– Привет, Кэсси, – поздоровалась она с доброжелательной улыбкой.
На этот раз я присмотрелась к ее лицу. У нее были большие, яркие, темно-карие глаза и безукоризненная кожа. А вот макияжа почти не было, что создавало дополнительный омолаживающий эффект, хотя я теперь полагала, что на самом деле ей было ближе к шестидесяти, чем к пятидесяти. Лицо ее было сердечком, с заостренным подбородком – действительно, без преувеличений, очень красивым: той красотой, что бывает присуща женщинам с необычными чертами. Она была вся в черном – облегающие брюки, подчеркивавшие безупречное телосложение, и вязаный свитер, который ей очень шел. На фоне черного рукава выделялся золотой браслет с подвесками.
– Рада вас видеть, – сказала я, положив меню на стол.
– Мне, пожалуйста, то же самое, что вчера.
– Зеленый чай, яичный салат?
– Верно.
Я принесла чай, через несколько минут – сэндвич; потом, по ее просьбе, добавила кипятку. А когда она закончила и я подошла убрать посуду, Матильда вдруг предложила мне присесть за столик. Я обмерла.
– Всего на секунду, – заверила она, выдвигая стул.
– У меня смена, – ответила я, чувствуя себя зажатой и отчасти загнанной в угол.
Через окошко за барной стойкой можно было видеть Делл, возившуюся на кухне. Вдруг эта женщина начнет сейчас расспрашивать насчет записной книжки?
– Уверена, что Уилл не станет возражать, если вы на минутку присядете, – заявила Матильда. – В заведении все равно пусто.
– Вы знаете Уилла? – спросила я, медленно опускаясь на стул.
– Я очень многих людей знаю, Кэсси. Но вот вас не знаю.
– Ну, вы не много потеряли. Во мне нет ничего интересного. Я просто официантка и… да вот, на самом деле, и все.
– Ни одна женщина не бывает просто официанткой, или просто учительницей, или просто матерью.
– А вот я просто официантка. Ну, наверное, еще и вдова. Но главным образом – просто официантка.
– Вдова? Простите, мои соболезнования. Вы ведь не здешняя? Улавливаю легкий акцент Среднего Запада. Иллинойс?
– Почти угадали. Мичиган. Мы переехали сюда шесть лет назад. Мы с мужем. До его смерти. А откуда вы знаете Уилла?
– Я была знакома с его отцом. Он был здесь хозяином, думаю, уже лет двадцать прошло с его кончины. Наверное, с тех пор я сюда и не заглядывала, а когда-то бывала часто. Тут мало что изменилось. – Она огляделась по сторонам.
– Уилл хочет сделать ремонт. Расширить верхние помещения. Но это дорого. Сейчас самое большее, на что способен любой ресторан в этом городе, это не закрываться.
– Что правда, то правда.
Она взглянула на свои руки, и я машинально присмотрелась повнимательнее к ее браслету. Похоже, подвесок на нем было много больше, чем у Полин. Я собралась похвалить украшение, но Матильда заговорила снова.
– Так вот, Кэсси, мне нужно вас кое о чем спросить. Эта книжка, которую… нашла Делл. Моя подруга немного беспокоится: не читал ли ее кто-нибудь. Это дневник, и все, что там написано, имеет очень личный характер. Как, по-вашему, Делл могла его прочесть?
– Господи, конечно же нет! – мгновенно ответила я с ненатуральной уверенностью. – Не тот она человек.
– «Не тот»? Что вы имеете в виду?
– То, что она не любопытна. Не сует нос в чужие дела. Все, что ее интересует, это работа, Библия, ну и внуки, наверное.
– А можно у нее спросить? Узнать, не заглядывала ли она в книжку, не показывала ли ее кому-нибудь. Для нас это важно.
О боже! Ну почему мы сразу все не обговорили? Не условились о том, где и когда Делл нашла блокнот, как хранила в своем шкафчике, пока не объявится хозяин? Да потому, что я никак не предвидела допроса, вот почему. Счастливая владелица, обретшая пропажу, снимается с места, пулей вылетает из кафе и больше не появляется. И вот теперь эта Матильда загнала меня в угол.
– Она сейчас очень занята, но я могу сходить к ней и спросить.
– О, да мне ничуть не трудно сделать это самой, – возразила Матильда, поднимаясь из-за стола. – Я даже заходить туда не буду, только голову просуну и….
– Постойте! – (Матильда медленно опустилась обратно, не сводя с меня глаз.) – Это я нашла книжку.
Лицо Матильды немного расслабилось, однако она промолчала. Лишь сцепила руки на столе и подалась чуть ближе.
Оглядев пустое кафе, я продолжила:
– Прошу прощения за ложь. Я просто… ну да, заглянула туда, но ведь не со зла, хотела найти имя и какую-нибудь контактную информацию. Но клянусь, так Полин и передайте: я остановилась, прочтя страницу… или две. И да, я была… Думаю, я растерялась. Она и так была не в своей тарелке, и мне не хотелось смущать ее больше. Вот и соврала. Извините. Теперь я чувствую себя дурой.
