Она услышала, что хохочет, и от этого ужасного смеха села. Если мысль о том, что она могла кого-то убить, не вызывала у нее чувства протеста и не казалась невероятной, то предположение, что она могла участвовать в ограблении банка, казалось ей совершенной глупостью. Если, конечно, в этот момент она не находилась в полном отчаянии. Но все-таки что́ может заставить хорошо одетую женщину в возрасте чуть за тридцать отчаяться до такой степени, чтобы решиться на убийство?
Даже лишившись памяти, она прекрасно знала ответ на этот вопрос. Причиной такого отчаяния мог быть только мужчина. Но на вопрос о том, кто этот мужчина, она уже не надеялась получить ответ.
Джейн трясущейся рукой провела по волосам; рука была влажной от пота, она нервничала.
Она прилегла на кровать, касаясь кончиками грудей девяти аккуратных пачек стодолларовых бумажек, которые завернула в покрывало; получился сверток размером с куклу.
Взяв пачку банкнот, она сорвала бумажную полоску, которой была заклеена пачка, и начала считать деньги. После нескольких неудачных попыток, она установила, что в каждой пачке было по десять стодолларовых купюр. Девять пачек по десять банкнот — это девять тысяч долларов. Если к ним добавить те деньги, что она потратила на отель и на такси, да несколько разрозненных купюр, будет девять тысяч шестьсот долларов. Что делала она с почти десятью тысячами долларов, рассованных по карманам плаща?
Джейн почувствовала озноб и заметила, что кожа на руках покрылась мурашками. Заставив себя подняться на ноги, она оторвала голое тело от кровати, встала и подняла с пола плащ, отметив, что подкладка в некоторых местах запачкана кровью. Она завернулась в плащ и сунула руки в карманы. Там оказалось еще несколько банкнот, которые она не заметила сразу. Она положила найденные деньги рядом с остальными на кровать.
К одной купюре что-то прилипло. Это что-то оказалось клочком бумаги, который она развернула и разгладила. Попутно она порадовалась тому, что для чтения ей не нужны очки. Она узнала крупный красивый почерк, которым писала «Синди Макдональд», расписываясь в регистрационном бланке отеля.
Джейн поняла, что несколько слов, которые она сейчас читала, писала она сама. Из текста было не ясно, правда, когда она это писала. По виду листка можно было заключить, что он мирно пролежал в кармане плаща, может, недели, а может, и месяцы. На клочке бумаги было написано: «Пэт Рутерфорд, к. 31, 12.30». Ниже были добавлены слова: молоко, яйца. Что бы это значило?
Очевидно, ей нужны были молоко и яйца, ведь она шла за ними, когда потеряла память. Но насколько давно она пошла в магазин? Да, и кроме того, у нее была назначена встреча с каким-то человеком по имени Пэт Рутерфорд. Кто такой, черт подери, этот самый Пэт Рутерфорд?
Со все возрастающей растерянностью она несколько раз повторила имя. Пэт Рутерфорд — это мужчина или женщина? Может быть, это она сама Пэт Рутерфорд? Но зачем ей понадобилось писать на клочке бумаги свое имя и номер комнаты? И класть эту записку к себе в карман? Может быть, время от времени она теряла память и, зная об этом, писала свое имя на листке бумаги, чтобы потом быстро его вспомнить. Ну нет, не могла же она в самом деле назначить самой себе свидание. Хватит забивать голову подобной чепухой!
Ходила ли она на эту встречу? Неужели она в назначенное время пошла к Пэту Рутерфорду, забрала у него десять тысяч долларов, а затем убила несчастного? Была ли кровь, которой она вымазана, кровью Пэта Рутерфорда? Шантажировала ли она Пэта Рутерфорда или это он ее шантажировал? Она совершенно потеряла уверенность в себе. Видимо, она совсем спятила.
«Кто ты, Пэт Рутерфорд?»
Джейн положила на ночной столик бостонскую телефонную книгу и посмотрела букву Р: Реслен, Ребик, Росситер, Рул, Рамбл, целые страницы Расселов, Руссо, Ручински, вот наконец Рутерфорд, точнее, Рутерфорды — полстраницы только бостонских Рутерфордов, а еще оставались пригороды. Там были Пол и два Питера. Пэтов не было вовсе, хотя было три инициала П. Она решила было позвонить по этим телефонам, но потом отбросила идею. Начать хотя бы с того, кого звать к телефону — мистера, миссис, мисс или господина П. Рутерфорда? «Хай, ты меня, наверное, не знаешь — да что за беда, Господи, я и сама-то не знаю, кто я, — но недавно мы с тобой должны были встретиться в комнате номер тридцать один в половине первого. Кстати, я тебя не очень покалечила?»
