— Привет, любимый, — Оленька радостного встретила гостя, пропустив его в квартиру. Не дав опомниться, она поднялась на цыпочки, чтобы достать до щеки Максима. Гость ощутил возбуждающее прикосновение теплых нежных женских губ на своей покрытой мелкой щетиной щеке и в ту же секунду одарил свою любимую ответным поцелуем.
— Мы тебя ждем, особенно я, — заворковала девушка, помогая гостю раздеться в прихожей.
— Немного задержался, — извинился он и вопросительно посмотрел в большие глаза своей любимой. Юноша не смог найти в них ни капли страха за судьбу сегодняшнего вечера, от решения которого зависела их дальнейшая жизнь. Любимые и узнаваемые из миллиона светло-карие глаза излучали только безмерную любовь к нему. Ему стало так невыносимо обидно и больно за себя, что он, сильный мужчина, не может совладать со своим внутренним страхом.
Этот страх не давал ему спокойно спать последнюю неделю с того момента, когда он предложил руку и сердце Оленьке, стоя у пирса пруда. Он никогда не забудет, как его трясло мелкой дрожью, хотя температура устойчиво застыла на отметке одиннадцать градусов выше 0. Сердце готово было выпрыгнуть из груди и скрыться прочь, но вместо этого он неимоверным желанием заставил себя выдавить слова любви и банальные фразы о вечной верности. Он и тогда посмотрел в чистые и спокойные глаза своей суженой, увидев там единственный ответ: «Да». Она закрепила свое решение ласковым поцелуем, обняв своими тонкими ладонями его щеки.
Девушка влюбленно смотрела на будущего жениха и, поглаживая его волосы, чуть слышно для них обоих, произнесла:
— Милый, не волнуйся, у нас все будет хорошо, я тебя очень сильно люблю, и мы будем с тобой вместе.
Ее спокойствие передалось ему, вмиг прогнав нерешительность и страх из трепещущей юношеской души. Взявшись за руки, они смело шагнули в зал, освещенный ярким светом.
Глава 8
Анатолия разбудил яркий свет. Солнечный луч, пробившийся сквозь грязные, незадернутые шторы, падал ему на лицо.
— Твою мать, — зло высказался карлик и, схватив сигареты с подоконника, нехотя встал с койки. Быстрым шагом он миновал комнату и очутился на кухне. Среди небольшой груды грязной посуды с кусочками засохшей пищи и сковородки, покрытой плотным слоем серо-синей плесени, он нашел спичечный коробок. Трясущимися руками он вынул из коробка одну спичку и чиркнул головкой по селитровой полосе, наклеенной на боковых стенках спичечного коробка. Сизый дым взметнулся к полотку, а обугленная спичка была брошена в грязную сковородку. У палача так гудела голова, что он реагировал на любой шум, на любой шорох. В эти минуты у него обострялся слух, который доставлял своему хозяину только одни мучительные страдания, и, если бы кто-то предложил ему на время стать глухим, он не задумываясь бы согласился. Единственное, что спасало его в эти минуты от адской боли, — это сигареты, пара-тройка выкуренных за раз сигарет являлась вроде панацеи для большого, гудящего колокола вместо головы. Одурманенный никотином, мозг после этого уже какое-то время не реагировал на звуковые раздражители, о которых так много докладывал подлый слух.
Докурив необходимое для лечения количество сигарет, он дошел до зеркала, висевшего у умывальника. Глядя на свое отражение, он провел ладонью по рыжей щетине, зарождавшейся на щеках. Короткая щетина острым и жестким ворсом лишь пощекотала внутреннюю часть ладони. «Можно пока не бриться», — мысленно решил он. Умыл затхлой водой лицо и пошел готовить чефир. После сигарет он готовил очень крепкий чай, который придавал всему организму жизненный тонус, подорванный еще вчера подлой водкой. Заварочный чайник наклонился вниз головой, а из его утробы в помойное ведро под умывальником полетели заваренные три дня назад листья черного чая. Новая порция спасительного зелья уже стояла на столе и ожидала очищенный заварочный чайник.
«Ну, скотина, — первое, на что отреагировал здраво мозг, заставив кулак сначала сжаться, а затем сильно ударить по краю стола. — Ну, сука, подожди у меня. — ярость кипела в голове карлика, который в одиночестве маленькими, чавкающими глотками пил чефир из большой, выкрашенной в темно-зеленый цвет эмалированной кружки. — Я тебя, скотина, порву, разобью твою говенную башку, все кишки из тебя выпотрошу!» — внутренне закипая, кричал он все отчаяннее, ударяя свободным кулаком по краю кухонного стола.
