Ещё немного постояв, она выбрала травинку в левой руке и сравнила с правой. Короткая.
На всякий случай вооружившись ножом из багажа, Сона спустилась с дороги и начала осторожно пробираться сквозь высокую траву в сторону света. Сона не могла понять, трясется она от ночной прохлады либо же от волнения. Внутри всё сжималось, и подступала тошнота. Медленно, скользящими шагами девушка прошла вглубь леса, стараясь издавать как можно меньше шума.
«А может, вернусь и пойду дальше? Будет досадно, если в моей смерти обвинят травинку, – попытки успокоить себя были тщетными. – Ну, а если уйду, то что дальше? На одном пайке долго не продержишься, а сколько мне тут ещё быть – неизвестно. В любом случае, чтобы вернуться домой, скорее всего, надо найти этого паренька, для чего придётся говорить с людьми. Как же бесит безвыходность!»
Сона спряталась на достаточном расстоянии от источника света за пышными листами веерной пальмы[11], каждый из которых был размером в половину человеческого роста. Отсюда можно было видеть происходящее, оставаясь незамеченной. Образовав в естественном укрытии зазор, она смогла разглядеть факелы, несколько лошадей, костёр и человек шесть, облачённых в доспехи и собравшихся возле огня.
«Военные! – Свет пламени играл на недобрых лицах. – Почему они уже здесь? Я ошиблась? Или это местные?» – Внутри всё опустилось, девушка почувствовала, как по телу пробегает холодок. Она попятилась назад, однако было поздно: её засекли.
После команды «Поймать!», раздавшейся где-то за спиной, двое дозорных, не замеченных бедняжкой ранее, рванули к ней.
«Это случилось…» – всё вокруг точно замедлилось, тело отказывалось слушаться. Загнанная, она попыталась бежать в сторону дороги, но лишь получила размашистый удар в живот от третьего часового, из-за чего выронила бесполезное оружие и упала в траву. На адски долгие мгновения боль забрала возможность дышать.
Её притащили в лагерь и привязали к дереву настолько туго, будто забыли, что перед ними человек.
– Ты кто? – солдат кричал прямо в лицо.
Среди военных, остановившихся на привал, нарастала суета. Сона хотела что-то ответить, но язык и челюсть предательски онемели.
– Кто ты, я спрашиваю? Что ты высматриваешь?
Донеслось откуда-то сзади:
– Цышэн[12], мы поймали шпиона!
– Не трогать. Дождёмся приказа смотрящего, а пока пусть не шумит.
Всё потемнело.
Глава 4
Лагерь
Зов барабанов. Крики с военными лозунгами. Тишина. Ровный мужской голос воодушевляет солдат. Ликование. Чёрное знамя с невиданными ранее иероглифами «Ю» и «Ху». И слова знатной женщины:
– Кохас не оставил тебя, девушка.
Боль. Неизвестно, сколько ещё может выдержать её тело. Живот не переставал ныть от удара, голова кружилась, ужасно хотелось пить. Конечности двигались с трудом, хотя теперь были свободны. Сону опять куда-то везли.
– Как же я от этого устала, – застонала она и выругалась.
– Пайджан[13], она очнулась!
– Позже, сейчас нельзя останавливаться.
Рассвело. В холодном воздухе отмечался чёткий запах росы. Пленница подняла голову, желая понять, что происходит. Она лежала в телеге, вместе с какими-то мешками. Со всех сторон повозку окружали ехавшие верхом военные, человек тридцать в выглядывающей из-под доспехов, посеревшей от пыли и лесной грязи форме. Своим внешним видом они напоминали древнекитайских воинов, что укрепило мысль Соны о том, что более она не в своей стране, да и не в своём времени тоже. Хотя верить в это по-прежнему не хотелось.
Каждый из них имел копьё, щит за спиной, лук и меч, приводившие девушку в ужас. В уме мелькнула сцена того, как кто-то из солдат вчера, этим самым копьём или выпущенной в след стрелой, обрывает её жизнь. Но почему она ещё жива?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Сону стошнило, однако это не помогло: состояние осталось паршивым. Она почувствовала, как чья-то широкая ладонь умыла измученное лицо водой. Хотелось спать, но Сона себе этого не позволяла. Она потёрла лоб и макушку, обнаружив на последней болезненное уплотнение.
