Ланс отложил то немногое, что осталось от куриной ноги, и прервал эти невеселые думы:
– Моя очередь. Ты упоминала, что не знаешь еще своей цели. Но… скажи… когда ты бывала занята каким-то любимым делом, или общалась с кем-то, возможно, ты чувствовала, что это занятие или люди как-то связаны с твоей задачей?
Бинго! Прошелся почти по всем «болевым точкам».
– Бывало такое, ты прав.
– Когда и как?
О, вот теперь точно по всем.
Что ж, будь что будет, let «em all come. Лучше как можно раньше получить свое сердце назад по частям: вдруг они окажутся не очень мелкие, и я еще смогу его склеить?..
– Когда читала статьи твоего отца. Когда… когда встретила тебя. Особенно – после той странной фразы твоей мамы. И еще… словно что-то забыла и не могу вспомнить.
В его глазах читалась опасная смесь чувств: понимание, уверенность, радость, плюс боль, отчаяние, и беспомощность… Разве для семнадцатилетнего парня это в порядке вещей? И часто ли семнадцатилетние говорят об ответственности? Не за себя, но за кого-то, кто может от них эмоционально зависеть? Определенно, с Лансом что-то происходит, ведь не задумается мальчик из успешной и обеспеченной семьи о таких непростых вещах по собственному желанию?..
Вспомнилось несколько просмотренных недавно драм. Бедность, насилие, алкоголизм и наркомания… нет, не то. Смертельно болен?
Вряд ли больные люди могут быть так красивы.
– Если тебе станет от этого веселее, я чувствую то же самое рядом с тобой, – тихо и просто сказал Ланс, коснувшись моей руки. – Поэтому на тебя правила не распространяются…
Тут бы мне улыбнуться и смолчать, но я выпалила прежде, чем вдумалась в смысл:
– Неужели? А ответственность?
Он вздрогнул, как от пощечины.
– Давай посмотрим кино.
– Подожди, у меня еще вопрос.
– Хочешь, сварю кофе по другому рецепту?
– Ланс. Последний вопрос! Честно.
– Не надо. Ты уже выиграла.
– Но я хочу понять!..
Он вздохнул и устало откинулся на спинку дивана, закрыв глаза.
– Задавай.
– Почему ты не хочешь подпускать людей близко? Чего ты боишься?
– Не хочу причинять боль.
– Откуда ты знаешь, что сделаешь больно? В чем причина?
– Диана, уймись, умоляю, – засмеялся Ланс. – Пожалей подопытного.
Заинтриговал, а теперь наивно полагает, что сможет отделаться шуткой?..
Я подавила хитрую улыбочку.
– Хорошо, уймусь, но в таком случае мне останется просто додумать ответ самой. Что, если я решу, что ты – излишне совестливый маньяк-садист, который не хочет мучить любимых и близких, а согласен только на малознакомых? Или, может быть, в полнолуние ты обрастаешь шерстью и убегаешь на охоту? Нет… для оборотня слишком утонченная натура… ну тогда – вампир. Судя по кинематографу, вампиром нынче быть модно. Они, говорят, аристократы? Любят искусство, готику, декаданс, а в рамках декаданса – с надлежащими извинениями вонзить зубы в нежную девичью шейку…
– Диана… – взмолился Ланс под впечатлением от моих «гуманных» версий. – Пожалуйста, не заставляй говорить сейчас, иначе ты и вправду решишь, что я спятил.
– Значит, версия о маньяке ближе всего? – уточнила я, делая серьезный вид.
– Знаешь польскую группу Believe? – Поинтересовался он, нашарив какой-то предмет за спинкой дивана. – В альбоме Hope to see another day у них есть трек под названием Pain. Жаль, правда, у меня нет этого диска. Давай так. Я тебе кое-что из песни процитирую, и на сегодня закроем тему «Честных ответов».
С этими словами Ланс извлек из-за дивана гитару и принялся проверять строй. Мне ничего не оставалось, как согласно промолчать, поскольку, во-первых, было интересно наблюдать за его манипуляциями, а во-вторых, выбор, судя по всему, у меня не велик.
Перебрав струны и подкрутив колки, Ланс остался доволен результатом. Один аккорд, второй… и затем пальцы левой руки свободно заскользили по ладам, зажимая нужные ноты…
Что ж… неплохо играет…
I will tell you a storyAbout an empty hollow town…Where the river of fireFlows to the empty sky…I’ll tell you everythingIn detail all I seeEvery rape, every deathLasts forever, so it seems…Pain…Can’t sleep with all I have in mind…
…и очень хорошо поет… голос чистый, глубокий, какой-то завораживающий, и песня звучит так искреннее… подобные интонации бывают у людей, когда они говорят о давно наболевшем. В общем, интонации соответствуют характеру песни.
