
Я потер руками уставшие глаза, проводил членов совета. После чего стал копаться в ларцах, что стояли по всему шатру. Мне нужно было найти предыдущие указы Пугачева и глянуть образец подписи. Хоть Емельян Иванович и был малограмотным, но расписываться он умел. Наконец, нужный документ я нашел. Автограф оказался очень простеньким – еле накарябанное имя Петр III.
Поставив маленькую некультурную кляксу, я расписался на историческом документе. Промокнул лист песком из специальной коробочки, что стояла на столике. После чего позвал Ивана и велел сделать списки с указа.
– Та мало грамотных в лагере – вздохнул Почиталин – Я, да пленный сержант Неплюев.
– Кликни по обчеству – может еще кто найдется – в одном из ларцов лежали два пистолета с кремневым замком инкрустированные золотом. По-английски было начеканено имя мастера. Гринель и сыновья. Явно, военные трофеи. Достав их, а также шомпол с порохом в холщовых мешочках и свинцовые пули россыпью, я начал заряжать оружие. Из-за моих приступов слабости, махать саблей мне еще долго не придется. Значит, надо вооружиться огнестрелом.
Вот пистолеты уж блеснули,
Гремит о шомпол молоток.
В граненый ствол уходят пули,
И щелкнул в первый раз курок
Я на автомате процитировал Онегина Пушкина и увидел округлившиеся глаза Почиталина.
– Царь-батюшка, да ты стихоплет! Я слышал от наших татар, что при бухарском дворе есть слагатели вершей. Услаждают слух тамошних царей…
– Иди, Ваня – обсуждать восточных поэтов у меня желания не было совсем, опять накатило ощущение нереальности всего происходящего. Ни отец, ни дед не предупреждали меня, чем может закончиться дело Хранителей памяти Пугачевской.
– Сделай двадцать списков. Для начала. Вечером зачтем указ в стане.
– Все сделаю по твому слову Петр Федорович – Почиталин замялся, поправил щегольский чуб на голове – Там у входа вдова майора Харлова ждет. Ты вчера изволил гневаться на нее. Казачки увели Татьяну Григорьевну от греха подальше.
Я мысленно