Чувство несправедливости, обида и болезненные симптомы, исходившие от мест побоев, разожгли внутри него нешуточный костер мести, съедавший его без остатка. Наконец, мысленно расправившись с обидчиком самым жестоким образом, палач посмотрел на часы, которые указывали на пять минут третьего часа дня.
«Надо зайти к Саньке», — решил он, немного успокоившись, и, надев одежду, вышел из дома. Пройдя несколько десятков безликих одноэтажных домов, он добрался до небольшого, падающего, как пизанская башня, бревенчатого дома и постучался в окно. Отекшая и взъерошенная рожа выглянула в окно и так же быстро, как появилась, исчезла в глубине дома. Давно не смазанные деревянные двери скрипнули, и на пороге дома показался Санек-горбунок. Это прозвище надежно прилепилось к нему из-за отвратительного горба, с которым он родился и наверняка заберет его с собой в холодную глубину могилы. Но кроме недуга, доставшемуся ему неизвестно по какой причине от Бога, он и сам вершил над собой суд, вынося жестокие приговоры. Летом, года два назад, они вместе с приятелем отмечали очередной раз в этом году день взятия Бастилии. Когда закончилась водка, уже изрядно захмелевшие приятели завели мотоцикл и погнали на нем до ближайшего магазина. Железный конь, с ревом стада диких буйволов, резво повез гонщиков по ночным улицам. Но на очередном перекрестке, когда сидевший за рулем перепутал газ с тормозом, мотоцикл вынесло на выезжавший из-за поворота, груженый «ЗиЛок». Грудная клетка и голова пьяного водителя, ударившись о раму грузовика, превратились в одно большое кровавое месиво, медленно стекающее вниз по корпусу автомобиля. Даже в морге патологоанатомы с трудом в одной большой, перемолотой порции мяса, сломанных костей, разорванных сухожилий, пропитанных темно-красной человеческой кровью, различили фрагменты, некогда принадлежащие человеку. Пассажир, ударившись в водителя, послужившего для него спасительным буфером, отлетел на десять метров от места столкновения и, несколько раз перевернувшись на асфальте, застыл на земле до приезда врачей. «Скорая помощь» подоспела вовремя, благодаря водителю грузовика, который сразу же вызвал бригаду. Две недели, проведенные Александром в «реанимации», вызволили его из цепких лап кровожадной смерти, но все-таки пришлось отдать древней старухе с косой выкуп — человеческую почку.
— Привет, — начал Анатолий и протянул небольшую ладонь.
— Привет, — ответил горбун и равнодушно, отдавая лишь дань старой традиции, пожал протянутую руку гостя.
— Ты че, опять вчера бухал? А я вчера к Юле ходил, — похвастал гость, растягивая губы в улыбку.
— Да, хорошо, — промычал человек с одной почкой и с завистью посмотрел на карлика. Он даже и грезить не мог о еще не спившейся до конца белокурой бестии. — Слушай, Толян, а если я пойду в следующий раз с тобой, — заискивающим голосом произнес горбун. В его насквозь проспиртованной памяти всколыхнулись те несколько раз, когда стоящий перед ним рыжеволосый человек брал его с собой на дело. Тогда они победоносно возвращались домой полные добычи: денег, золота и вещей, снятых с одиноких прохожих. В последнее время горбун не выходил из навалившегося на него финансового кризиса, который заставил его подбирать с земли окурки и достаточно редко восхищаться очередной бутылкой «Композиции». Представившийся шанс он просто не должен был упустить.
— Ну, давай, да и помощник наверняка нужен? — опередил он события, видя блуждающие во взгляде Анатолия сомнения.
— Ну, хрен с тобой, давай, зайдешь сегодня часов в восемь, — великодушно позволил душегуб, сделав компаньону такой щедрый, поистине королевский подарок. Исход встречи сложился для него самым лучшим способом, ведь и сам он рассчитывал на некоторую услугу со стороны этого человека. — Но я это, к тебе с другим делом, по поводу Борьки, — рассчитывая на ответную положительную реакцию, твердо заговорил он. Только при упоминании этого имени заныли все части тела, испытавшие на себе мощные удары здоровяка. В груди карлика вновь вспыхнул пожар ярости и злости, напомнивший ему о его вчерашнем жалком и унизительном страхе. Этот пожар перекинулся на лицо, оставив на нем огромные багровые пятна.
— Давай завтра завалим этого кабана, — выпустив наружу всю кипевшую в нем злобу, предложил Анатолий. Тем более теплилась надежда, что и Саша, получавший неоднократно тумаки и ушибы от Бориса, будет рад поквитаться с ним.
