Попробовал свои силы в авиаконструировании и известный американский изобретатель Хайрем Максим (знаменитый пулемет — его детище), биплан которого был построен в тот же год, что и «Эол». А за тринадцать лет до этого в далекой России Александр Можайский получил «привилегию» (по-нынешнему — патент) на изобретенный им «воздухоплавательный снаряд», модель которого в натуральную величину была построена через год. И наконец, в 1903 году американский ученый Сэмюэл Ленгли «чуть-чуть» не запустил в воздух свой моноплан-тандем «Аэродром» с двигателем в полсотни лошадиных сил… Однако все эти модели взлететь все-таки не смогли.
Тем не менее история ранней авиации протекала по-своему закономерно, без видимых сенсаций — попытка, еще попытка, анализ ошибок, новый опыт. А вот что касается общественного мнения и отношения иных ученых ко всей этой деятельности, то тут происходили прямо-таки чудеса.
До самого начала века фантазия и наука довольно мирно уживались друг с другом в вопросах воздухоплавания, да еще и подпитывали друг друга идеями. Ученые читали фантастику, а писатели, в свою очередь, внимательно следили за новинками научной мысли. И как только появились новые конкретные чертежи и расчеты, они тут же обрастали различными умозрительными построениями фантастов, воображаемыми техническими проектами, осуществление которых закономерно отодвигалось в неопределенное будущее. Поэтому раздражение ученых вызывали как безответственные, по их мнению, выдумки литераторов, так и внешне строгие выкладки конструкторов.
Это важный момент, остановимся на нем. Можайский, Ленгли, Максим тоже были не последними людьми в науке. А с другой стороны, и в среде энтузиастов не убавлялось с годами изобретателей вечного двигателя. И фантасты писали порой такое!.. Итак, война шла не между наукой и фантазией — воевали между собой прозорливость и слепота. Что же касается провидцев и слепцов, то и первых и вторых в изобилии хватало и среди писателей, и среди ученых.
Один эпизод этой битвы по праву считается классическим, во многом благодаря редкостному совпадению дат.
Итак, 1903 год. Почтенный (ему уже под семьдесят!) профессор-астроном Саймон Ньюком не на шутку встревожен обилием пустопорожних бредней о летательных аппаратах тяжелее воздуха. Раздражение требует выхода, и Ньюком посылает в научный журнал пространную статью, где с помощью строгих математических выкладок разбивает построения энтузиастов в пух и прах. Резюме статьи (оно-то и вынесено в эпиграф) совершенно недвусмысленно: нет и не может быть…
Нашлись невежды, не читавшие статьи уважаемого профессора, — а может быть, читали, но рискнули не согласиться с мнением авторитета. Это были два брата-американца; ученых степеней они не имели и занимались тем, что содержали мастерскую по ремонту велосипедов. Да мастерили помаленьку в свободное время, особенно увлекаясь воздушными змеями. Звали их Уилбер и Орвилл Райт.
Пустырь на морском берегу близ местечка Китти-Хок в штате Северная Каролина был идеальным местом для запусков змеев — ветры здесь дули постоянно, а место было ровное и просторное. На этом природном полигоне постигали братья Райт азы самолетостроения: сначала воздушный змей, затем серия планеров и, наконец, биплан. Конструкция, скромно названная «Летящий», своим видом напоминала этажерку и не содержала ничего доселе невиданного. Доски, металлические рамы, материя, два винта да обыкновенный бензиновый двигатель мощностью в 16 лошадиных сил. Однако ж эта машина, состоящая из «известных» составных частей, опровергла все вычисления Ньюкома, когда, образно говоря, чернила на его статье не успели просохнуть.
Первый испытательный полет состоялся 14 декабря 1903 года и закончился неудачей: едва оторвавшись от земли, аппарат тут же клюнул носом. Но Райты не унывали, и спустя три дня, 17 декабря Орвилл снова забрался на свой лежак, предназначенный для пилота (сидений на первом самолете не было, отчего на историческом фото, запечатлевшем для потомков это событие, пилота вообще не видно…). Разогнавшись до скорости 13 километров в час, «Летящий» взмыл в воздух на 12 секунд и пролетел по дуге 37 метров.
