Однако было также несколько случаев, имевших другой исход, точнее говоря — прямо противоположный. Обнаружив бумагу и писчие принадлежности, подопытный сначала с заметным воодушевлением садился к столу, но при попытке писать его внезапно охватывало резкое напряжение, затрагивающее в первую очередь разные группы мышц руки, участвующей в акте письма. Рука начинала дергаться и дрожать, при этом подопытный жаловался на боли и слабость в области кисти, существенно затрудняющие удержание ручки и ведение ею по бумаге, в особенности в конце строки. Чтобы добиться некоторого облегчения, пишущий прибегал к различным ухищрениям: например, подтягивал свободной рукой лист бумаги, как бы проталкивая вперед застопорившуюся строку, стабилизировал выскальзывающую из пальцев ручку, зажимая ее в кулаке, или высоко поднимал локоть над столешницей, пытаясь избежать неконтролируемых спазмов. Тем не менее существенного улучшения не происходило. Если ему и удавалось воспроизвести что-то на бумаге, то почерк оказывался настолько искажен, что даже сам испытуемый зачастую не мог расшифровать написанное, приходя от этого в отчаяние (ибо он по какой-то непостижимой причине был убежден в исключительной важности излагаемого). Тяжело переносился этим видом подопытных и тот факт, что процесс письма постоянно замедлялся, в то время как поток мыслей, требующий своего исхода на бумагу, судя по всему, все ускорялся. Если вовремя не вмешаться, такая ситуация вполне была способна привести к нервному срыву или психологическому истощению. Интересно, что на фоне откровенной деградации функции письма все остальные действия, производимые кистью руки, оставались в таких случаях сохранными. Испытуемый мог без проблем продолжать пользоваться столовым прибором, расчесываться, бриться, застегивать и расстегивать пуговицы, но при попытке что-либо написать он снова и снова сталкивался с непреодолимыми физиологическими затруднениями.

Чтобы вернуть пострадавшим участникам эксперимента способность к письму, был разработан ряд упражнений. Например, они получали задание написать текст под диктовку или переписать отрывок из книги или газетной статьи. Это фокусировало их внимание на происходящем вокруг, подпитывало интерес к внешнему миру и со временем избавляло от чрезмерной сосредоточенности на внутренних процессах, ведущей к мышечной блокаде. Полезным оказывалось также письмо под метроном с постепенным убыстрением ритма. Особенно благоприятный прогноз все эти меры обещали в комбинации с приемом транквилизаторов и релаксантов. Однако, несмотря на это, тестируемым, попавшим в эту категорию, так и не удавалось впоследствии произвести на свет самостоятельный текст сколько-нибудь осмысленного содержания. Способность к письму они возвращали себе через копирование и, однажды обретя привычную твердость в пишущей руке, больше не проявляли никакой склонности к самовыражению в письменной форме.

Древнейшая профессия

Берлинская квартира 66 870 753 361 920 находилась в самом модном, но при этом, наверное, самом скучном районе города, куда по инерции все еще продолжали селить представителей творческой элиты, приехавших по приглашениям различных фондов. Какое-то время назад здесь, должно быть, бурлила жизнь, но теперь цены на недвижимость подскочили так сильно, что местной публике стало уже не до веселья. Зато появилась тяга к роскоши в качестве компенсации за потерянную свободу.

И самое главное: все вдруг заговорили на английском. Немецкая речь на улице или в кафе стала редкостью. Однажды 70 607 384 120 250 увидела группу людей, оживленно переговаривающихся между собой по-немецки. Оказалось, это туристы, догоняющие своего экскурсовода. В остальном гарантированно немецкоязычным был только обслуживающий персонал: продавщицы в булочных, официантки в кафе, строительные рабочие в синих комбинезонах и, разумеется, проститутки. Как только начинало темнеть, девушки в корсетах, зашнурованных — в зависимости от погоды — поверх дутых курточек или летних сарафанов, выстраивались вдоль улицы.

Считается, что писатели издревле с особенным сочувствием относятся к служительницам культа платной любви. Вероятно, здесь играет роль определенная солидарность: и те, и те не производят ничего осязаемого. Тело проститутки так же, как и текст писателя (овеществленный в книжке), принадлежит покупателю только иллюзорно, через те эмоции, которые оно в нем пробуждает. Чем сильнее эмоции, тем надежнее выручка. Однако по большому счету каждый остается при своем: проститутке никуда не деться от своего тела, как и писателю не убежать от текста. А другим перепадают только крошки от блюда, которое с ними разделили через силу, с трудом преодолевая стыд и отвращение.

