— Идите направо. — Он показал направление рукой. — Это там, в конце длинного зала.
Она пошла в указанном направлении, стараясь держать подальше от себя пластиковый мешок, будто там было не ее запачканное кровью платье, а части расчлененного трупа.
— Мне надо оставить это на хранение, — обратилась она к усталого вида женщине в окошке.
Женщина на секунду оторвалась от журнала, который она в этот момент читала:
— Задаток — двадцать долларов.
Джейн пододвинула ей по конторке двадцатидолларовую банкноту, женщина неохотно закрыла журнал, выписала квитанцию, обошла стойку и бросила в ее ладонь ключ. Пока они шли к отсекам камеры хранения, женщина объясняла голосом, похожим на голос автоответчика:
— Имеется два ключа. Вы получаете один из них. У нас остается другой. Не потеряйте свой ключ, потому что, для того чтобы открыть отсек, нужны оба ключа. Возвращение денег или доплата осуществляются, когда вы забираете свои вещи.
Джейн кивнула, давая знать, что поняла правила, затем сунула пластиковый пакет для грязного белья в чрево открытого отсека. Она заметила, что ее руки дрожат. Заметила ли это и женщина? Успеет ли она оповестить полицию, прежде чем Джейн сможет уйти на безопасное расстояние? «Подозрительная женщина с трясущимися руками, оставившая подозрительного вида пакет в отсеке номер 362 камеры хранения автобусной станции Грейхаунд. Требуется соблюдать осторожность, при задержании может оказать сопротивление». В ее мозгу пронеслась мысль, что, по-видимому, она действительно в чем-то виновата.
Впрочем, это уже не имело никакого значения. Она уже сама решила сдаться в руки полиции. Она приняла это решение сегодня утром, когда ее озарило, что подобное состояние может быть более продолжительным, чем ей представлялось вначале. Она больше не может провести в этом добровольном заточении ни одного дня. Если она не может самостоятельно додуматься до того, кто она такая, то пусть это за нее сделают другие, не важно, как это может отразиться на ее здоровье, не важно, каким образом ее платье оказалось перепачканным кровью, не важно, кто бы мог набить ее карманы стодолларовыми купюрами. Что бы с ней ни случилось, в чем бы она ни была виновата, любой исход был бы лучше, чем нынешнее состояние гнетущей неизвестности.
Но Джейн также решила, что, перед тем как сдаться властям, перед тем как она узнает, что́ за ужасное преступление совершила, она (ей казалось, что так будет лучше) не передаст полиции все порочащие ее улики. Полицейские могут быть потрясены видом крови и денег, что окажет влияние на следствие. Разве можно их осуждать? Разве сама она не была потрясена в этой ситуации?
Ну уж нет, прежде чем путать результаты следствия свидетельствами своей вины, она хочет сама узнать, что за преступление совершила. Если она принесет в полицейский участок кучу денег и окровавленное платье, полицейские окажутся в точно таком же замешательстве, в каком оказалась она сама, когда столкнулась с этим. Подобные свидетельства надо оставлять при себе, по крайней мере, на какое-то время. Сначала — главное! А самое главное, что она должна выяснить — это кто она такая, черт ее, в конце концов, побери!
Джейн дождалась, пока женщина за конторкой вновь погрузилась в чтение журнала, и вытащила из туфли стельку. Она подложила в туфлю ключ и вставила стельку на место. Надетая туфля вызывала чувство неловкости, как всякая впервые надеваемая вещь.
Она выбросила квитанцию камеры хранения в ближайший мусорный ящик и быстро пошла прочь от автостанции, раздумывая, где бы поесть. При этом Джейн не переставала удивляться своему аппетиту. Поистине, ничто не могло его приглушить! В этот момент она заметила на перекрестке улиц Стюарта и Беркли стройного высокого полицейского. При виде него аппетит куда-то испарился.
— Извините, — начала она смиренным тоном, — вы не могли бы мне помочь?
4
— Все будет в порядке, расслабьтесь и успокойтесь. Это не больно, совсем не больно, уверяю вас.
— Что вы собираетесь делать?
— Сейчас вы совершите маленькое путешествие. Нет, нет, лежите спокойно! Я обещаю вам, что вы ничего не почувствуете. Постарайтесь расслабиться. Через десять минут обследование закончится.