Тридцать семь метров… Менее двух третей длины современного «Боинга — 747» — и однако эти тридцать семь метров решили все. В тот же день, пока не сгустились сумерки, биплан еще трижды поднимался в воздух, причем один раз находился в полете целую минуту, покрыв рекордное расстояние в четверть километра…
Какое-то время всякие сведения в печати отсутствовали. Братья — американцы до мозга костей — и сами предпочитали помалкивать, опасаясь конкуренции. Кроме того, просочившаяся информация показалась редакторам газет слишком смахивающей на розыгрыш. Когда же было авторитетно установлено, что летали, последовал комментарий ученого. Кого бы вы думали? Конечно, знакомого нам Саймона Ньюкома.
Всякий, кто лечил «многоступенчатую» простуду, знает, что это такое: вылечишь саднившее горло — начинается кашель, справишься с кашлем — польет из носу. Болезнь неофобия имеет, оказывается, сходные симптомы (и распространена, кстати, столь же широко). Когда Ньюкому сообщили о полете братьев Райт, ученый и не подумал сдаваться и невозмутимо заявил: ладно, это на пределе технических возможностей, но вот чтобы подобная машина смогла поднять в воздух пассажира или полезный груз… дудки, не бывать такому!
Орвилл Райт поднял перчатку и в следующий полет взял с собой брата — первого в мире авиапассажира. Конец истории, закономерное торжество смелой мысли над неверием? Как бы не так!
Следующий раунд этого поединка открыл, как ни странно, один из признанных пионеров авиации Октав Чэньют (Шанют), написавший в ежемесячнике «Попьюлар Сайнс» статью о биплане братьев Райт. В ней автор, в частности, пророчил следующее: «В отдельных случаях эта машина будет в состоянии перевозить почту. Но ее практическое применение окажется весьма узким. Эти аппараты быстры и вполне могут быть использованы как новый вид спорта, однако бессмысленно говорить о какой-то коммерческой ценности подобных изобретений». Однако прошло чуть больше десяти лет, и между двумя городами во Флориде открылась первая в мире пассажирская авиалиния.
Неофобы же стояли как скала. Астроном Уильям Пикеринг, величина в науке того же порядка, что и Ньюком, обрушился в печати на прожектеров, сулящих слишком большое будущее авиации (ее-то отрицать было уже нелепо): «Воображению часто рисуется образ пересекающих Атлантический океан гигантских летательных аппартов с огромным числом пассажиров на борту. Кажется, можно со всей уверенностью заявить: все эти идеи так и остануться примерами умозрительных упражнений»… Читаешь такое и диву даешься.
Это, конечно, история по-своему классическая. Но вероятно, тогда судьба «младшей» сестры — космонавтики — оказалась более счастливой? Можно было учесть «накопленный» опыт…
Увы, все повторилось, даже в больших масштабах. Судьба идей Циолковского в царской России нашим читателям известна, однако она не единична.
…В конце десятых годов нашего века жители небольшого городка Вустера в штате Массачусетс неоднократно вскакивали по ночам с постелей, разбуженные страшным грохотом, доносившимся с пустыря неподалеку от местного университета. Источник шума был всем известен: чудак-изобретатель Роберт Годдард, преподаватель в колледже Кларка, был буквально одержим ракетами и мог возиться с ними месяцами без перерыва. Как он сам признался потом в письме к Уэллсу, увлечение началось с шестнадцати лет, как только была прочитана «Война миров».
Над ним смеялись, а он упрямо мотал коротко стриженой головой: «обыватели!». И шел работать. Не спорить с оппонентами и не теоретизировать попусту, а строить свои ракеты, за которыми, верил он, будущее. Только считанное число раз практик в его душе уступил место романтику: отвлекшись от расчетов и опытов, инженер Годдард позволил себе просто пофантазировать. В скромной брошюре, изданной Смитсоновским институтом тиражом 1750 экземпляров, он размышлял о том, как в один прекрасный день ракета, работающая на жидком топливе, достигнет Луны.
Тут уж за фантазера взялась не провинциальная газетка, а солиднейшая «Нью-Йорк таймс». В редакционной статье от 13 января 1920 года научный обозреватель ядовито прошелся по адресу энтузиастов ракетостроения вообще и Роберта Годдарда, в частности. По мнению обозревателя, тот «явно порастерял кое-какие знания из багажа средней школы». Автор заметки снизошел до объяснений: «Этот профессор Годдард вместе со своей группой в колледже Кларка… по-видимому, не слыхал о законе равенства действия и противодействия. Ему, несомненно, придется подыскать себе что-то посолиднее вакуума, чтобы его ракете было от чего отталкиваться». Сколько сарказма, сколько яда…
