Сашка поразился. Тень оттаял сердцем и относится к нему, как к сыну? Каков же он был тогда — генерал-майор Серебрянский, — когда «не оттаял»?! Терминатором, машиной для убийства?..
— Отец Деметрий, а что с ним случилось? Что за страшное? Семья погибла?
Священник сел напротив парня, сложил перед собой руки, словно собирался молиться…
— Мудр, Федор Борисович, ой, мудр. Да и то: кесареву сыну кесарево и разумение. Нашел он, чем Якова пронять. И ведь как углядел-то…
Он снова замолчал и застыл в неподвижности. Лишь сухие пальцы легко, словно нечто невесомое, перебирали зерна четок…
— Яша тебя всему обучил, что сам знал, а чему еще не обучил — так обучит. Ибо нет для него сейчас ничего страшнее, чем представить себе, что погибнешь ты из-за того, что не знал чего-то. За всю его жизнь только один раз такое и было, когда обучал он другого охотника. И охотник тот, право слово, посильнее тебя был…
Опять долгое молчание, нарушаемое лишь Редким тихим пощелкиванием четок…
— Яша на моих глазах охотником стал. До того — много за ним чего было. И людей бил, и нечисть, а случалось — и нашим от него перепадало, — отец Деметрий чуть улыбнулся. — Вот пришел он как-то с людьми своими монастырь закрывать. Там-то мы с ним и встретились. И проняло его слово увещное…
Сашка и Вауыгрр замерли, словно окаменели, и превратились в слух. Еще бы: узнать про Тень подробнее, да еще и от человека, у которого все это на глазах было!..
— Хоть в то время государство не слишком-то церковь нашу святую жаловало, но все же с нечистью боролось. Да еще как! И перешел Яков в отдел ГПУ, который врагами извечными занимался. Многое там было, да не про то разговор… — Священник улыбнулся каким-то своим мыслям и продолжил: — Первейшим охотником стал Яков Серебрянский. Таких врагов брал, до которых не то что дотянуться — помыслить о том страшно было. Вот к примеру: ведаешь ли, что у Тухачевского, — отец Деметрий сплюнул в сторону и истово перекрестился, — вампир в личной охране был? И не просто вампир — высший, кровосос и убийца первой статьи. Думаешь, с первого раза этого черного маршала взяли? Ан нет! Четыре раза к нему посылали, и все четыре раза посланные-то пропадали, словно и не было их. А Яша один пошел и маршала того привел…
Духовник посмотрел Сашке в лицо и тихонько рассмеялся:
— Ох, сыночек, да о том ты, коли захочешь, и из документов узнать сможешь. Я же про другое расскажу, о чем не напишут…
В тот вечер я долго не мог заснуть. То, что рассказал отец Деметрий, просто не укладывалось в сознании. Охотник-предатель, сын Тени…
Оказалось, что у Тени была семья. Жена и сын. С двух лет Тень уже начал воспитывать своего сына так, чтобы из него вышел охотник. С большой буквы. И он вышел…
— …В самом победном сорок пятом принял Николай Яковлевич на себя обет охотника, — рассказывал мой духовник. — Хотя были и те, кто считал — недостоин еще молодой Серебрянский обета, ибо самомнение у него — выше гор Рипейских. Однако ж из уважения к отцу его — к Яше то есть — признали парня охотником… Сперва-то начал он — любо-дорого смотреть было, как бегут нечистые руки его. А потом… Потом страшное стряслось. Встретил он девушку, а та возьми да и окажись…
У меня перед глазами промелькнула Света-кицуне. Холодея от ужаса, я перебил отца Деметрия:
— Кицуне?!
Он изумленно воззрился на меня:
— Что «кицуне»? А, да нет, не была та дева нечистью, но из той семьи происходила, что черным продалась. И утянула она Николая за собой. Потянулся молодой охотник за богатством, за почестями да за властью — за тем, чем нечистые всегда человека улещают…
Сперва-то все думали — убит парень. Тень и с лица спал, клялся отыскать убийц. Но затем посыпалась череда невероятных смертей среди высшего руководства светлых сил. Аналитики опознали почерк, но попытки вернуть изменника обратно успехом не увенчались, а потом, по словам отца Деметрия, охотник-ренегат в пятьдесят третьем году сотворил такое, от чего весь род человеческий застонал…
Почему-то он не стал рассказывать, что же такого наворотил Серебрянский-младший. Было отправлено несколько охотников для уничтожения изменника, но Тень слишком хорошо воспитал своего сына. Никто из них не вернулся. И тогда отец пошел на поиски сына. И нашел…
— Жена его, Надежда, узнав, что Яша с их сыном сам расправился, руки на себя наложила. За Якова тогда все боялись, а он — ничего. Только сердцем заледенел. Потому-то он одиночкой и стал, и желаний у него не было.
