— Только прошу тебя, не надо портить такой вечер, — томно вздыхает Тимофеевский и задергивает шторы.
Коротко стриженный блондин с неподдельной неприязнью смотрит ему в спину.
Тот возвращается к нему и… И дальше я наблюдаю то, о чем только слышала, но никогда не видела. Это было ужасно! Ужасно и омерзительно! Комок тошноты несколько раз подкатывал мне к горлу, но я продолжала смотреть во все глаза, потому что лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Нет, правда. Не судите меня строго. Вы бы и сами, окажись на моем месте, обязательно посмотрели бы это до конца, тем более что и продолжалось это недолго. Да к тому же и разговор их меня интересовал не меньше, чем само действо.
Ну вот все и закончилось. Блондин опять хватается за сигарету и раздраженно говорит вполне удовлетворенному Вениамину Михайловичу:
— Ты в курсе, что осталось еще два раза?
— Да, помню, — вздыхает Тимофеевский, и выражение его лица делается грустным. — Но неужели ты продолжаешь считать наши встречи?
— Представь себе! — почти переходит на крик блондин, вскакивает с кровати и начинает одеваться. — Мне уже осточертел весь этот маскарад! Он, видите ли, боится, что соседи его в чем-то заподозрят! А я, по-твоему, не боюсь попасться в таком виде на глаза своим знакомым? В этом идиотском парике и бабьем свитере!
— Шурочка, ну не надо, не злись ради бога, — пытается его успокоить Вениамин Михайлович и тоже начинает одеваться.
— Не злись! — передразнивает его Шурочка. — Даже водку я должен пить в парике, так как у тебя на кухне нет нормальных занавесок. Тоже мне, администратор сраный! Да плевать я хотел на твою конспирацию. Все, хватит! Надоело!
Шурочка со злобой напяливает на себя рыжий парик, с остервенением тушит сигарету и направляется к выходу.
— Шурочка, подожди, я сейчас, — извиняющимся тоном лепечет Вениамин Михайлович, застегивая ширинку. — Просто ты сегодня не в настроении. Может, все-таки что-то случилось? Так ты расскажи, не стесняйся. Знаешь же, что я для тебя все сделаю. Что-то на работе не так?
— Да. Не так! — кричит из коридора Шурочка.
Тимофеевский выскакивает за ним, и теперь на пленке лишь пустая комната и голоса:
— Только не кричи, нас могут услышать. Давай поговорим серьезно, — предлагает Тимофеевский.
— По дороге поговорим, — различаю я голос Шурочки.
— Только не во дворе и не в подъезде, умоляю тебя, — просит Тимофеевский. — Поговорим в машине.
— Если тебе не нравится мой голос, могу вообще молчать, — огрызается тот.
Слышен стук входной двери.
Я продолжала смотреть на экран, на котором изображена опустевшая комната, и пыталась вникнуть в суть их разговора. Но на ум после увиденного как-то ничего не приходило. Правда, я подумала о том, как все-таки сильна любовь. Сильна до такой степени, что столь важный чин, как Тимофеевский, виляет хвостом перед каким-то там Шурочкой. В этот момент раздался телефонный звонок.
— Слушаю вас.
— Танечка? Это вы?
— А-а, добрый вечер, — узнала я голос Елизаветы Андреевны.
— Ну как? У вас есть что-нибудь для меня? Я звонила сегодня днем, но вас, видимо, не было дома.
— Пожалуй, что есть, — неохотно ответила я, подумав о том, как же крепко я спала, что даже не слышала звонка.
— А я могу сейчас прийти? — вкрадчивым голосом спросила Тимофеевская.
— Может, лучше завтра утром? Время-то позднее, — предложила я, понимая, конечно, что желание клиента — закон.
— И все-таки…
— Хорошо. Я вас жду, Елизавета Андреевна, — неохотно согласилась я, чувствуя, что от меня что-то ускользает, но вот что именно?
Не успела я перемотать пленку, как снова раздался звонок. Только на этот раз в дверь. Я предусмотрительно убрала кассету в ящик стола и пошла открывать. К моему удивлению, это уже пришла Елизавета Андреевна. «Наверное, звонила из автомата напротив моего дома», — только и успела подумать я.
— Здравствуйте, Танечка. Вы уж простите, что так поздно, — начала извиняться она, — но вы сказали, что… А я так переживаю, волнуюсь. Ночами не сплю.
— Ничего страшного, — махнула я рукой, отмечая про себя, что на этот раз Елизавета Андреевна выглядит не так хорошо, как в наше первое свидание.
Платьице совсем простенькое, босоножки запыленные, а прическа — обыкновенный хвост, стянутый на затылке какой-то детской резиночкой.
Она уже без приглашения вошла в комнату, села на то же место, что в прошлый раз, и выжидательно посмотрела на меня. Глаза ее сейчас выражали явный испуг и нетерпение.
