Наконец к дворцу прибыл конный отряд сопровождения, конюхи начали выводить осёдланных лошадей, и тут случилась очередная заминка. Во дворе возникла перебранка, из которой стало понятно, что к государю приглашают лишь одного меня, царёва брата Димитрия Иоанновича. Недовольство Нагих было быстро подавлено начальником караула, который, произнеся пару фраз, заставил их притихнуть. Вскарабкавшись с помощью слуг на коня, я выразил готовность двигаться. Командир телохранителей оглядел меня в седле, послушал, что пытался ему втолковать дворянин из свиты Марьи Фёдоровны, и, хмыкнув, отрядил двух всадников взять под уздцы мою лошадку. Кавалькада тронулась с маленькой придворцовой площади и после недолгого движения внутри острога выехала в городские посады.
Оказавшись впервые за рублеными стенами крепости, я с любопытством оглядывался вокруг, словно турист на экскурсии. Сразу за воротами находился длинный мост через ров, за которым раскинулась торговая площадь с двумя каменными храмами. Далее притулились дома, прятавшиеся за высокими оградами из почерневших брёвен и кольев, выглядели они явно беднее, чем те, что видел раньше внутри кремля. Были они сплошь одноэтажные, с небольшими оконцами под самой крышей, крытые лубяным тёсом, с множеством прилепившихся по краям хозяйственных построек. На удивление не было видно печных труб, хотя на некоторых избах на крышах имелись некие деревянные конструкции. Дорога была ничем не мощённой, грунтовой, но в нескольких местах наблюдались подобия тротуара из расколотых пополам брёвен. Учитывая совсем небольшое количество зелени и пыль, поднятую всадниками, общее впечатление от Углича было крайне унылым. Город довольно быстро закончился земляным валом с тыном, и отряд по наезженной дороге двинулся вдоль берега Волги.
Я попытался завязать разговор с конвойными, но они странно поглядывали на меня и явно дичились. Спустя несколько минут к нам подскакал старший отряда и, слегка склонив голову, представился:
— Азм царёв ловчий Дмитрий Ондреев сын Замыцкой. Указал царь честию везти тебя к себе, в силах ли ты честную речь вести, дабы государю тщеты и докуки не было? — К моим заверениям, что в силах, он отнесся с явным недоверием. Задав ещё пару вопросов и не услышав на них вразумительного ответа, придворный отъехал со словами: — Вестимо, хвор телом и скорбен разумом ты, княжич, но мыслю, есть ты прямой дурак!
Больше никто со мной общаться не пытался, и через несколько километров мы прибыли к перевозу через Волгу, где все принялись спешиваться. Моя попытка соскочить с коня, не дожидаясь помощи, привела к тому, что я грохнулся на землю, зацепившись мыском сапога за стремя. Посмеиваясь, сопровождающие освободили меня из глупого капкана и отвели на плотик для переправы. Плавсредство было явно сделанным на живую нитку, брёвна того и гляди грозились расползтись, да к тому же оно постоянно кренилось в разные стороны.
Моментально вспомнив, что в прошлой жизни не умел плавать, я занервничал. Да и разыгравшаяся фантазия стала подбрасывать сюжеты устранения конкурента за власть одним толчком руки. Так что, оказавшись на левом берегу реки, крестился я, вместе с сопровождающими, совершенно искренне. Проделав на потеху конвою клоунский номер с посадкой в седло, постарался принять гордый вид, и мы двинулись в сторону видневшегося на холме монастыря. Заезд в обитель шёл через мощные ворота с надстроенным надвратным белокаменным храмом. Величию ворот явно не соответствовала хиловатая бревенчатая оградка, окружавшая монастырь.
Въехав на соборную площадь, я невольно залюбовался огромным красавцем-собором, устремившим ввысь свою блестящую главу. После того как служки приняли и начали уводить лошадей, меня повели к палатам, пристроенным к другой каменной церкви. Пока ноги несли к месту встречи с царственным родственником, мозг напрягался и вспоминал сведения из прошлой жизни. Помимо всего прочего, я за время своего первого существования бывал в туристических поездках по Волге и, несмотря на злоупотребления алкоголем в путешествии, забыть такой набор величественных зданий не мог.