— А отомстить?
— Саша, да кому же он мстить-то должен? Разве что себе самому…
…В кабинете вице-президента банка царила привычная тишина, такая же, как и во многих других кабинетах громадного здания. Человек, сидевший за компьютером, что-то быстро просматривал на экране, сменяя файлы и сайты с почти невероятной скоростью. Со стороны могло показаться, что он просто гоняет одну картинку за другой, не утомляя глаз постоянным мельканием чередующихся изображений. Но так могло только показаться…
Человек за монитором внезапно прервал свое занятие и нажал кнопку селектора:
— Светлана? Вызови ко мне Мокина и Эпштейна. Сейчас…
…Через несколько минут в дверь осторожно постучали:
— Вызывали, Герман Моисеевич?
— Вызывал, вызывал. Проходите, присаживайтесь. Можете курить…
Задвигались стулья, звякнула пепельница.
— Светлана! Кофе…
Секретарша, блестящая и невыразимо хорошенькая, как и все секретарши, внесла чашку с кофе. Герман Моисеевич Шах отхлебнул и поинтересовался у пришедших:
— А что это у нас с кредитами? Как-то роста не прослеживается, а?..
Сидевшие перед начальником смущенно переглянулись, затем один из них — долговязый, худой, похожий на грустную птицу марабу Эпштейн, откашлявшись, произнес:
— Боюсь, что и не будет. У нас большие проблемы с кредитным отделом…
— Вот как? — Голос Шаха стал сладким, будто засахаренный мед — И почему же это так, Дмитрий Лейбович, позвольте узнать?
— Я уже сообщал вам, — Эпштейн-марабу погрустнел еще сильнее, — что с нашими… кхм… особенными сотрудниками начали происходить… э-э…
— На них была настоящая охота, Герман Моисеевич, — сообщил второй приглашенный, плечистый здоровяк Мокин. — И вчера погиб последний. Отчет я вам сегодня с утра переслал.
— Отчет, говоришь? — Сладкий голос превратился в шипение разъяренной гадюки. — А разве я не приказывал тебе усилить охрану? Еще в первый раз, когда погиб первый уводень? А потом, когда эти скоты добрались до нашего уважаемого Дракутовича?..
— Виноват, Герман Моисеевич, — Мокин наклонил упрямую лобастую голову. — Но все дело в том, что они как будто знают и чувствуют, где конкретно находится особый груз. Вот вчера, — он поднял голову, стараясь, однако, не смотреть в глаза Шаху, — было две спецмашины. И из каждой вынесли по два контейнера. Абсолютно одинаковых.
— И что? — Теперь шипение напоминало уже не гадюку, а анаконду. — И что?
— Тремя выстрелами из винтовки крупного калибра был уничтожен именно тот контейнер, который был настоящим. — Предваряя естественный вопрос, Мокин добавил: — «Крот» исключается. Сотрудники в машинах ничего не знали. Даже если предположить, что кто-то знал, в какой машине следует специальный груз, угадать, в каком контейнере находится… какой контейнер будет вынут первым, а какой — вторым, было невозможно. Я могу предположить, что использование спецсотрудников уже не оправдает себя в полной мере. Против нас задействована СТРУКТУРА, и я могу предположить…
Он внезапно осекся и замер под немигающим взглядом Шаха, словно кролик перед удавом. Герман Моисеевич вдруг словно бы вырос, навис над Мокиным. Его глаза вспыхнули странным бордовым пламенем, он протянул руку и прикоснулся к груди человека. Несколько мгновений ничего не происходило, но потом…
Мокин изменялся. Казалось, будто человек сдувался, словно воздушный шарик. Глаза его вывалились из орбит, рот приоткрылся, а все тело била мелкая дрожь. Кожа посерела, на лице обозначились желваки, а еще через минуту он грузно осел на пол кабинета.
Шах вышел из-за стола, ткнул носком ботинка лежащего, затем обернулся к Эпштейну:
— Можешь присоединиться. Тут еще осталось достаточно…
…Когда с трапезой было покончено и покойника увезли с диагнозом «острая сердечная недостаточность», оба вампира переглянулись. Для них не составляло труда поддерживать человеческие личины, ведь один из них был высшим, а второй скоро должен был стать таковым…
— Его уже давно нужно было заменить, — произнес Шах. Говорил он не по-русски, да и вообще — ни на одном из человеческих языков. — Эти бараны не годятся ни на что, кроме пищи. Службу безопасности возглавишь ты, Эпхгезеодебразан. И первое, что ты сделаешь, — найдешь тех, кто погубил наших сирен. [1] Найдешь и приведешь их ко мне. Вместе с семьями…
