— Лера, Лерочка, — шепчу хрипло. — Давай…
Предлагаю, отупело подбирая слова, вихрем вылетевшие из опустевшей башки.
Такое только с Лерой бывает!
Ни от кого так раньше не штырило, как от собственной жены. Желание накрывает с головой, отпуская на покой истерзанную душу. Дикая боль уступает место страсти, хоть ненадолго ослабляя мои страдания. Касаюсь губами шеи, щекочу языком за ушком. Задыхаюсь от желания, когда жена поворачивается ко мне. Прижимается всем телом, а затем усевшись на мне верхом, ставит перед фактом.
— Сегодня я сверху!
Пятки крепко упираются в мои бедра, а жена раскачивается, набирая темп. Тяжелая грудь раскачивается в такт движению. А копна волос то и дело падает на довольное Лерино личико. Выгибаясь, она смахивает их в сторону. Лишь на секунду замедляет сумасшедшую скачку и снова ускоряется.
Меня, если честно, пробирает до самого ливера. Внутренняя дрожь нарастает, высвобождая из оков горя наслаждение и счастье.
Закрыв глаза, полностью отдаю себя в руки маленькой наезднице. Только она знает, как лишить меня остатков рассудка. Но стоит девчонке дойти до пика, резко переворачиваю ее на спину. Нависнув тенью, задаю ритм. Немного грубоватый и требовательный. Замечаю как распахиваются глаза любимой.
— Скажи, — требую, предчувствуя разрядку.
— Тима-а! — выдыхает жена порывисто.
С последним толчком падаю рядом. Увлекаю жену за собой, укладывая ее на себя. И это особый кайф.
— Ты обалденная, Лера! — признаюсь, зарываясь пальцами в светлые волосы. И проваливаюсь в тревожную дрему.
И через пару секунд тощим пацаном уже бегу по нашей улице с Витей и Даном. Неожиданно оказываюсь в доме. Том, старом, что отец с матерью перестроили, когда я учился в старших классах. Влетев в маленькую жарко натопленную кухню зову маму. Но она куда-то вышла. Влетаю в комнаты. Тоже нет!
Кричу. Зову ее.
И просыпаюсь от собственного стона.
— Тима-а, Тимочка, — встревоженно смотрит жена. — Тихо, миленький мой.
— Погоди, — укладываю Леру к себе на грудь. Жена тянется ко мне. Покрывает лицо поцелуями.
— Тимочка мой, — шепчет нежно и решительно одновременно.
— Все нормально, — отзываюсь эхом. Слегка прикусываю розовое ушко. И снова захлебываюсь от пьянящей близости.
Жена. Дочки. Больше и нет никого.
Морщусь от накатившей боли.
— Может, водички дать? — участливо спрашивает Лера. Косится на тумбочку, куда обычно ставит литровую бутылку воды. Но сегодня там пусто.
Надо бы кулер на этаже поставить, как просит жена. Но я все время забываю. То Анквист, то выборы…
Даже к матери в последний месяц выбирался не часто. А может, она в себя приходила. Ждала. От этой мысли кровь стынет в жилах.
«Был бы проблеск сознания, тебе бы позвонили», — утешает меня внутренний голос.
— Тим? — тревожится жена.
— Я сам, Лерочка, — вздыхаю, садясь на кровати. Устало тру лицо. Замираю на мгновение, пытаясь унять бьющие в висках молотки.
— Мне не трудно, — поспешно заявляет жена. Смотрит так по детски наивно и преданно.
Мотаю башкой, тяжело поднимаясь. Да и что объяснять?
В гостиной, примыкающей к кухне, окопался Богдан. А тут Лера моя вся разгоряченная и в одной ночнушке.
И до греха недалеко!
Я, конечно, доверяю жене и лучшему другу, но и рисковать не собираясь.
Лишнее это.
Натянув тонкие пижамные штаны на голое тело, плетусь вниз.
Зомби, блин!
В полутемной кухне свет падает от дворового фонаря. Делает предметы мягче, а что-то убирает с глаз долой.
Взяв с полки чашку, намытую Ольгой Владимировной как дурак пялюсь на поблескивающий в полутьме золотой круг посреди синего кобальтового фарфора. Инстинктивно отставляю в сторону. Не хочу пить из посуды, которую касались недобрые руки.
Приоткрыв кран, жадно хватаю губами воду. Утираюсь ладонью как когда-то в детстве и будто наяву слышу мамино доброе и насмешливое.
Босяк!
Улыбаюсь сквозь слезы.
