Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Александре Васильевне нужно было решительным образом снять генеральский чин со Шмаенка или, на худой конец, выразить полное недоверие к тому, что он в таком чине находится. И тогда, считай, оставался один Федя полковник. А с одним, что ни говори, если он даже полковник, справиться легче.
Петр же Иванович настаивал на родстве совсем из других соображений. Во-первых, он не хотел и не мог согласиться со следующим: зачем отказываться от родства со Шмаенковым, если он действительно родня? Во-вторых, и это было самое главное, Петр Иванович с юных лет и вот уже до пенсионного возраста сохранил любовь к военным.
Поднявшись из-за стола, Петр Иванович подошел к порогу, включил свет и сказал:
— Что, Саня, будем делать с нашим лентяем?
— Я его лентяем не считаю, — смелее заговорила Александра Васильевна, так как Петр Иванович теперь уже был не опасен: голос его был веселее, угрозы в нем никакой не было.
— Краснеть мне потом придется, — сказал Петр Иванович, садясь на прежнее место.
— Чего тебе краснеть? Пойдут ребятишки в школу, и он пойдет. Что ему дома делать?
Петр Иванович оглянулся на Володину комнату, в которой Володи не было, — он спал в амбаре, — и, словно боясь, что Володя все равно может услышать, переходя на шепот, сказал:
— Ты же видишь его характер? К нему другой ключ нужен! Он же какой-то бесстрашный!
— Я в этом ничего не понимаю. Делай, как знаешь, чтоб потом не говорил.
— Тогда лишнего не защищай.
— А может, и правда, у него от учебы голова болит? Посмотри, какое у него лицо бледное. Петр Иванович похвалился:
— Я в его годы был на полголовы выше и в плечах шире. Мне моих лет никто не давал. А силища была разве такая? — Петр Иванович искоса глянул на свои худые, опущенные, как у ястреба, плечи. — Я мог поднять на вилы копну! Несу, самого не видно, будто живая копна идет! Помнишь, Саня? За троих работал и отдыха не просил!
Кто-то не очень громко постучал в кухонное окно. Петр Иванович подумал, что ослышался, и посмотрел на Александру Васильевну. То же самое сделала и Александра Васильевна. В ожидании, что стук повторится, они посидели молча, затем Петр Иванович, недовольный, что его прервали на самом интересном месте, вышел в коридор и громко через дверь спросил:
— Кто там?
Никто не ответил.
Петр Иванович постоял, подождал, не зная, открывать двери или не открывать. Стук ему не понравился. Если бы что-то нужно было Володе, он бы постучал громче и, не дожидаясь, когда спросит Петр Иванович, первый бы сказал: «Открывайте». Значит, это был не Володя. И потом, уж так было заведено у Мезенцевых, младшие поздно не стучались, а шли спать в амбар.
— Володя, ты? — громко еще раз спросил Петр Иванович, отодвинул деревянный засов и вышел на террасу. Около ворот на загон кто-то перелез через за-плотник и, срезая угол, побежал к черемухову кусту. Слышно было, как под ногами путалась и шелестела картофельная ботва. Человек остановился или ступил на широкую скошенную межу, идущую вдоль тына от черемухового куста до самого низа, и все стихло.
Петр Иванович нашарил в сенях на полке ключ, замкнул двери. Потом сообразил: если Александре Васильевне вздумается выйти на террасу и дверь окажется запертой, она испугается. Он отомкнул замок, повесил его на место.
Прошел к амбару, дважды с силой толкнул дверь. Как и ожидал, дверь изнутри была запертой. Не очень громко, но и не очень тихо постучал ключом по скобе.
— Кто? — услышал он Володин голос.
— Я.
Глухо прозвенел широкий без ручки рашпиль, на который была закрыта дверь.
— Ты в окно стучал?
— Нет.
— Иди в комнату, — сказал Петр Иванович. — Кто-то около дома ходит.
— Пусть ходит, — белея в темноте голыми плечами, ответил Володя.
— Идем, я сказал.
— Жарко в избе. Я в прошлом году спал в амбаре, пока снег не выпал.
— Потом будешь спать в амбаре, а сейчас делай так, как я сказал. Ботинки нашел?
— Нашел, — ответил Володя, все еще надеявшийся, что отец уйдет без него. Петр Иванович терпеливо ждал.
В трусах и майке Володя, подрагивая от холода, бежал впереди отца, смешно выбрасывая ноги, как будто ступал по раскаленным углям.
5
Утром, когда до восхода солнца оставалось не меньше часа, Мезенцевы-старшие уже не спали. Александра Васильевна, пошатываясь после крепкого предутреннего сна, растапливала печь. Петр Иванович пошел в амбар, чтобы бросить курицам две-три горсти крупной желтовато-белой пшеницы.