— Может, выпьем по рюмочке коньячку? — предложила я, не зная, как начать разговор. Я не представляла себе, как смогу рассказать ей о том, что видела, не говоря уж о том, чтобы показать! Я, прошедшая сквозь огонь и воду, и то была шокирована, а что говорить про старую деву? Пусть даже и бывшую. А вдруг ее сейчас шарахнет инфаркт. Она и так сидит вон какая напуганная.
— Ой, ну что вы, как-то неудобно, — прижала руку к груди Елизавета Андреевна.
— Да бросьте вы, все нормально, пойдемте.
Чуточку смущаясь, Елизавета Андреевна вошла вслед за мной на кухню и села на предложенную ей табуретку.
Я снова достала из холодильника коньяк, разлила его по двум маленьким рюмочкам, одну из которых вложила в дрожащие руки своей клиентки, а вторую поставила возле себя:
— Ну, давайте.
— А вы? — удивленно спросила Елизавета Андреевна.
Я не особо хотела сейчас туманить себе мозги, но рюмку подняла, дабы подбодрить бедную женщину. Она мелкими глотками допила до дна, поморщилась и снова вопросительно посмотрела на меня.
Я поставила свою так и не тронутую рюмку на стол и, собравшись с духом, приступила к тяжелым объяснениям:
— Понимаете ли, Елизавета Андреевна, дело тут не совсем обычное. В общем…
— У вас ничего не получилось? — перебила она меня, как бы заранее разочаровываясь.
— Да нет, работу я выполнила, но лучше и впрямь, наверное, если бы ничего не получилось.
— Я вас не совсем понимаю.
— Короче, — окончательно решилась я, — вы хотели посмотреть на свою соперницу, предпринять какие-то шаги к примирению с мужем, постараться исправить ситуацию. Но! Но боюсь, что вам это будет не под силу.
— Понимаю, — грустно покачала головой Елизавета Андреевна, — я гожусь ей в матери.
— Нет, не в том дело. Дело в том, что это не соперница. Это — соперник!
— Простите, что?
— Мужчина это, вот что. Правда, в матери вы и ему сгодились бы, — горько усмехнулась я, ожидая инфаркта Елизаветы Андреевны.
Но никакого инфаркта не последовало. Я не заметила на ее лице даже удивления.
— Мужчина? — пожала она плечами и слегка улыбнулась.
Я подумала, что она не совсем меня поняла, и решила объяснить ей доходчивее:
— Да, молодой мужчина. Это означает, что ваш муж гомосексуалист.
— Правда? — как-то радостно выдохнула Елизавета Андреевна, но, видя мое недоумение, поспешила растолковать причину своей радости: — Вы удивлены, что меня это не шокирует, а даже наоборот? А я вам вот что на это отвечу: то, что вы мне сказали, — это ерунда.
— Да, но на пленке это выглядит весьма конкретно, и поспорить с этим фактом вам не удастся, — сказала я, полагая, что инфаркт еще впереди.
— Я не об этом, — отрицательно покачала головой Елизавета Андреевна. — Я счастлива, что не имею соперницы, с которой, в силу моего возраста, мне было бы затруднительно бороться. А гомосексуализм — это скорее всего блажь! Несерьезно все это, Танечка. Никогда я не замечала за Вениамином Михайловичем таких наклонностей. Кто-то втянул его в эту грязную затею, а он поддался. Надеюсь, что это скоро пройдет.
— Нда-а, возможно, — протянула я и допила свой коньяк.
Что взять с недалекой женщины, которая называет гомосексуализм затеей?
— Ну, спасибо вам огромное, Танечка. Вот вам остаток гонорара, — сказала Елизавета Андреевна, поднимаясь с табуретки и протягивая мне еще пять сотен баксов. — Кассету вы мне отдадите?
— Разумеется. Вы за нее заплатили, — ответила я и пошла в комнату за кассетой.
Елизавета Андреевна стояла уже у выхода, когда я ей протянула ей видеозапись:
— Не смотрите ее на ночь, это мой вам добрый совет.
— Обещаю, — усмехнулась она, и в ее глазах я уловила нескрываемое удовлетворение. — Еще раз спасибо и до свидания.
Глава 3 Сомнения
Я заперла за ней дверь, вернулась на кухню, плеснула себе еще коньяка и залпом выпила.
Все, что сейчас произошло, окончательно выбило меня из колеи. Что-то я сделала не так. Теперь я была в этом просто уверена и принялась размышлять, поскольку до этого у меня практически не было времени задуматься. Сначала мне предложили большие деньги, заставившие меня просто механически выполнять заказ, без творческого, так сказать, подхода, потом — бессонная ночь под кроватью Тимофеевского, затем — сногсшибательные видеозаписи, и не успела я как следует во всем разобраться — приход клиентки, ее странное поведение, снова куча долларов и… И в итоге я все-таки осталась в дураках! Как я могла взяться за дело, не выяснив с самого начала, кто такая эта Елизавета Андреевна?! А может, и не жена она вовсе Вениамину Михайловичу, а просто грязная шантажистка?!