Такая вот прекрасная перспектива.
Она отложила телефонную книгу, судорожно оглядывая комнату, оформленную в старомодном стиле, боясь больше чем на одну секунду задержать взгляд на одном предмете. «Так что же мне теперь делать? — спросила она себя, тупо глядя на высокий потолок. — Надо ли мне пойти в полицию или попытаться разобраться в этом деле самой? Может, мне надо пойти в ближайшую психушку или все же лучше направиться пока в ближайшую ванную?» Она почувствовала, что устала и проголодалась. «Начать действовать сегодня или подождать до завтра? Что я должна делать?» Джейн задумалась, рассеянно скользя пальцем по меню, которое лежало в комнате. «Когда сомневаешься — поешь», — сказал ей внутренний голос.
Джейн не знала истоков этой мудрости, но она показалась ей ничуть не хуже всякой другой мудрости, поэтому она взялась за телефон, набрала номер коридорного и заказала стейк и овощной салат. Ей понадобилась одна секунда, чтобы ответить, что к жареной картошке она предпочитает сметану и что вместо красного вина ей следует принести минеральную воду. Она решила, что не придерживается вегетарианской диеты, и подумала, что если она так голодна, то вряд ли она страдает пищевой аллергией. Она слишком сильно хотела есть, чтобы что-то подобное могло случиться.
Коридорный попросил подождать двадцать минут. Двадцати минут Джейн хватит, чтобы помыться перед обедом. Она прошла в ванную, обложенную белой плиткой, оставив плащ у двери на высокой спинке деревянного стула.
«Как здорово было бы просто исчезнуть, — думала она, пока струйки воды, как слезы, текли по ее щекам. — Мой разум покинул меня, пусть вместе с ним уходит и тело. Что я сделала, кто я? Может, мне стоит порадоваться, что я не знаю этого? Может быть, тот ужас, от которого я убегаю, стоит того, чтобы держаться от него подальше?»
Конечно, для кого-то она пропала. Конечно, кто-то где-то ищет ее, зная, где ее искать, не больше нее самой. Ее родители или муж, если у нее был муж. Ее босс или сотрудники; ее учителя или ученики; ее друзья или ее враги; может быть, ее разыскивает и полиция. Можно с уверенностью сказать, что ее ищут. Почему бы ей не пойти в полицию и не поинтересоваться этим?
В конце концов, сказала она себе, все разрешится само завтра утром. Услышав стук в дверь, она вышла из ванной. Джейн завернулась в полотенце, поверх полотенца накинула плащ и в таком виде пошла к двери. Она знала, кто стучит, но тем не менее спросила едва слышным, внезапно охрипшим от волнения голосом, кто это.
— Коридорный, — последовал ожидаемый ответ.
— Одну минуту. — Голос зазвучал тверже.
Ее взгляд упал на стопку денег на кровати, когда она уже бралась за ручку двери. Джейн похолодела. Какое-то мгновение она обдумывала возможность бесшабашно оставить все как есть, позволив ничего не подозревающему коридорному войти и поставить ее обед напротив кровати, на которой с царственной небрежностью разложены стопки банкнот, и понаблюдать за его реакцией при виде этого богатства. Сделает ли он вид, что деньги вовсе не существуют, или заметит их, но отнесется к этому, как к само собой разумеющемуся, дескать, нет ничего более нормального, чем небрежно бросить на кровать десять тысяч долларов. Эка невидаль! Все так делают.
В дверь постучали второй раз. Как долго она стоит в раздумье? Джейн машинально взглянула на часы, потом вспомнила, что сняла их вместе с одеждой, вспомнила, что ее одежда кровавой кучей лежит на полу.
— Подождите одну секунду! — отозвалась она, схватила скомканную одежду и запихала ее в шкаф, надела на запястье часы, сняла с себя полотенце, накрыла им доллары; из пачки долларов взяла одну купюру и зажала ее в руке.
К двери она подошла запыхавшись, как будто пробежала перед этим марафонскую дистанцию. От нее потребовались почти нечеловеческие усилия, чтобы открыть дверь, отступить на шаг и впустить в комнату пожилого джентльмена. Ее взгляд метался между ним и кроватью; но на его лице ничего нельзя было прочесть — оно оставалось непроницаемым, даже если он и заметил ее нервозность или удивился тому, что плащ надет явно на голое тело. Коридорный был сосредоточен на тележке, которую вкатил в номер.
— Где поставить обед? — поинтересовался он приятным ровным голосом.
— Пожалуйста, поставьте сюда, по-моему, здесь будет очень удобно, — показала она на столик около окна, удивляясь непринужденности своего голоса.