Твою ж налево, когда я плакал в последний раз? В пятом классе? Поспешно смаргиваю дурацкую влагу.
Мужчины не плачут. Но честно говоря, на душе паршиво. Мамы нет. А ее чашки сегодня мыла чужая женщина. Кичливая и жеманная.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Такую бы отец с матерью даже на порог не пустили. Уж они-то разбирались в людях. А вот Лера им бы точно понравилась. Жаль, что так и не увидели внучек.
Сжав от бессилья зубы, тупо таращусь на слабо освещенный двор. Улыбаюсь печально, наблюдая как мой пес таскает по дорожке какую-то тряпку. Прыгает рядом дурашливо. Тоже еще ребенок!
Кучу народа вчера пропустил спокойно. Даже тещу!
Наверное, ее нужно держать подальше от нашего дома. Но в душу уже закрадывается сомнение. Внутренне согласен с Лерой. Мне самому неприятна эта женщина. И приди она к нам вчера, точно бы послал подальше. А вот сегодня рука не поднялась.
Она ведь тоже мать! Глупо отказываться. И у девчонок должна быть бабушка. Может стоит дать шанс. Потеряв одну, нет смысла разбрасываться другой.
Да и увидев наших девчонок, кто устоит?
Бесшумно поднимаюсь по лестнице. Вместо спальни прохожу в детскую. Комнату мягко освещает ночник, а под прозрачными пологами, увенчанными коронами, в своих кроватках спят мои принцессы.
Как бы я вывез, если бы не Лера и дочки?
Сзади открывается дверь. Босые ноги шлепают по паркету. Тонкие руки обвивают мою шею, а два упругих полушария вжимаются в спину чуть пониже лопаток.
— Вот ты где! А я жду…
— Какие же они классные, — киваю на дочек. И не могу наглядеться.
Даже поверить сложно. Мы с Лерой создали двух идеальных принцесс. Если кто скажет, что это обычные девочки, сразу получит от меня в лоб!
— Зайчатки! — любовно тянет жена.
Наклонившись, на автомате касается губами лба Анечки, а затем Аленки.
— Они горят, Тима, — охает не веря. И добавляет требовательно. — Срочно вызывай Надю и врача!
Глава 6
6
Тимофей
Вертолет поднимается в воздух и постепенно становится маленькой точкой. Не отрываясь, смотрю, пока не исчезнет из виду.
— Поедем, — еле слышно просит за спиной Богдан. Переминается с ноги на ногу. — Завтра сложный день.
— Ага, — киваю, не двигаясь с места. Ни сил, ни желания возвращаться в пустой дом, откуда внезапно вытекла жизнь.
«Только бы все обошлось!» — молю безмолвно. И снова прокручиваю в башке события этой беспокойной ночи. Даже я запаниковал, когда на термометре высветилось тридцать девять.
С какого хрена?
Думал, жену накроет истерика. А нет! Лера как-то быстро собралась с силами. Даже подгузники сняла с дочек. Какое-то лекарство выдавила в ротик каждой малышке.
А я тем временем дрожащим голосом просил Торганова помочь. Спросонья Витя долго не думал. Вызвал санавиацию и отправил мою семью в город, где врачи и оборудование лучше.
Я не спорю. Торганову виднее. Они так всех на уши поднял.
Не выпуская из рук мобилу, с неохотой сажусь в Столетовскую тачку. Устало смотрю на темный экран айфона.
«Позвони мне, Лерочка», — прошу умолкнувшую на время трубку.
— Сейчас пока их примут. Пока девчонок твоих полечат. Лера же с места не сдвинется, пока опасность не минует. Повезло тебе с ней. И Щербинина рядом. Вовремя ты ее трудоустроил…
— Ага, — киваю на автомате. Все будет хорошо. Знаю. Чувствую. Но пальцы предательски дрожат, а небо тяжелым пологом опускается над уснувшим городом.
На душе кошки скребут от безысходности.
— Завтра с утра к ним поеду, — цежу негромко.
— Вместе и рванем, — соглашается мой верный друг и оруженосец.
«Лерочка, напиши, что надо. Завтра все привезу», — отбиваю сообщение жене. И снова напряженно пялюсь в темный экран телефона.
— Поспи, — просит Богдан, когда мы вваливаемся в дом. На кухне горит свет. Разбросаны какие-то вещи. Только собака дрыхнет, вытянув лапы. И мне самому хочется завыть от безысходности.
— Хочешь, бахнем успокоительного, — предлагает Богдан. Дурашливо трет коротко стриженный затылок. Глядит печально.