– Не расстраивайтесь. От имени Полин я говорю вам спасибо за возвращение блокнота. Она лишь просит никому не рассказывать. Никому и ничего, совершенно. Я могу на вас положиться?
– Разумеется. Я бы и так не рассказала. Вам не о чем беспокоиться.
– Кэсси, вы не понимаете, насколько это важно. Сохраните все в тайне. – Матильда вытащила из бумажника двадцатку. – Вот, за ланч. Сдачи не надо.
– Спасибо.
Затем она протянула мне визитную карточку с ее именем:
– Если возникнут какие-нибудь вопросы по поводу прочитанного в блокноте, звоните мне. Обязательно, я говорю серьезно. В любое время – хоть днем, хоть ночью. Иначе со мной не связаться. Я не вернусь сюда просто так, и Полин тоже.
– Э… хорошо.
Я держала карточку с опаской, словно радиоактивную. На ней стояло имя Матильда Грин и номер телефона. На обратной стороне я увидела аббревиатуру С.Е.К.Р.Е.Т. и три фразы: «Не осуждать. Не знать пределов. Не стыдиться».
– Так вы, наверное, психотерапевт или что-то вроде?
– Можно сказать и так. Я работаю с женщинами, оказавшимися на распутье. Как правило, среднего возраста, но необязательно.
– Лайф-коучинг?[1]
– Вроде того. Но я скорее наставник.
– Вы работаете с Полин?
– Я не говорю о моих клиентах.
– Мне тоже, наверное, не помешает совет. – Неужели я сказала это вслух? – Но, увы, я не могу себе этого позволить.
Да, в самом деле сказала.
– Нет, можете, как бы удивительно это ни звучало, потому что я работаю бесплатно. Но за это я сама выбираю своих клиентов.
– А что означают эти буквы?
– Вы имеете в виду С.Е.К.Р.Е.Т.? Это, моя дорогая, секрет, – отозвалась она, и ее губы тронула озорная улыбка. – Но если мы встретимся снова, я расскажу.
– Хорошо.
– Мне было бы интересно вас послушать. Я не шучу.
Я знала, что на лице моем непроизвольно появилось скептическое выражение, унаследованное от отца, утверждавшего, что ничего бесплатного, как и самой порядочности, в этой жизни не бывает.
Матильда встала из-за стола, протянула мне руку, и ее браслет сверкнул на солнце.
– Кэсси, очень рада, что мы познакомились. Теперь у вас есть моя карточка. Спасибо за честность.
– Это вам спасибо за то… что не считаете меня законченной идиоткой.
Отпустив руку, она материнским жестом взяла меня за подбородок. Подвески браслета оказались так близко от моих ушей, что я расслышала их тихое позвякивание.
– Надеюсь, мы еще увидимся.
Дверной колокольчик просигналил о ее уходе. Я знала, что если не позвоню ей, то больше никогда ее не увижу, и эта мысль меня почему-то печалила. Визитная карточка отправилась в передний карман.
– Вижу, ты обзаводишься новыми подругами, – заметил из-за стойки Уилл, переставлявший в холодильник бутыли с газированной водой.
– А что тут плохого? Имею право.
– Она немного не в себе. Хипповая викканка-вегетарианка или что-то в этом роде. Мой отец ее знал.
– Да, она говорила.
Уилл завел долгую речь насчет того, что нынче спиртного пьют намного меньше, что нужно закупать и запасать больше безалкогольных напитков, так как спрос на них будет, но я не могла думать решительно ни о чем, кроме дневника Полин, двоих мужчин – одного сверху, другого снизу – и ее сексуального спутника, ласкавшего ее запястье, а потом заключившего ее в объятия на улице, у всех на глазах…
– Кэсси!
– А? В чем дело? – Я замотала головой. – Господи, ты меня напугал.
– Ты где витаешь?
– Нигде, я тут. И никуда не уходила.
– Шла бы ты домой. У тебя вид усталый.
– Я не устала, – возразила я, и это была правда. – На самом деле я бодра, как никогда.
Глава третья
Я позвонила Матильде только через неделю. Семь дней прошли как обычно. Я ходила на работу, возвращалась домой, ног не брила, волосы завязывала в конский хвост, поливала цветы, кормила Дикси, заказывала готовые блюда, мыла посуду, спала, вставала и проделывала все то же самое по новой. Неделя, в течение которой я смотрела в окно третьего этажа на утопавший в сумраке район Мариньи, понимая, что одиночество изгнало все прочие чувства. Я была в нем как рыба в воде.
Спроси меня кто, зачем я позвонила Матильде, пришлось бы ответить, что тело мое наелось всем этим по горло. И пока мой рассудок протестовал при мысли о самой возможности обратиться за помощью, тело заставило меня снять трубку кухонного телефона в кафе «Роза» и набрать номер.