В душе крепло сильное желание сообщить царю какие-либо сведения о грядущем и тем обезопасить себя, как ценного советника, от покушений хотя бы на время. Однако из школьного курса по этому периоду истории на ум приходили лишь отрывочные данные о первом общегосударственном антифеодальном крестьянском восстании. Да и то помнилось только из-за того, что, когда школьный друг отвечал по этой теме у доски, я ему так весело подсказывал с учебника, что допомогался до похода к директору с родителями. В памяти сохранились лишь причины обострения классовой борьбы на тот период — сильный многолетний голод да усилившаяся в связи с этим эксплуатация крестьян, выраженная в форме их закрепощения. Ну ещё помнил о последующей оккупации и несколько имён — Минин, Пожарский да Иван Сусанин, но последний скорее герой из анекдотов, чем из учебников. Основная проблема состояла в том, что, когда это всё произойдёт, наш претендент на роль провидца не смог бы рассказать даже под пыткой. Собственно, из временных ориентиров было лишь то, что голод будет при правлении Годунова, а крестьянская война после смерти. Но тиран Борис будет царствовать лишь после гибели всех законных наследников, то есть и меня, царевича Дмитрия. Вот это ребус, а учитывая, что даже нынешний, текущий год неизвестен, он фактически неразрешим.
Из этих раздумий вывел голос игумена Давида, вопрошавший, ладно ли мы доехали. Покивав головой и пробормотав, что весьма ладно, я потопал за ним в помещение, сопровождаемый ловчим с парой подчинённых. В первой же большой комнате нас встретил высокий, широкоплечий, крепкий мужчина с окладистой чёрной бородой.
— Здрав буде, конюший и боярин Борис Фёдорович, — степенно склонили голову сопровождавшие меня служивые.
— И вам здравствовать, — ответил тот и пристально посмотрел на меня. — А ты, княже, чего ради не приветишь добрым словом? — Пока я размышлял, как ловчее ответить, он продолжал: — Онемел аль невежда ты?
Пришлось выдать незаконченную фразу:
— Многия лета здравым бысть, Борис Фёдорович.
Потенциальный заказчик моего убийства слегка помрачнел:
— Сице же хоть и мал летами, а досаждение творишь. Но отдаю я тебе вины твои за малолетство, что чин мой в отечестве не поминаешь. К государю однако ж вежество[17] яви, а то в прежние времена сиживал удельный князь углицкой сорок годков в железах за кичение своё.
Закончить так жизненный путь не было желания, и я, пользуясь своим детским видом, начал жалобно оправдываться:
— Прости, боярин, вельми хвор был, память отнялась.
— Грех гневаться на умом кротких, и ты меня прости, княжич, — царедворец развернулся и пошёл к дальней двери.
Туда же тронулась и свита, подхватив мою реинкарнацию под руки. Так меня провели через несколько караулов, стоявших у каждой двери, на второй этаж. Перед очередными амбалами с топориками, подпирающими дверной косяк, толпа царедворцев резко поредела, и в большие светлые палаты попали только я да Годунов. В правом углу этой комнаты крестился перед иконой, стоящей на переносном подставце, невысокий полный человек в тёмном одеянии, а по стенкам на лавках сидели несколько придворных, одетых по высшему разряду местной моды.
Кто здесь царь, стало ясно, когда молящийся оглянулся и двинулся к нам, осеняя себя крестом.
— Уж не чаял тебя живым узреть, брате, токмо Господа Бога молил о здравии твоём, — прочувственно проговорил самодержец и протянул ко мне руки.
Вспомнив о наказании за неподобающее поведение, решил перестраховаться.
— Помилуй мя, царь всея Руси, не вели казнить сироту твово, — с этим воплем я рухнул на пол и обхватил руками колени опешившего от такой выходки сводного брата.
Тот бросился поднимать меня, восклицая:
— Николи же[18] впредь не случится обиды тебе.
Для закрепления образа несчастного младшего родственника решил поплакать, но отроческое тело оказалось весьма к таким потугам восприимчиво, слёзы хлынули ручьём. На удивление, царствующий родственник тут же присоединился к моим рыданиям. «То ли он слишком впечатлителен, то ли слишком хитёр», — промелькнула мысль. Наплакавшись, государь начал воздавать хвалу Господу, благодаря его за спасение невинного младенца. Глядя на его простодушие, казалось, что умственным возрастом он сильно младше своих истинных лет. После прослушивания речей монарха подозрение переросло в уверенность. Задержка в умственном развитии явно присутствовала, хотя в слабоумие не превратилась. Реагировал на новости царь слишком эмоционально и с полным отсутствием критичности, но вполне целесообразно. Надежда заручиться его поддержкой угасла, поскольку спустя непродолжительное время он был способен вполне переменить свои взгляды под влиянием окружения.
