Свою позицию Уинстенли аргументирует постоянными ссылками на Священное писание. Он проводит прямые параллели между своей программой и Древнеизраильской республикой. Социализм зарождался как учение религиозных людей. Но в то же время с самого начала он формировался как наука об оптимальном устройстве будущего общества, а не как вероучение. Поэтому его построения основаны на более или менее последовательных логических заключениях, а не на вере.
* * *
Социально-политические идеи Уинстенли век спустя были развиты его соотечественником Уильямом Годвином (1756-1836). Годвин соперничает в веках с Прудоном как претендент на титул «отца анархизма». Английский мыслитель преуспел в критике государственности и выдвинул принципиальные требования к альтернативному государственности социально-политическому устройству. Но сам термин «анархия» Годвин употреблял в отрицательном смысле – как «хаос». Прудон решился публично объявить себя сторонником анархии. Но, как мы увидим, место Прудона в истории социалистических идей значительно крупнее – он вышел за рамки чистой утопии, моделирования будущего, не привязанного к современной социальной почве, и утвердил идеалы самоуправления людей и сообществ на фундаменте анализа развивающегося индустриального общества. Годвин стал современником бурного индустриального развития в Англии, но так и остался еще сыном Просвещения, когда рациональные выводы производятся из абстрактных вечных истин, освещающих пути, коим подлежит следовать просвещенным гражданам.
Просвещение заложило в идеологию социализма понимание связи социальных преобразований с уровнем культуры и знаний. Годвин писал: «Безусловное царство разума – вот начало, призванное заменить право»[26]. Образованные и воспитанные люди не нуждаются в писанном праве, так как и без этого зла ведут себя достойно в отношении друг друга. Симпатии Годвина – на стороне просвещенного меньшинства, но именно в силу своей разумности оно не может навязывать свои взгляды силой.
Годвин критикует и абсолютизм, и парламентаризм, при котором меньшинство вынуждено подчиняться большинству, содействовать проведению в жизнь решений, которые считает неверными, вместо того, чтобы «действовать, подчиняясь исключительно требованиям собственного разума»[27]. Обожествление Разума предполагает свободу разумного человека от принуждения, а это, в свою очередь, подразумевает неразумность власти, навязывающей свои решения не убеждением, а принуждением, даже если это принуждение исходит от большинства. Власть для Годвина – неизбежное зло, которое необходимо свести к минимуму по мере роста культурного уровня людей. В этом отношении социалистический проект опирается на процесс просвещения.
* * *
Годвин четко разводит интересы общества и государства: «Надо хорошенько отличать государство от общества»[28]. И в его время, и в наше проводники авторитаризма часто подменяют одно другим, чтобы убедить общество доверить свои интересы государственной бюрократии.
Годвин понимает, что в крупных государствах народу труднее контролировать бюрократическую верхушку: «Все бедствия, присущие государству, становятся более тяжелыми, если оно обширно, и более сносными по мере того, как его территория суживается»[29]. Это мнение пережило века и стало, например, одним из мифов национальных движений в период распада СССР. Получившиеся на развалинах СССР государства в большинстве своем далеки от идеалов демократии. Однако со времен Спарты было известно, что и в микроскопическом государстве может существовать не меньшая деспотия, чем в империи. Все зависит от устройства общества. В дальнейшем социалисты, в том числе анархисты, выступали за создание обширных федераций вплоть до мирового союза, что не исключало широкую автономию общин.
Между двумя крайностями – деспотизмом и безвластием, Годвин выбирает второе: «Анархизм (здесь следует читать «анархия» – А.Ш.) – ужасное зло, деспотизм же – еще худшее»[30]. Но это – выбор между двумя крайностями, а не одобрение анархизма.
Отмежевавшись от анархизма таким двусмысленным образом, Годвин породил среди исследователей социальной мысли дискуссию о том, является ли он анархистом. Разумеется, самоидетификация Годвина в этом споре не так важна – принципиально не то, кто придумал слово, а кто выдвинул конструктивную программу анархизма. Труды Годвина не относятся к источникам идей Прудона, но был ли Годвин предшественником «отца анархизма»?