…Pain…Can’t sleep I’ll tell you what I fearThe city burns it burns me outAs I fall from the empty sky…
И эта манера петь с закрытыми глазами, словно переживая все наяву… я попробовала последовать его примеру, и на секунду, мне показалось, вдруг увидела падающий с неба метеор… или нет? Горящий шаттл? Или?..
I will tell you a storyWhile you open the wineRiver of blood flowsDrowning all alive…
…гроза, молнии, и ветер, словно бешеный пес, сорвавшийся с цепи, носится по улицам… Распахнутая в темноту дверь… Отблеск пожаров и сквозь вой бури – кажется, крики о помощи?..
И отчаяние, удушающее отчаяние, грозящее раздавить, словно свинцовой плитой…
Ничего себе, как я прониклась, даже образы наяву чудятся – подумала, и видение рассеялось. Я просто слушала его волшебный, полный искреннего чувства голос.
Pain…Can’t sleep with all I have in mind…Let me tell you, what I needA smile is all I needPainCan’t sleep you pour me another glassA glass of wine to a strangerYou have no fear…Welcome…2
Глава 4. Вкус другой жизни
Что-то необратимо изменилось во мне, я чувствую, – чувствую, но никак не могу понять, что.
Мы ведь знакомы не больше месяца, и тем удивительнее кажется то ощущение родства и понимания, что связало нас с самого первого дня… Ланс наверняка вовсю злоупотребляет силой своего природного обаяния… ибо притяжение непреодолимо.
Дело в том, что с ним и беседовать и молчать одинаково комфортно – мы не ощущаем неловкости, словно понимаем друг друга без слов…
Весь этот месяц я пыталась определиться, осознать, что-то проанализировать, как всегда, и раз за разом терпела неудачу.
Видеть его, быть с ним постоянно – это стало моим единственным желанием. Я перепробовала все варианты кофе, который Ланс умел варить, и все они оказались одинаково вкусными. Мы пересмотрели терабайты фильмов и переслушали гигабайты музыки, обошли все галереи и выставочные площадки в городе, и стали планировать выбраться в столицу в поисках чего-нибудь новенького. Ланс объяснял мне самые сложные школьные задания, в его подаче начинавшие казаться проще простых, и рассказывал о разных немыслимых вещах. Он был единственным, кто не фыркал «у тебя компьютер вместо головы!», если я в ответ предлагала обсудить прочитанную на днях статью на тему космологии. Рядом с ним, единственным, пожалуй, мне всегда было уютно. Все, что бы мы ни делали вместе, будь то шутливая битва на подушках или упрощение «многоэтажной» дроби, не покорившейся мне на уроке, – все казалось единственно правильным. Те неизбежные моменты школьной жизни, которые еще недавно отравляли мое существование, начали выглядеть несущественными теперь, стоило лишь подумать: пройдет несколько часов, и тогда я выйду из школы и возьму за руку своего лучшего друга.
– … Диана!
Я не слышала звонка телефона, и мама, появившаяся на пороге комнаты с трубкой в руке, сумела вытащить меня из очередной тупиковой цепочки размышлений не с первой попытки.
– … говорю, тебя спрашивает на удивление воспитанный молодой человек, – многозначительно глянув на меня, повторила она и подала трубку.
– Привет, Ди. Звоню узнать, занята ли ты сегодня.
– Чем, например?
– Чем-то особенным.
Судорожное биение мысли наконец дало неожиданные результаты – сегодня же тридцать первое! Новогодняя ночь!
– Совершенно свободна, то есть никому до сих пор не понадобилась, – пожаловалась я, чувствуя, что там, по ту сторону провода, он улыбнулся ответу.
– Вежливее было бы сказать, что сожалею, – усмехнулся Ланс, – а честнее, – что рад, ведь ты понадобилась мне, но я был уверен, что у тебя планы. Наивно надеяться на иное, вспомнив про Новогоднюю ночь только накануне.
В трубке послышались посторонние звуки, подозрительно напоминающие не то кашель, не то сдавленный смешок.
– Мам, пап? Если вы заметили, телефон занят.
– Вежливее было бы сказать, что не заметили, – не без ехидцы вставил отец с параллельного аппарата, – а честнее, молодой человек, что у вас с Дианой много общего. Если бы вы не напомнили ей про праздник, она бы, пожалуй, не сразу сообразила, по случаю чего на улице салютуют. И кстати, мы не станем возражать, если вы придете познакомиться.
Мама заглянула в комнату, как только я окончила разговор.
– Он ведь придет? – деловито осведомилась она.
Я сделала «страшные глаза», за что тут же схлопотала обиженный взгляд.
– Да, – произнесла мама тоном, вполне соответствующим взгляду, – да, я тебя учила, что подслушивать нехорошо. Но ты же сама никогда ничего не расскажешь!