66 870 753 361 920 говорил:

— Либо оно дается тебе легко, либо это никому не нужно. Роман должен прийти сам, как хорошая официантка.

Официантка, однако, не приходила. Завернувшись по шею в обязательные в это время года во всех уличных кафе шерстяные одеяла, они сидели за столиком, почти перегородившим весь тротуар, и пытались проникнуться «гением места» — игра, которой он научил ее пару дней назад. 70 607 384 120 250 теперь знала, что «гений места» есть везде, даже в зубоврачебных кабинетах, где только что сделали ремонт и провели дезинфекцию. Только нащупывать его надо осторожно.

За соседним столиком сидела женщина средних лет, но одетая броско, даже с какой-то сумасшедшинкой. Седые пряди в коротко стриженных волосах соседствовали с голубыми. Почти не отрываясь, она писала что-то в толстую коленкоровую тетрадь, заполняя ее быстрыми, безукоризненно ровными строчками, не знающими помарок и исправлений. Иногда ее взгляд чуть соскальзывал в сторону, и тогда она смотрела сквозь них, улыбаясь кому-то невидимому — то ли рассеянно, то ли саркастически.

— Как ты думаешь, она пишет про нас? — предположила 70 607 384 120 250.

— Вполне возможно, — согласился 66 870 753 361 920. — Мы ведь благодарные объекты, говорим на непонятном ей языке: есть где разгуляться творческой фантазии. Вот, кстати, почему художники так любят обнаженные модели: у голой женщины нет прошлого, настоящего или будущего. Она вырвана из своей жизни и отдана тебе — бери, пиши, заполняй ее, чем хочешь. Удивительно, но когда разденешь женщину, первое, что хочется сделать, — это одеть ее снова, дать ей новую историю, новую личность. Это как роды: вот она лежит перед тобой, вся такая голенькая и беззащитная. Ты добился, чего хотел! И вот теперь ты начинаешь задумываться о воспитании, о том, что могло бы выйти из нее потом — роман, рассказ или повесть? Иногда, правда, хватает только на одно лирическое отступление.

Самым интересным местом дома у 66 870 753 361 920 оказалась спальня, почти целиком отданная под книги. Они лежали на деревянной панели над изголовьем кровати, на подушке, в складках одеяла, на стульях и даже на полу, занимая законное место комнатных тапочек. Было невозможно лечь в эту постель или хотя бы присесть на край, избежав тесного контакта с классиками.

Прямо с порога 66 870 753 361 920 подошел к окну и раздвинул штору, как будто снял завесу с картины, заранее зная, какой она произведет эффект. Закат проступал на небе цветными пятнами, как диковинная болезнь. Розовый смелел, наливался краской и затевал смертельную схватку с голубым, но постепенно оба сдавались, ослабляли свой натиск и неожиданно сливались, но уже не в ярости, а в экстазе. Отсвечивающий золотом купол новой синагоги и вспыхивающий маяком шпиль телебашни казались на этом фоне останками давно отживших цивилизаций, поднятыми археологами в надоблачный музей, который соотносится с нашим миром, как наш с подземным. С трудом верилось, что все это можно видеть и чувствовать наяву.