Эльбахер относит учение Годвина к анархизму[31]. А. Чудинов оспаривает это мнение, ссылаясь на определения анархизма Г. Адлера («общественный строй с мыслимо широкой автономией индивидуумов и возможно полным отсутствием всякого правительственного принуждения»), П. Эльцбахера («философско-правовое отрицание государства») и Э. Ценкера («абсолютное неограниченное самоуправление индивида и соответственно отсутствие какой-либо внешней власти»)[32]. Все три определения неудачны, так как либо слишком размыты, либо, как в случае с Ценкером, прямо противоречат конструктивным предложениям таких классиков анархизма, как Прудон, Бакунин и Кропоткин. Ссылки Г. Адлера на «мыслимо широкую» автономию и «возможно полное» отсутствие ближе к анархистским текстам, но под это определение попадает и часть либеральных и коммунистических идей. А под определение П. Эльцбахера попадает также и марксизм, который стремится к отмиранию государственности, то есть также в принципе его «отрицает».
Чтобы дать определение анархизма, необходимо рассмотреть тексты признанных основоположников учения. Однако даже беглое сравнение учений Прудона и Бакунина позволяет выделить несколько основных социальных идей, характеризующих учение анархизма.
Анархизм – сложное социальное учение, которое отличает не требование немедленной ликвидации всякой власти (если это было бы так, то анархистами не были бы ни Прудон, ни Бакунин, ни Кропоткин), а стремление к максимально возможной свободе людей за счет сведения центральной власти к минимуму. Государство действительно воспринимается анархистами как зло, но это не значит, что в анархисты предлагают немедленно обходиться без власти. Ведь необходима координация как на уровне производства, так и для решения общих задач народов. Анархисты предлагают принципиальные решения этих проблем – самоуправление (как правило – общинное и коллективное) и федерализм – выстраивание власти не сверху, а снизу, по принципу союза общин и их объединений. Права общенациональных и наднациональных структур сводятся к необходимому минимуму (подробнее об этом мы будем говорить в следующих главах). И только позднее власть, по мнению «отцов анархизма», будет полностью вытеснена.
Идеал Годвина откровенно анархичен: «с какой радостью должен каждый просвещенный друг человечества ожидать наступления того прекрасного времени, когда исчезнет политическая власть, эта жестокая машина, являющаяся неиссякаемым источником людских пороков…»[33].
Но Годвин считал, что в современных условиях конфедеративное государство необходимо для выполнения ряда минимальных функций – возмещение ущерба по суду, поиск преступников, разрешение споров между общинами, оборона. Обобщая, Годвин писал: «Власть имеет лишь два законных предназначения: пресекать несправедливость по отношению к отдельным личностям внутри общины и обеспечивать совместную защиту против внешнего вторжения»[34]. Таким образом, Годвин ставит проблему защиты личности не только от государственного деспотизма, но и от общины.
При этом Годвин считает, что «определенная степень власти и принуждения»[35] будет необходима лишь первоначально после победы его учения. Однако в связи с упоминанием Годвином такой временной власти А.В. Чудинов выносит свое заключение: «Одним словом, государство в переходный период сохранялось, а следовательно, никакого анархического идеала там не было»[36]. Этот вывод не может быть принят по ряду причин. Во-первых, речь у Годвина идет о власти в местном самоуправлении и конфедерации, а не о централизованном государстве, которое категорически отрицают анархисты. Во-вторых, Годвин говорит здесь о переходном обществе, а не о своем идеале (который оценивает А.В. Чудинов). Идеал – одно, переходное общество, путь к идеалу – другое.
Идея переходного общества, в котором сохраняется власть (хотя и ослабленная и продолжающая ослабевать) будет присутствовать во многих анархистских программах наряду с анархистским идеалом. От государственного социализма, который в перспективе также видит отмирание государства, идеи анархистов отличаются четким отрицанием даже временного усиления государства как орудия построения нового общества. Анархисты выступают за федеративные и конфедеративные системы, в которых власть и собственность (владение) концентрируется в автономных общинах, а не в революционном правительстве.
