В общем, впечатления от занятия остались смешанные – с одной стороны, было весело, с другой – начало здорово доставать, что у меня так плохо получается. Неужели с танцами все-таки придется попрощаться?
Глава 5
Кто тут суперстар
Сегодня на литературе должны были объявить оценки за сочинение, и я здорово переживала: я выбрала тему «Раннее творчество Маяковского» и не оставила от этого самого творчества камня на камне, раскритиковав его в пух и прах. Кому, скажите на милость, могут понравиться эти чудовищные стихи:
Улица провалилась, как нос сифилитика.Река – сладострастье, растекшееся в слюни.Отбросив белье до последнего листика,Сады похабно развалились в июне.
Когда я дома писала сочинение, изредка заглядывая в сборник Маяковского, выписывая цитаты и морщась от неприязни, то считала себя абсолютно правой и гордилась, как самостоятельно я выражаю свое мнение. Сейчас же решимости у меня здорово поубавилось: наша литераторша Наталья Сергеевна хоть и была доброй милой девушкой, которая позволяла нам отвечать с места не вставая, но такое сочинение могло переполнить даже ее чашу терпения.
Переживала я напрасно.
– Пять-пять, – объявила Наталья, объявляя оценки. – Я уважаю ваше мнение, – добавила она, повернувшись в мою сторону, – но все же думаю, что в вас говорит юношеский максимализм.
– Почти как у самого Маяковского, – тихо заметила многомудрая Ленка.
Наталья услышала:
– Да, Лена, вы правы! Поэтому я и поставила Ире пять, хотя с ее мнением не согласна. Позвольте мне это продемонстрировать, прочитав вам одно стихотворение Маяковского – из раннего творчества, заметьте!
Она раскрыла сборник.
Послушайте!Ведь, если звездыЗажигают —значит – это кому-нибудь нужно?Значит – это необходимо,чтобы каждый вечернад крышамизагоралась хоть одна звезда?! —
закончила она и спросила: – Вот видите, Ира?
Она меня нисколько не убедила – это стихотворение не нравилось мне так же, как и остальные, но я согласно кивнула, чтобы не обижать хорошую учительницу.
– А теперь переходим к сочинениям мужской половины класса, – продолжала она. – Мальчики, вы если списываете, то хотя бы не все с одного сайта!
Я не стала слушать жалкие оправдания списывальщиков, все еще не уяснивших, что сочинения, скачанные с Инета, Наталья опознает на раз и даже не ставит двойки – по ее мнению, это слишком легкое наказание, а заставляет переписывать, причем прямо в классе.
– Сегодня хор есть? – тихо спросила я у Ленки.
Она кивнула – болтать на уроках моя подружка не любила.
– Слушай, а ты этого парня когда-нибудь в школе видела? – не отставала я.
– Какого парня? – недовольно переспросила она.
– Юношу Ивана! – чуть громче пояснила я, за что немедленно поплатилась.
– Девочки! – посмотрела на нас Наталья. – Хватит шушукаться! То, что вы написали сочинения на отлично, не дает вам разрешения болтать на уроке!
Я вынуждена была замолчать, но вскоре нашла выход – вырвала листок из тетради по литературе, в которой мы все равно почти ничего не писали, и настрочила:
«Если он из «В»-класса, мы должны были его встречать – в столовке или коридоре».
«Думаешь, он шпион из хора соседней школы?» – ответила мне Ленка.
После знака вопроса она поставила кривоватый смайлик. Я обиделась и больше ничего писать не стала, хотя меня просто распирало от желания всесторонне обсудить загадочную личность.
После распевки мы немножко повторили «В темном лесе», а потом Евгения Петровна объявила:
– Начинаем разучивать новую песню – романс «Жаворонок» на музыку Глинки. Сначала послушайте.
Она исполнила романс про жаворонка, который вьется между небом и землей, чем отнюдь не развеселила публику.
– А что это мы, так и будем подобный… эээ… классический репертуар разучивать? – аккуратно поинтересовался юноша Иван.
– У вас есть другие предложения? – приподняла бровь хоровичка.
– Просто если мы будем где-нибудь выступать, нас помидорами закидают, – пояснил он. – Нет, я не против, давайте все это петь. Но и еще что-нибудь разучим, покруче!
– Спасибо, разрешил, – шутовски поклонилась преподавательница. – А что ты предлагаешь из, как ты выразился, «покруче»? «Раммштайн»?
Видимо, «Раммштайн» был для нее воплощением ужаса и вакханалии, от которой хор надо тщательно оберегать.