— Есть два типа вдохновения, — объяснял 66 870 753 361 920. — Один — женский и один — мужской. Женское вдохновение я называю «вдохновением Данаи». Жизненный опыт или особенности биографии здесь не играют никакой роли. Напротив: чем ты моложе, счастливее и беззаботнее, тем даже лучше. Когда на тебя вдруг начинает изливаться золотой дождь, ты даже не знаешь толком, чем ты это заслужил. Ничем! Дело именно в твоем естественном открытом взгляде на мир, что само по себе магически притягивает богов. И вот когда золотые капли вдруг брызнут сверху, как из душа, тут уже вопрос в том, что ты будешь с этим делать. Лучше всего не искать объяснений, а просто довериться этому ощущению и принять его как самый драгоценный подарок. Тогда есть шанс сразу получить такую власть над словом, к которой иные идут годами, а то и десятилетиями. Однако так же быстро, как он появился, этот дар может и пропасть — вместе с юностью и, если хочешь, определенной наглостью (тоже, кстати, исключительно привлекательное качество для богов!). И тогда — все кончено. Золотой дождь нельзя собрать про запас, подставив под него корыто. Но есть и другой путь к вдохновению, мужской, его я зову «вдохновение святого Павла». Апостол Павел, как известно, долгое время, называясь Савлом, не подозревал о своем предназначении. Будучи наставлен в Иерусалиме в толковании Торы, а также в философии и риторике, он устроился работать по специальности. В основном приходилось сидеть в кабинете, разбирая многотомные дела самозваных пророков, которые проповедовали, не имея на то лицензии от Духа Святого и прикрываясь именем какого-то Иисуса Христа. Иногда, правда, выезжал и на места, проверяя, с достаточным ли усердием исполняются приговоры и собственноручно убеждаясь в качестве камней, выписываемых со склада для побивания. Со стороны карьера развивалась успешно, но в глубине души Савл считал себя конченым человеком. Жизнь не открывала новых смыслов, а тут еще один недуг весьма деликатного свойства заставлял либо отчаяться, либо примириться с вечным одиночеством. Получая от начальства направление в Дамаск, он еще не видел для себя выхода, но когда уже летел во весь опор по пустыне, правя колесницей, то понял, что тому, кто подписал столько распоряжений о чужих казнях, нетрудно устроить и свою. Он решил, что не будет останавливать колесницу у городской стены, а так и въедет в нее на полном ходу, нарочно раззадорив лошадей. И как только утвердился в своем решении, перед колесницей возник некий муж, одним движением руки остановивший и лошадей, и мысли его, которые устремлены уже были в царство мрака. О чем был их разговор, того не любил выдавать Савл во всех подробностях. Но оставил он в тот день свою колесницу в пустыне и в Дамаск пришел уже налегке, не заботясь ни о багаже, ни об опрятности одежды. Отныне не принадлежал он больше самому себе, и тщетно искало начальство своего верного слугу среди потерпевших бедствие в пути или сбежавших с казенными деньгами за границы империи. Прежнего Савла, благороднейшего из фарисеев, не существовало, а был только Павел, нижайший среди апостолов. С тех пор терпел он голод, и жажду, и наготу, и побои, и скитался, и трудился своими руками, среди великого испытания скорбями преизобилуя радостью. Усмирял и порабощал тело свое, чтобы в немощи стать сильней, а в рабстве — свободнее. В то же примерно время он и начал проповедовать. Сначала, правда, это выглядело так, будто он что-то бубнит самому себе, как часто бывает с бродягами, потерявшими способность к разумному высказыванию и сорящими словами, словно объедками. Но тот, кто случайно ловил его фразы — на рыночной ли площади, либо в городских трущобах, — вдруг находил в них смысл и утешение. Не из постигнутых в юности уроков риторики черпал Павел свое красноречие. Все отработанные приемы ораторства были забыты, ибо что есть словесная акробатика — медь звенящая. Буквы убивают, а дух животворит. Знание надмевает, а любовь назидает. Не в того вселяется вечность, кому все дано, а в того, у кого все отнято. Как сосуд пустой душа отчаявшаяся, и будет в него вливаться по капле истина, и ничего не протечет мимо. Нет у него больше жизни вне языка, и если будет на то воля свыше отнять тот язык, то вырвать его можно будет только вместе с телом. Все, что бывает в мире волнующего и занимательного, для него позади, а впереди — только уходящая вдаль строка, по которой нужно идти и идти, пока она не оборвется.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 48

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Камертоны Греля. Роман - Екатерина Васильева-Островская бесплатно.

Похожие на Камертоны Греля. Роман - Екатерина Васильева-Островская книги

Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
Вещи (сборник) - Владислав Дорофеев - Современная проза
Дом, в котором… [Издание 2-е, дополненное, иллюстрированное, 2016] - Мариам Петросян - Современная проза
Записки виртуального бабника, или В поисках Совершенства! - Константин Жиляков - Современная проза
Двойной язык - Уильям Голдинг - Современная проза
Старая проза (1969-1991 гг.) - Феликс Ветров - Современная проза
Сожженная заживо - Суад - Современная проза
Записки старого киевлянина - Владимир Заманский - Современная проза
Высотка - Екатерина Завершнева - Современная проза
Голограмма для короля - Дейв Эггерс - Современная проза

Оставить комментарий