«Значит, сотрясение, – вдруг нахлынула обида, и в горле встал ком. – Да что я вам сделала? За что? Почему им можно было со мной такое сделать?» – девушка заплакала. Рыдания становились громче, а головная боль сильнее, постепенно вынуждая успокоиться и вытереть слёзы опухшими руками.
В начале колонны, задавая темп, ехали всадники в чёрных накидках. Отряд двигался по дороге, но это была уже не та дорога, по которой Сона брела ночью. Теперь путь от ветра защищали невысокие горы. Слева через валуны неторопливо перебиралась река, а справа снова рос бамбуковый лес.
«Они везут меня обратно? Или здесь всё одинаковое?»
– Отправьте донесение, пусть выдвигают навстречу отряд.
– Слушаюсь! – один из всадников отделился от группы и поскакал вперёд.
– Спустя час прибудем.
Для пленницы этот час был кошмаром, ведь впереди только неизвестность. Сона лежала, боясь шелохнуться, и то безучастно смотрела на проплывающий пейзаж, то закрывала глаза, когда боль или головокружение становились сильнее.
«Надо было пройти мимо… А может, оно и к лучшему? Если меня убьют, то я смогу встретить Кохаса. Та женщина говорила, что рано… Рано умерла? Не исключено, что мы сможем увидеться только там, после смерти. Но если я умру здесь, то умру совсем? – она горько вздохнула. – Пусть всё закончится быстрее».
Оставшиеся солдаты вместе со встречающими поднялись на гору у реки. Ворота военного лагеря открылись, и прибывшие въехали внутрь. Здесь было много шатров и оружия, молодых и старых солдат в красной форме, воняло лошадьми, немытыми телами и дымом. Впереди послышалось тихое:
– Мо Джун, созывай Совет. Пленную вначале накормить, – отдав приказ, всадник в чёрной накидке поскакал вглубь лагеря.
«Когда уже конец?»
Сону посадили возле котла, рядом с вернувшимся отрядом. Один из солдат, взяв миску, наполнил её горячей похлебкой и протянул измученной девушке:
– Вот, поешь.
«Вчера чуть не забили, а сегодня прям сёстры милосердия… – Сона постаралась, чтобы мстительный взгляд отпечатался в памяти каждого сидящего. – Я найду тебя, тварь. Найду и…» – в мыслях замелькали красочные картинки расправы над обидчиками, но удовольствие быстро прервалось нахлынувшей дурнотой.
После всех пережитых ужасов аппетит пропал, однако нужно было сделать хоть несколько глотков. В тарелке плескалась рисовая похлебка с курицей, совершенно безвкусная, что только усугубило положение.
«Теперь понятно, почему старики боялись за зерно: провизия для вражеской армии. А есть усадили потому, что сначала будут допрашивать по-хорошему. И о чём они собираются меня спрашивать? Вряд ли я обладаю стратегически важными сведениями. – Отчего-то в груди появилось волнение, как перед экзаменом. – Сейчас воистину, чтобы выжить, нужно ответить правильно».
Сона отставила миску в сторону и начала проигрывать в уме возможные варианты развития событий. Как и ожидалось, конец в любом случае был печальным.
«Хорошо же ты меня защищаешь, Кохас», – на лице появилась горькая ухмылка.
Солдаты негромко общались, обсуждая совершенно бытовые темы. Кто-то смеялся, другие вздыхали над постной пищей под далёкие звуки работы ку́зницы, третьи спешили скорее наесться, чтобы завалиться спать.
«А был ли Кохас? Старики о нём не слышали. Может, я реально нахожусь в палате психиатрического отделения?»
– Какой сегодня день? – своей отваге и напористому тону Сона удивилась не меньше сидящего рядом солдата, к которому она обратилась. При этом она отметила, что диалект, используемый ею и солдатами теперь, когда они на своей территории, отличается от звучавшего прежде в хижине стариков и в ту ночь.
– Девятнадцатый день месяца Дракона, – ответил кто-то.