Джейн находилась в Бостонской городской 450-коечной больнице, где лечились клиенты благотворительных фондов и бедняки, не имеющие страховых полисов. Полицейские доставили ее сюда, после того как было установлено, что женщина, похожая на нее по описанию, не числится в розыске. В полиции у нее взяли отпечатки пальцев, которые собирались послать в Вашингтон, и сделали фотографии, которые собирались размножить и напечатать во всех газетах. Но прежде всего они решили направить ее на медицинское обследование. Ее определили в Бостонскую городскую больницу, так как в полиции быстро сообразили, что положить ее в Массачусетский госпиталь — это значит обречь себя на оплату лечения человека, который, скорее всего, не имеет медицинской страховки.
В приемном отделении больницы полицейские оставили ее на попечение молодого интерна. Особенности случая явно выходили за пределы того, чему учили в колледже. Это обстоятельство весьма смущало интерна, и он сильно нервничал. Для начала он задал ей вопросы, которые она уже слышала в полиции: когда вы осознали, что лишились памяти? Где вы в это время находились? Куда направлялись? Были ли вы в это время пьяны? Что вы можете сообщить о себе? Она ответила на все вопросы, кроме последнего, а именно он и был самым важным из всех.
Интерн начал обследование с проверки реакции ее зрачков на свет. Реакция оказалась нормальной; потом интерн измерил ей артериальное давление и сосчитал частоту сердечных сокращений. И то и другое тоже оказалось в пределах нормы. Он исследовал ее мочу, удостоверился, нет ли признаков травмы на коже головы. Молодой врач проверил все, что мог, и позвал резидента,[5] бородатого молодого человека, начисто лишенного чувства юмора. Резидент выглядел так, словно улыбка никогда не касалась его лица. Во всяком случае, за те полчаса, в течение которых общался с Джейн, он не улыбнулся ни разу.
Этот врач представился весьма официально: «Доктор Клингер». Он делал ударение на каждом слоге, подчеркивая, как много значит любое слово его речи. Этот врач снова проверил ее зрачковые рефлексы, частоту сердечных сокращений и назначил уйму разных анализов. Джейн спросила, для чего все это делается. Он ответил, едва скрывая раздражение, что для выяснения природы потери памяти надо исключить физические причины. Когда она потребовала, чтобы ответы были более конкретны, он, сказав, что ответы и так очевидны, милостиво поведал, что надо исключить такие возможные причины, как алкоголизм, наркоманию, спид и третичный сифилис. Когда она услышала это, ее глаза расширились от беспокойства. Она не могла всерьез думать, что у нее третичный сифилис.
— Вы действительно думаете, что я больна сифилисом? — Джейн не смогла удержаться от этого вопроса, хотя ее поражала сама мысль о подобном повороте дела.
— Ну конечно же, нет. У меня были бы более веские причины ожидать этого, будь вы негритянкой, — ответил он. Врач говорил так, как будто сам процесс произнесения слов стоил ему огромных усилий.
Даже не зная, кто она, Джейн поняла, что ее покоробила неосознанная жестокость ответа. «Я представляю для них интерес только потому, что я белая, — думала она. — Будь я черной, они все списали бы на алкоголизм, травму или прогрессирующее слабоумие, вызванное беспорядочными половыми связями». Ее рука под сумочкой сжалась в кулак, и она ощутила сильнейшее желание съездить доброго доктора по физиономии.
— Что еще вы хотите проверить?
Ответ прозвучал сухо и безразлично:
— Мы выполним несколько анализов, чтобы оценить состояние обмена веществ, исключить заболевания почек, щитовидной железы и печени. Кроме того, надо выяснить, нет ли биохимических нарушений и недостатка витаминов.
— Сколько времени на это потребуется?
— Результаты мы получим примерно через час, а за это время сделаем электроэнцефалограмму.
— Это когда к голове прицепляют пучок проволоки?
Он не стал утруждать себя ответом, но ей действительно тотчас же опутали голову множеством проводов, концы которых в определенном порядке прилепили к коже головы.
— ЭЭГ регистрирует электрические волны в головном мозге. Это позволяет нам видеть некоторые отклонения. Правда, думаю, что в вашем случае мы ничего не найдем.
— Зачем вы мне все это говорите?
Он пожал плечами и ничего не ответил.
— Вы, наверное, думаете, что я алкоголичка?
— Я думаю, что такая возможность не исключена.
Джейн настолько разозлилась, что ей потребовалось собрать в кулак всю свою волю, чтобы не перевернуть стол и не вцепиться ему в глотку. Неужели он с такой бездушной презрительностью относится ко всем своим больным?