Куры наперегонки подбегали к амбару. Пока Петр Иванович нагибался через стенку сусека, чтобы поддеть зерна ладонью, самые нахальные из них проскакивали в амбар и прятались в укромных уголках, всякий раз надеясь, что Петр Иванович сыпанет зерна на улицу и уйдет. Но Петр Иванович никогда не забывал проверить укромные уголки. Что тогда делалось в амбаре! Куда только не залетали и не садились курицы, где только не гадили от страха! Нахалку, залетевшую в сусек, Петр Иванович выгонял легкой осиновой лопатой с длинным чернем. Поединок заканчивался всегда одинаково: спасаясь бегством, с гвалтом курицы выскакивали на порог и, не касаясь подамбарка, разлетались в разные стороны. Затем, спохватившись, подбегали к стае, которая заканчивала вкусный завтрак, внимательно выискивая отлетевшие в траву зерна. Петр Иванович бросал зерна еще.
Оставив на досках в амбаре немецкий замок с сильной звонкой пружиной, он закрыл двери на тонкий четырехугольный болт, который всегда издавал характерный звук, ударяясь о верхнюю скобу шляпкой.
Спустившись по широким толстым ступеням с подамбарка, Петр Иванович увидел на загоне красно-пеструю, с большими рогами корову, стоявшую около закрытых ворот в ожидании пойла, годовалого бычка, пытавшегося на своих коротких рожках поднять ворота и выйти с загона, и двух полугодовалых поросят, сумевших протиснуться между столбом и воротами и теперь своими длинными носами портивших ограду. Петр Иванович прогнал их с лужайки и пошел к колодцу.
Большая собака, мастью, ростом и даже хвостом похожая на волка, хотела перескочить забор в самом низком месте, увидела Петра Ивановича, соскочила опять в соседний огород и как ни в чем не бывало вдоль забора, а затем вдоль тына побежала вниз, к болоту. Близко к мосту без перерыва крякала дикая утка, будто нарочно указывала место, где она прячется; ей ответила другая утка.
Небо за Школьным лесом порозовело, верхушки сосен тоже были розовыми, как будто, раскалившись, собирались вспыхнуть.
Каждое утро, идя за водой, за луком, и огурцами, Петр Иванович, остановившись у колодца, любил разглядывать, что делается в природе. Все, что видел он сегодня, не было таким радостным. Он не стал спускаться к колодцу, вернулся с полдороги, обследовал заплотник в том месте, где кто-то перелез ночью. Следы вели к черемуховому кусту и терялись на меже. Несколько картофельных стеблей, где был след, помяты, сломлены.
Петр Иванович достал из кармана перочинный ножик, срезал черемуховую ветку и стал замерять ею следы.
Александра Васильевна, бросив доить корову, наблюдала за Петром Ивановичем.
Подойдя к заплотнику, около которого с подойником стояла Александра Васильевна, он показал два толстых прутика с белыми зарубками.
— Ну, что здесь? — недоверчиво спросила она.
— Размер сапог.
— А это что? — Александра Васильевна показала на коротенькие отметины.
— Длина и ширина каблука.
— По этим палочкам найдешь?
— Найду.
Петр Иванович составил пойло из теплой воды с отрубями, ловко подхватил ушатик, вынес на улицу, поставил на земле недалеко от крыльца.
Красно-пестрая Марта, как только ей развязали передние ноги, с легким мычанием мгновенно оказалась рядом с ушатиком, который Петр Иванович надежно защищал от свиней.
Александра Васильевна, удерживая в левой руке подойник с утренним молоком, правой отбивалась от красного бычка, сумевшего за лето два раза сотворить беду: один раз он перевернул подойник, когда она заканчивала доить корову, другой раз, неизвестно откуда появившись, поддел ведро, когда Александра Васильевна шла с загона. Она отругала бычка, но это на него не подействовало, и он норовил опрокинуть подойник в третий раз. Она подняла с земли хворостинку, замахнулась на бычка, сказала, что за такое поведение он не получит ни свекольных, ни капустных листьев, а вместо пойла будет пить воду из болота. Как будто поняв угрозу, бычок бросил Александру Васильевну, остановился посреди загона и замычал ей вслед громко и обиженно.
Поросята несколько раз стремились завладеть ушатиком, но с позором отбегали и завистливо косились на ушатик.
Петр Иванович стерег до тех пор, пока Марта не начала слизывать со дна картофельные шкурки. Вылизав досуха дно, она мотнула головой, оглянулась на поросят, стоявших у забора и следивших за нею, подошла к углу дома, где ей всегда нравилось стоять, и стала ждать, когда ее выгонят на улицу. Пока она стояла, поросята, выжидательно хрюкая, пробежали мимо нее раз пять.
- Полынь-трава - Александр Васильевич Кикнадзе - Прочие приключения / Советская классическая проза
- Апрель - Иван Шутов - Советская классическая проза
- Витенька - Василий Росляков - Советская классическая проза
- Здравствуй и прощай - Лев Линьков - Советская классическая проза