– Нет, но идея хорошая, – усмехнулся он. – Можем разучить хор из мюзикла Эндрю Ллойда Уэббера «Иисус Христос – суперзвезда», очень известная вещь и круто звучит. Вот увидите, все будут в восторге!
– Что-то не припоминаю, какой хор, – не сдавала свои позиции преподавательница.
– Сейчас, – кивнул тот, извлек из кармана свой телефон, пощелкал клавишами и наконец выдернул из аппарата наушники: – Слушайте!
И мы прослушали мощную мелодию «Суперстар», и правда известную всем и каждому, даже тем, кто знать не знал, кто такой Эндрю Ллойд Уэббер.
– Ладно, я подумаю, – величественно кивнула хоровичка, не желая быстро сдавать свои позиции. – А сегодня начнем разучивать «Жаворонка».
И мы начали терзать нудного «Жаворонка». Основная партия исполнялась высокими голосами, третьему делать было особенно нечего, и мы заскучали. То есть скучала Ленка, а я потихоньку рассматривала юношу Ивана. Парень, в телефоне которого запросто обнаруживалась рок-опера «Иисус Христос – суперзвезда», сразу взлетел в моих глазах до недосягаемых высот, и мне еще больше захотелось узнать, откуда же он такой взялся в нашей деревне. Но удовлетворить мое любопытство было некому, и пришлось сосредоточиться на «Жаворонке» – Евгения как раз добралась до партии третьего голоса.
После занятия я не торопилась выходить – нарочно копалась в сумке, пока Ленка наконец не окликнула меня:
– Ты идешь?
– Иди, я тебя догоню, – тихо бросила я, краем глаза наблюдая за Иваном.
Парень почему-то не спешил покидать актовый зал, щелкая кнопками телефона.
– А-а, – понимающе протянула Ленка. – Ну пока.
Она величаво удалилась, а я на мгновение почувствовала угрызения совести, но тут же об этом забыла – Иван как раз двинулся к выходу. Делая вид, что по-прежнему роюсь в сумке и ничего не замечаю, я столкнулась с ним в дверях, и тогда он наконец поднял голову и улыбнулся:
– Извини.
– Это ты извини, – еще шире улыбнулась я.
Из школы мы вышли вместе.
Парень молчал, и я заговорила первая:
– А ты вообще давно в нашей школе?
– С первого класса.
– Я тебя раньше не замечала, – опрометчиво выдала я и только потом, спохватившись, едва не зажала себе рот рукой.
– Вот такой я незаметный, – усмехнулся Иван.
– Хотя не заметить тебя трудно, – реабилитировалась я, но он не отреагировал на столь топорный комплимент.
Новой темы для разговора я никак не могла придумать, хотя отчетливо помнила, что собиралась о чем-то спросить.
– Ладно, пока, – вежливо попрощался он на ближайшем перекрестке.
– Пока, – растерянно кивнула я.
И только глядя ему вслед, вспомнила – я же хотела рассказать, что тоже люблю «Иисуса» и обожаю песню, которую он предложил спеть! Что это было очень круто и он молодец, не побоялся выразить свое мнение, я недавно на литературе тоже…
Стоп. Почему это пришло мне в голову, только когда я распрощалась с Иваном? Где были все эти блестящие фразы, коварно покинувшие меня в самый неподходящий момент? Какое-то я чучело, честное слово. Не смогла перекинуться с понравившимся парнем даже парой ничего не значащих слов…
Да, сейчас я могла себе признаться – Иван здорово будоражил мое воображение. И в том, что я не смогла с ним толком пообщаться, я винила исключительно себя и свою неуклюжесть. Конечно, он застеснялся, когда я внезапно на него набросилась. Надо подумать, как действовать более тонко и изящно, чтобы привлечь внимание такого необычного человека.
Вечером я снова отправилась на каток. Сегодня то и дело принимался идти снег – первый в этом году, – но на дорожках он сразу таял, превращаясь в грязную жижу, а на лед красиво ложился, создавая иллюзию настоящей зимы.
Когда же наконец закончится противный ноябрь? Ужасно хотелось снежной зимы и Нового года! Хотелось этого, конечно, не мне одной, но я категорически не понимала тех, кто, едва убрав на дальнюю полку елочные игрушки, начинает мечтать о весне. Видимо, как раз для таких граждан и открыли у нас во дворе каток, чтобы все могли насладиться зимой по полной программе.
Размышляя об этом, я уже довольно умело зашнуровала коньки и потопала к выходу из раздевалки, пропуская всех входящих и выходящих, чтобы меня никто, не дай бог, не толкнул – я чувствовала себя не более уверенно, чем если бы стояла на ходулях.
